— Можно подумать, ты эти два месяца сидел монахом и лечился! Небось всех сговорчивых и колоритных отымел!
Она издевается. Теперь что, всю жизнь мне эту фразу вспоминать будет? Пока я пытался ее успокоить, в голову пришла еще одна мысль.
Всю жизнь? Не слишком ли много времени я отвел для одной пигалицы? Я смотрел на нее, такую беззащитную, нахохлившуюся, как растрепанный белобрысый воробушек.
Снова строит из себя сильную женщину. Захотелось смять ее в объятьях, окунуться в эти бесконечные глаза. Совсем я поплыл от лечения и здорового образа жизни.
Реагировать на ее слова не стал. Молча вел машину до своего дома. На улице пошел дождь. Маша притихла на сиденье. Для меня было бы лучше, чтобы она отключилась. Тогда я бы спокойно отнес ее в квартиру, раздел и вдоволь налюбовался запретным плодом.
Запретным потому, что такая возможность укротить ее взбалмошный характер выпадает нечасто. Завтра она проснется с головной болью, сушняком и чувством стыда и вины. И я этим нагло воспользуюсь.
Разведка донесла, что на неделе в клинику заходят Вознесенские для начала протокола. А у Макса возникла совершенно безумная идея по этому поводу. Я ее не одобрял, но раз друг так решил…
Упускать такой шанс я просто не имел права. Сначала самолеты, а всякие пигалицы потом. Хотя так сложно удержаться при виде этих соблазнительных ножек, практически полностью оголенных!
Пора подобрать слюни с пола. Эта рыбка сегодня не для меня. Ее удел — холодный душ, мягкая постель и куриный бульон утром. И минералочка. Для пива маловата еще, не доросла.
А еще я не собирался ей признаваться, что прошел лечение, что следую всем ее советам. Я никому не говорил о бесплодии. Только Макс на днях вытащил это из меня.
Но я не унывал. Слишком много изучил про ЭКО за последние полгода. Ничего в этом страшного нет! Зато можно не предохраняться при сексе. Хотя пока девушки, с которой я бы такое провернул, не нашлось.
Я остановился на знакомой парковке. Моя квартирка была небольшая, но со свежим ремонтом и в хорошем районе. До работы было недалеко, и я ее искренне любил.
Пытался сам поддерживать порядок, иногда готовил. Баб сюда не водил. Хорошо, когда у лучшего друга своя сеть отелей, а ты там начальник службы безопасности… В общем, проблем с местом для перепихонов никогда не возникало.
Я заглушил мотор и посмотрел на свою спутницу. Та выглядела жалко и обиженно. Вжалась в сиденье и смотрела оттуда злым загнанным зверьком. Маша, Маша, зазноба наша…
— Пойдем, пигалица. Придется немного помокнуть. Зонта-то у меня нет.
Я выбрался наружу и галантно открыл ей дверь. Надеюсь, она немного протрезвела. А то тащить пьяное тело как-то не горю желанием.
Я подал ей руку и буквально вытащил из салона. Она уже успела разуться. Даже не заметил когда. Теплое девичье тело вжалось в меня, навалившись всем своим бараньим весом. Я даже не понял, как потерял равновесие и привалился к машине.
Вдруг я с удивлением обнаружил, что моя нетрезвая гостья босиком припустила по лужам в обратную от подъезда сторону. Что за черт?
Я бросился за ней. Не знаю, на что она рассчитывала со своим состоянием, ростом, да и физической подготовкой (вернее, ее отсутствием), но догнал я ее в два счета.
Схватил за руку и снова прижал к себе уже насквозь мокрое тело. Развернул к себе лицом. Она была похожа на панду: под глазами — черные разводы.
— Пусти меня! Ненавижу! Пусти! Вали к своим шлюхам!
Ее тело сотрясала крупная дрожь. Я всмотрелся в лицо и с удивлением понял, что моя пигалица плачет. Даже нет: судорожно рыдает.
— Машунь, ты чего? Да нет у меня никаких шлюх. Я вообще два месяца лечусь по твоей схеме. Что ты разревелась-то?
Она всхлипнула и с недоверием уставилась на меня. Алкоголь развязал ее язык и обнажил чувства. Ох, не быть тебе, Машка, разведчиком…
Девушка смотрела и смотрела, а взгляд ее становился все жестче и обиженнее. Я буквально видел, как в ее голове крутятся шестеренки. Опять сейчас напридумывает себе всякого. И действительно:
— Не верю! Все вы кобели, и нужно вам всем только одно! Не верю, не верю, уйди! Пошел вон!
Я не стал ее огорчать тем, что на стоянке выйти вон довольно сложно. Помимо моей воли внутри поднималось раздражение. Она шляется по клубам, напивается, влипает в неприятности, я ее спасаю — и вот она, благодарность!
— Знаешь что, девочка, я тебе не мальчик для битья. Ты второй раз пытаешься не пойми с чего меня послать. Твои истерики в этот раз ничего не решат.
Ее глаза расширились. Она заколотила маленькими ручками по моей груди.
— Ты идиот! Ты тогда напугал меня до смерти! Я думала, это они! Я думала, что снова они вернулись! Что снова увижу Кирилла висящим в окне! Ты ничего обо мне не знаешь, ничего!
И она просто захлебнулась в слезах. Казалось, ее прорвало. Всхлипывая, она уже шептала:
— Я боюсь их, боюсь, что снова придут, что снова он возьмет единственного близкого мне человечка за ноги и высунет в чертово окно. Что он его убьет или покалечит. Тебе не понять, никто не поймет.
Она отшатнулась и уставилась на меня стеклянными глазами. Я понимал, что она снова там, снова в том дне, когда ее брата чуть не убил какой-то урод.
Я сделал шаг к ней. Мне до боли захотелось стереть то ее воспоминание, заменить его новым! Я обнял ее, прижал к себе. Моя рубашка уже вся была испачкана ее косметикой. Капли дождя смывали все.
Я так хотел, чтобы они смыли ее страх, ее боль. Она снова всхлипнула:
— Олег, они тогда избили меня. Я так боялась, боялась, что они пойдут дальше, что…
Я не дал ей договорить, сгреб в охапку и поцеловал. Смял ее губы, заглушая ту боль, тот страх, что разрушал ее. Заглушая собственную ярость на этих уродов. Найду, найду каждого, кто посмел хоть пальцем ее тронуть. Найду и посажу на цепь, как собак.
Она вцепилась в меня до боли, кусая мои губы, впуская мой язык в рот. Казалось бы, дождь должен нас остудить, прекратить это безумие, но он обволакивал. Смывал все преграды и оставлял только нас.
Мы словно сошли с ума. Она пьяна. Да она же не понимает, что творит! Но меня это уже мало волновало. Я целовал ее жадно, напирая все больше и глубже, а она отвечала не менее неистово. С ее губ сорвался стон, когда мои руки сжали ее тело.
Она была такой маленькой, и я подхватил ее на руки, не отрывая от нее губ. Мы словно склеились и не могли прожить ни секунды друг без друга. Я понес ее к дому. Мы зашли в подъезд и буквально ввалились в лифт.
Мокрые до нитки, горячие, сгорающие от желания. Еще ни разу я не испытывал подобного ни с одной женщиной.
Еще ни разу ни одна не взрывала мне мозг, не опаляла чувства. Не вызывала такого сумасшедшего желания обладать ею.
Я не помню, как мы добрались до квартиры. Я открыл ее ключом. Мне было плевать, что будет завтра. Плевать на работу и мои планы.
Глядя в эти аквамариновые глаза, я понимал, что пути назад нет.
Глава 18. Маша
Где-то на задворках разума плескалась мысль, что нужно остановиться. Что нужно прекратить это сумасшествие. Но плескалась она в алкоголе, поэтому там же и затонула.
Да и почему я должна останавливаться? Как никогда, я сейчас понимала, что хочу этого мужчину. Хочу принять то, что сейчас он мне дает. И если я расплачусь за это слезами и разочарованием, то пусть.
Но хотя бы сегодня, хотя бы сейчас я почувствую себя живой и свободной. Свободной принимать решения, которые хочу! А я хочу!
Я отлепилась от него на секунду и посмотрела в глаза. В них горел огонь, радужка почти слилась со зрачком, отчего они казались черными.
Когда я его увидела, такого красивого, сильного элегантного, то разозлилась. Разозлилась на себя, что так выгляжу, что недостаточно хороша.
Совсем не похожа на тех длинноногих красоток у бара, что весь вечер томно потягивали коктейли за чужой счет. Наверняка после всего произошедшего выгляжу я ужасно.
