Ульяна Соболева - Черные Вороны. Паутина

Граф сильно сжал меня за плечи и тряхнул, впечатывая в стену.

— Я сейчас пробью кого и когда Бакит вывез в Турцию. В себя приди, Макс и давай дуй в ее город. В детдом. Пробей там что и как. Может и правда врал. На, хлебни!

Сунул мне в руки бутылку с коньяком. Мы смотрели друг другу в глаза и меня снова трясло, по щеке кровь Давыдова каплями катилась.

— Давай! Рано еще ярлыки вешать. Разобраться надо!

— Слышал, что сказал? — я согнулся пополам, тяжело дыша и глядя как красная лужа растекается по гаражу. Меня тошнило. Волнами накатывало. И в этот момент я снова орал. Сам не понимал, как это вырывалось из меня.

— Бляяяяяядь! Ты это слышал, Граф? Ты слышал? — глотаю коньяк, и он по горлу течет не обжигая, там уже все обуглилось.

— Слышал.

— Давно он с ней. Как давно … мать вашу? Она же со мной! Каждый день! Каждый! Гребаный! День! Со мной! И с тобой!

— И со мной! Поэтому проверить надо. Все пошли отсюда. Здесь приберут.

Сделал еще несколько глотков. Шумно выдохнул, стараясь отдышаться и разогнуться. А мне кажется, что между лопатками нож торчит. В стену кулаками, до крови, пока кости не затрещали. Отдышался наконец. Боль немного отрезвила.

— Да. Все. Поехали. Нет времени.

Я не хотел сейчас думать. Потому что, если позволю себе с ума сойду нахрен.

Впервые за много лет понимал, что не контролирую себя, что я на грани. Сорвет меня и все. Даже машину вести не могу трясет всего и Граф молчит, за руль вместо меня сел. Его изнутри раздирает, я вижу, как челюсти сжимает до крошева зубов.

Дома под душем стоял холодным и во рту появился привкус мертвечины. Словно гнили нажрался. И дышать нечем. Я вздыхаю, а легкие огнем жжет и выдохнуть не могу.

Когда вышел из ванной понял, что не справляюсь. Мне анестезия нужна. Немедленно. Набрал кое-кого. Остались связи с прошлых времен, когда еще Ворона подсиживал и дела проврачивал втихоря с барыгами.

— Димыч? Живой еще?

— Ты ли это, Зверь?

— Я. Собственной персоной. Мне кое-что надо.

— Так это не ко мне теперь. Я пас.

— Не заливай. Мне надо. Самому.

— Нету говорю. Не моя тема больше.

— Так узнай, блядь, чья и привези. Иначе я сам к тебе приеду. И если хоть что-то найду линчую на месте.

Он несколько секунд думал.

— Сколько?

— Десять.

— У меня нет столько.

— Сколько есть?

— Сейчас три.

— Вези три. Только быстро, братан.

— Думал ты не в теме давно.

— Я тоже так думал.

Привезли через двадцать минут. К подъезду на моте подкатил, трусливо озираясь по сторонам. Я денег ему дал и сунул пакеты в карман. На разговоры времени не было.

— Херово выглядишь, Зверь.

— Ну ты ж лекарство привез. Теперь все зашибись будет.

Я пакет прямо в коридоре разодрал на комод сыпанул и сразу несколько полосок втянул. В голове тут же ослепительно взорвались все мысли. Ядерным. С резонансом дрожи по всему телу. Искусственный кайф, притупляющий боль.

Стоял у зеркала, опираясь руками на комод и смотрел на свое отражение. Взмокший, бледный и в глазах начало проясняться. И адреналин закипал с шипением, словно пошла разморозка. Я буквально слышал, как оно бурлит внутри.

Оживаю и подыхаю одновременно. Зверь оживает, а я в агонии, только уже не так больно. Уже под наркозом. Вот так лучше. Так думать можно.

Зажал переносицу пальцами. Теперь можно куда-то ехать. За руль сесть.

Сунул пакет дряни в карман рубашки, продолжая смотреть на свое отражение. Потом оттолкнулся руками и подхватив сотовый вышел из квартиры.

— Я впервые слышу такую фамилию, да и девочку эту вижу первый раз. Не было у нас такой.

Я смотрел в маленькие глазки директора детского дома и прикидывал если сейчас схватить его за затылок и приложить о столешницу он ее узнает или нет?

— Не было такой? Или после громкого скандала в вашем детдоме полгода назад вы решили забыть нескольких воспитанниц, чтобы избежать проблем?

На его лице не дрогнул ни один мускул, он только поправил очки толстым указательным пальцем.

— После скандала многие были уволены, в том числе и бывшая заведующая. Мне не о чем волноваться. Я работаю здесь больше пятнадцати лет и всех наших воспитанников помню в лицо — такой у нас не было. Вы можете просмотреть архивы.

Я откинулся на спинку стула, продолжая сверлить его взглядом. Не похоже, чтоб нервничал, но я уже сам не знаю, что и на что похоже. Я запутался до такой степени, что мне хочется убивать каждого, кто говорит мне то, что я не хочу услышать. И сейчас мне хотелось свернуть шею этому толстяку с лоснящейся лысиной и свинячими глазками.

— А бывшая заведующая? Где она сейчас? Может она вспомнит?

— Лариса Алексеевна умерла два месяца назад. Угорела в своей квартире. Газ забыла выключить.

Я усмехнулся. Или ее там угорели. После того, как воспитанниц за бабки подкладывала. Чтоб много не разговаривала.

— Где ваши архивы?

— Вы можете их посмотреть в понедельник. Сегодня пятница и …

Я ударил кулаком по столу и у него с физиономии свалились очки, когда он подпрыгнул от неожиданности.

— Анатолий Иванович…не злите меня. Никаких понедельников. Вы откроете мне помещение лично и прямо сейчас, а еще и покажите где смотреть. Вы меня хорошо слышите?

Он быстро закивал, отодвигая ящик стола, а я поднялся со стула и почувствовал, как снова становится нечем дышать.

Мы просмотрели папку за папкой, каждое дело, фотографии, документы о принятии и выпуске. Выписки из лазарета и больниц. И ничего, мать вашу! Ни слова о ней! Не было ее! Не на фотографиях, не в списках. Нигде! Когда я это понял, то во рту снова появился привкус гнили. Как падали нажрался. Скулы сводит и блевать хочется.

Я вышел из здания детского дома, не сказав директору не слова. Только пару купюр бросил за моральный ущерб. Задержался со мной почти до полуночи.

Не могла она врать! Не могла так играть, блядь! Или я нихрена не понимаю в людях.

Эта бессонница, этот страх. Я же его чувствовал кожей. Такое не сыграешь. У страха свой специфический запах. Я прижимал ее к себе дрожащую, в слезах и видел, как она боится. Как можно ТАК сыграть?

Но если не в детдоме, то где она была? Все эти годы. Откуда к отцу своему сбегала? Бляяяя! Я сейчас с ума сойду!

Сидел в машине и смотрел на свои руки, лежащие на руле сжатые до белизны, так что костяшки выпирают под натянутой кожей. Действие кокса стихает, выветривается, а у меня в голове голос Давыдова на повторе.

«Его сучка она, Зверь. Блядь Бакитовская! Как лоха тебя…!»

И я высыпаю остатки порошка на запястье, вдыхая яд всей грудью, чтобы перестало трясти, чтобы прояснилось в голове, чтоб голос его затих сука. Только он еще ярче становится, отчетливей, громче. И картинка вырисовывается четкая. логичная картинка, а с меня кожа живьем слазит. Потому что увидел под другим углом. Увидел то, чего не позволял себе видеть. Её настоящую. Ничего не бывает в этом мире просто так. За все платить надо. И я думал, что меня уже нельзя развести, что я видел достаточно лжи и фальши, что бы повестись на такое кидалово. Но маленькая умела удивлять всегда. И меня удивила. Проклятая, лживая сука! Влезла в душу змеей, в сердце продралась.