Ощущение странное, но внизу живота внезапно растекается тепло. Я склоняю перед ним голову, и он целует меня в затылок. Черт, никогда не думала, что затылок тоже так чувствителен на прикосновения Фила!
— Да, господин Крутой, надо признать, это никак нельзя назвать милым обращением, — подбиваю я его, поворачивая голову вбок, вновь открывая шею, предоставляя ему полный контроль надо мной и моим телом.
— Я никогда не утверждал, что я хороший человек, моя девочка.
Поворачиваю голову, чтобы увидеть Филиппа. Его взгляд… тяжелый, полный неприкрытого желания. И мне не страшно, даже если там, на дне его взгляда прячутся все его демоны.
Время разговоров закончилось. Его грудь прижимается к моей груди так сильно, что я плечами прижимаюсь к теплой мокрой стенке бассейна. Потом он немного отпускает меня, удерживая лишь собственными бедрами. Его руки скользят по моей груди, жадно сжимают соски, сильно выкручивают их. Я выдыхаю, пережидая тот миг, когда боль переходит в нестерпимое наслаждение.
Но до финиша еще далеко. Его рот вновь скользит по моей ключице, ладони мнут грудь все сильнее. Его зубы наверняка оставляют отпечатки на моей коже, так жадно он прикусывает мое тело.
Я вздрагиваю от очередного укуса за мочку уха, пытаюсь отстраниться, но Фил поднимает мои руки вверх, не давая мне возможности сопротивляться ему. Я чувствую твердость его члена своим бедром и хныкаю от тяжести внизу живота.
Я желаю, черт, я жажду, чтобы он поскорее уже взял меня, а то я сейчас умру, но он лишь ухмыляется одними глазами, продолжая свои жесткие ласки. Я сильно ощущаю каждое его прикосновение, словно он содрал с меня кожу. И как теперь я буду жить без него?
Странные мысли крутятся в голове бессмысленным роем и вмиг покидают ее, когда Фил, раздвигая мои бедра, подставляет между ними свою ногу — и поднимает меня на своем колене. Его игрушка вдавливается в мою задницу, поднимаясь, вновь задевая какие-то крайне чувствительные места, вагина пылает.
О, то, что было до этого, это не оргазм, это не треть и даже не десятая его часть. Боль превращается в крайнее удовольствие, мир взрывается, а я мгновенно достигаю пика.
Все, что мне было нужно на это раз, чтобы я кончила — это его колено, упирающееся одновременно в мои пульсирующие складки и в мою задницу. В которую вставлена пробка. Кому расскажи — не поверят.
Я задыхаюсь в его объятиях. Дергаюсь как припадочная и распластываюсь на его колене. Тряпочкой.
Если бы Филипп не подхватил меня, так бы и утонула в его бассейне, как в его наслаждении.
— Черт, — бормочу я, пряча пылающее лицо на его плече. — Как это случилось так легко?
— Потому что это подарок.
Может, все дело в этой пьянящей воде, обволакивающей и его, и мое тело, но я чувствую его так сильно, как никогда раньше. Каждую мышцу его тела. Каждую клеточку его кожи. Он целует меня, а мои руки прижимают его к себе, пока наши языки танцуют друг вокруг друга. Солнечные лучи бликуют на воде, а мне так хочется продлить этот момент близости телесной, что после его и моих признаний, после близости душевной ощущается как никогда сильно.
— Какой твой любимый цвет? — спрашиваю я, на момент отрываясь от его пьянящих жестких губ.
— Зеленый. Как твои глаза. А у тебя?
— Синий. Это цвет чистого неба, цвет моря. Твой любимый фильм? А, дай угадаю! Пятьдесят оттенков серого?
— Фу, — морщится он. — Как примитивно. И рядом не стояло.
Хватает меня за волосы, откидывает голову, вновь впивается в губы так сильно и сладко, что еще немного — и я еще кончу.
Наставительно говорит:
— Надо брать женщину так, чтобы женщине нравилось, а не чтобы она плакала от боли. Только от наслаждения. Мой любимый фильм, это Брат. Ты, наверное, даже не смотрела его, маленькая еще была.
— Как это не смотрела?! Очень даже смотрела! В чем правда, брат? — низким голосом главного героя и с должным пафосом цитирую я.
Фил чуть не задыхается от смеха, отпуская меня так, что я вновь почти захлебываюсь водой.
— Там тоже очень странные семейные отношения, он всех братьями называет, — поясняю я.
— А твой любимый фильм? Что-нибудь мелодраматическое и душещипательное? Привидение, может?
— Суперженщина, — выдавливаю я и смотрю исподлобья, но Филипп не смеется, и я поясняю. — Просто потому, что в детстве я хотела быть такой, как она, сильной, доброй и справедливой. А кем ты хотел быть в детстве?
— Крутым и богатым.
Теперь смеюсь я.
— Ну, на мой скромный взгляд, у тебя получилось. Просто богатым?
— Быть очень богатым — и глубоко внутри самой красивой девушки. Вот и сбылись все мои мечты!
Мои ноги быстро раздвигаются, и он проникает внутрь, глубоко вонзая свой член в мое требующее тело. Шипит, матюкается, так как понимает — вода мешает мне почувствовать его, сдерживает наслаждение, смывает смазку, и на руках выносит меня наружу. К солнцу, зною и его объятиям.
ГЛАВА 20.
Филипп
Мне казалось, еще одни выходные — и я переболею этой девчонкой. Воспользуюсь по максимуму, выдеру во все щели и забуду навсегда.
Затем постараюсь отдалить ее от себя, пока она не влюбилась. Пока ее чувство не созрело окончательно. Пока ни о чем не узнала моя дочь.
Блядь.
О чем я думал, когда пошел на поводу у этой дрянной девочки?!
И вот она лежит на плитах перед бассейном. Хрупкая и сильная, умная и покорная. Совершенная красота, созданная природой.
Идеальная.
Мисс совершенство!
Все, что мне надо, все, о чем я даже не мечтал, о чем не смел думать в самых буйных фантазиях. Невероятно сексуальна, активна, напориста, раскрепощена, естественна, и прямо под меня. Все — для меня. Развратна — только со мной.
Бля, если это искушение, то даже не знаю, какова будет расплата.
В Кире нет ничего из того, что я ненавижу, ни наращенных ресниц, ни искусственной груди, ни глупых речей.
Нет, она говорит порой легкомысленно, просто, но эта простота тоже оборачивается наркотиком для меня. Она прямая и искренняя, цельная и женственная. Совсем юная, почти кукольная красота, и испепеляющий внутренний огонь.
Глажу ее узкие бедра, ее руки, восхитительную маленькую грудь. Какой у нее красивый живот. И соски, торчащие, как две налитые вишенки из запретного сада наслаждений. Яблочки у нее тоже хороши, но вишенки…
— Так бы и съел тебя, моя девочка, — вырывается сквозь мои хрипы.
— Так съешь, — ее глаза темнеют. — Съешь! Делай со мной что хочешь, папочка…
И это — хриплым от желания голосом.
Что тебе не нравится?
Все как ты хотел.
Блядь, а я не знаю, что мне со всем этим делать. Но сейчас мне хочется доставить ей наслаждение. Нереальное и запредельное.
Поэтому она тут, на земле. Кого другого я бы и в бассейне трахнул, и плевать на ссадины. Все эти прелести в бассейне хороши лишь в кино, в реальности удовольствия мало.
Так что сегодня все для тебя, Кира.
Ласковая верхняя губка и капризная нижняя. Черт, какой у нее рот! Словно за ним прячется рай. Ну, или мой персональный ад.
Поцелуй длится, сколько хватает дыхания, Кира подается навстречу, то шепча мое имя, то призывая черта.
Ритмичное нажатие на оба соска, глубокий поцелуй — и Кира стонет, ерзает, просит, нестерпимо остро ощущая пустоту между ног, представляя меня внутри себя.
Терпеть дольше сложно, почти невозможно, хочется взять ее до головокружения, до белых мушек в глазах, до рваного дыхания и мучительно-сладких криков. Моих и ее.
Она подается ко мне бедрами, касается меня горячими ладонями.
— О, нет-нет, моя девочка. Не шали.
Я вытягиваю ее руки над головой. Прижимаюсь к ее губам, дотрагиваюсь своим членом до ее мягких текущих складочек. Она вздрагивает, скулит, подается вперед, раскидывая ноги, раскрываясь сильнее для меня. Только для меня. Это обязательное условие.
Одним движением вжимаюсь в ее тело до конца, двигаюсь быстро, посматривая одним глазом на ее реакцию, не отпуская ее поднятых над головой рук. Все-таки мой член слишком большой для такой малышки, а тут еще анальная пробка рядом. Я ее чувствую своим членом, и это тоже добавляет удовольствия как ей, так и мне. Словно мою девочку одновременно берет кто-то другой.
