- Ей угрожает опасность?
- Трудно сказать. Пока вообще непонятно, что происходит. Но Белые тоже склоняются к тому, что данные геологоразведки не соответствуют действительности.
- Чем аргументируют? – сощурился я, на этот раз забирая протянутый мне инструмент.
- Скорее всего, предполагалось, что сюда зайдет другая компания.
- Слишком дорогой проект. За такое только иностранцы бы взялись. Наши не привыкли вваливать деньги в разведку. Выжимают досуха то, что есть.
- Вот именно. Скорее всего, этого и добивались.
- Хочешь сказать, что разведка велась…
- С прицелом на то, что под затратный проект никто не впишется, и его отдадут в разработку иностранцам.
- А какой мотив у этих ребят? Им-то для чего это было делать?
- Так ведь деньги, Андрей. Купили наших с потрохами. А народ у нас голодный и не обремененный моральными принципами.
Признать это - означало согласиться с тем, что мой лучший друг – предатель. Но с другой стороны… Роснедра не пускают иностранцев на легкое месторождение. А вот если давление шкалит, вязкая нефть и сероводород – идите, пожалуйста, уважаемые западные партнеры. Вот вам блок. И двадцать лет на разработку. Вкладывайтесь… Разрабатывайте. Свои ж на такое не подпишутся. Может, и правда иностранцы забашляли Михе, чтобы под видом дерьмового месторождения получить в разработку одно из богатейших и беспроблемных. Зная его, я вполне могу допустить, что он на это пошел… Но потом в дело я сунулся. А против меня он не смог бы выступить. И моей смерти хотеть не мог. Мы же с ним как братья! С сопливого детства… А что касается иностранцев, то это вообще не их метод работы. Тут скорее на наших будешь грешить.
- Значит, вы под друга моего копаете?
- Угу…
Я кивнул. Вытер руки куском ветоши и пошел к конторе, погрузившись с головой в воспоминания.
Мы с Михой с детства дружили. Я уже говорил? За одной партой сидели, из одной тарелки жрали… С ним я выкурил первую сигарету тайком за школой. Мы с ним даже невинности лишились вместе. С разными женщинами, конечно, но на соседних койках...
Многие считали его непутевым. Таким… мажорчиком. Который без родительских связей ничего не стоит. Но я видел просто хорошего парня, с кем всегда можно было поржать и ввязаться в горячий спор. Да и жалко мне его было. Знал, что в их семье не все гладко… Отец больно жесткий у него было. При СССР он трудился замминистра геологии, да и в девяностые занимал хлебные должности. Но много пил. И в семье был настоящим тираном. Не то чтобы Миха мне об этом рассказывал. Стеснялся. Но несколько раз я видел ссадины и синяки на его теле. И знал, что батя его поколачивает, как напьется. Не знал только, за что…
Мог ли он желать моей смерти? Нет! Ну, нет… Я же помню, как он со мной плакал, когда мои в том пожаре сгорели. И как он сам обгорел, в попытке их спасти. Ни ресниц, ни бровей не осталось. И волосы неровно на голове пожгло… Как я захлебывался горем, упав на колени. А он рядом был… И голову мою к своей груди прижимал. А от нее гарью несло и потом.
Он даже в институт пошел со мной за компанию. И по вахтам мотался. Многие думали, что он что-то отцу пытался своему доказать. Но я знал, что он тупо по приколу за мной хвостом болтался. А что… молодость! Казалось, времени – вагон. И все успеется.
Нет… Нет! Я и мысли не допускал, что это он на меня охотится. Или… я сейчас сам себе вру? Если бы я все так же верил ему на сто процентов, разве я бы ему не сказал, что моя смерть – подстава? Разве я бы заставил его через это пройти? У него ведь никого кроме меня не осталось.
- Где ты бродишь?! Наши проверяющие уже на подъезде. Сейчас начнут нам пальцы заламывать… И где твоя каска? А моя где?! – суетился Егоров. И ведь правду говорил. Едва я зашел в вагончик, с улицы рев моторов послышался. Аж целых шесть человек явилось. И почти все СБ-шники. Юрка Дикий… Главный мой. У него послужной список длиннее рулона туалетной бумаги. Тут ухо держать востро надо. А меня опять понесло на волнах памяти. Я с трудом собрался. И вообще тот день дался мне тяжело. Мало того, что приходилось контролировать каждое слово, интонацию и движение, так еще и ревность сжирала… И никому бы я не признался, что испытал, когда, вернувшись с буровой в поселок, обнаружил за прилавком Жанну, а не Майю.
- Тебе что положить? Макароны с тефтелей или рис с рыбой?
- Макароны… А Майя где?
- А со своим уехала.
Лишь когда поднос в моих руках треснул, я осознал, как крепко в него вцепился.
- Что?
- Да шучу я! Шучу! Устала девочка – весь день на ногах. И смена ее закончилась. С пяти до пяти. А за ужин обычно помощник повара отвечает. В смысле накрыть-подать-убрать. Скорей замену Лене ищите, а то загнется наша Неженка.
Если бы взгляд мог убивать, Жанна бы уже лежала бездыханная. Я схватил свою порцию, компот и пошел занимать для нас с начальством столик. Мы поужинали – все же Майя вкусно готовила, и сходили в баню. Задерживаться там я не стал. Не то, что уже тогда я куда-нибудь спешил. Нет… У меня и мысли не было идти к Майе. Она возникла внезапно, когда я уже был на полпути к собственному жилищу. Свернул. Не анализируя. Сам не зная, зачем… Постучал.
Она открыла. И первым, что мне бросилось в глаза, когда она чуть отступила, был распахнутый собранный наполовину чемодан. Это и стало последней точкой.
- Андрей… Что-то случилось?
Да. Я не мог её отпустить. И был только один способ заставить ее передумать. Я все еще надеялся, что он был. Не потому, что я не понимал, что безопаснее для нее будет вернуться! А потому что не мог её отпустить… к нему. Я бросил взгляд на часы, чтобы хоть примерно понимать, сколько у меня есть времени до того, как Жанна вернется, и, наступая, заставил Майю отойти. Может быть, я ее пугал… Не знаю. По крайней мере, ее красивые глаза распахнулись широко-широко, а грудь чуть сильней натянула байковую рубашку. Очень практичную и совершенно несексуальную.
- Андрей…
- Ляг!
Сипло. Как маньяк… А потому ни на что не надеясь. Но она меня удивила. Послушалась. Села на кровать. Положила к стене подушку и откинулась на нее спиной, не отводя от меня глаз. А я рядом сел. На колени. Не униженно… Нет. Просто так удобнее было. Меня немного трясло. Да что там… Просто нереально подкидывало. И чтобы не напугать Майю силой творящегося со мной безумия, я спрятал лицо у нее на животе. А руками вцепился в матрац. Потерся… Носом поднял вверх край рубашки и коснулся кончикам языка, пробуя кожу на вкус. Я дышал, как загнанная лошадь. И фырчал где-то так же. Какой-то абсолютно дикарский звук. На который она ответила мне низким стоном. Мы как два животных были. Я широко лизнул ее чуть повыше резинки, обвел лунку пупка. И оторвав одну руку от долбанной койки, уже не стесняясь, задрал ее кофточку под самую шею. Лифчика на ней, конечно, не было. Потираясь щеками, ртом о ее голую теплую кожу и грудь, я на секунду замер. А потом сжал ее в ладони…
- Андрей… Что ты делаешь? Жанна… Она вот-вот придет!
Да, конечно… Нужно спешить! А потому я рывком вместе с трусами сдернул ее пижамные брючки. И оставив болтаться на щиколотках, развел ее ноги. Мой член болезненно пульсировал, упираясь в шов на джинсах. Это был чистейший мазохизм… Но я не мог остановиться. Будто в замедленной съемке, поднял руку. Коснулся пальцами ее припухших губ, развел их, открывая жадному взгляду сердцевину, и так же медленно опустил голову. Я бы мог кончить только от удовольствия видеть ее такой. А вот она – вряд ли.
- А-а-андрей.
Я накрыл ее губами. Скользнул внутрь пальцами. Перекатил горошину клитора на языке и, резко втянув в рот, выпустил.
- Не возвращайся к нему… Не надо…
Вряд ли Майя понимала, что я говорю. Ее взгляд был расфокусированным и возмущенным. Скорей её волновало то, почему я вообще отвлекся. Я вынул пальцы и толкнулся еще. Свободной рукой сжал ее грудь. Выкрутил сосок и снова набросился на её клитор. Активно стимулируя ее внутри и снаружи.
О, если бы я мог продлить ее удовольствие… Когда-нибудь потом я так и сделаю. Но сейчас у нас не было времени на раскачку. И я работал методично, как хорошо отлаженный механизм. Где-то там она задыхалась. Хваталась своими руками за мою руку, то мешая мне, то помогая себя ласкать. Ужасная жадина. Идеальная… Для меня, того, кто столько всего хотел ей дать. Подкидывала бедра. Чертыхалась, потому что штаны на щиколотках ей наверняка мешали, и снова выстанывала мое имя.
