Я замолчала, а Тай просто смотрел на меня, не говоря ни слова.
Поэтому я спросила:
— Мы закончили давать и брать?
— Да, — ответил он, но его глаза не вернулись к телевизору, и оттого, как он смотрел на меня, — как обычно, бесстрастно, но все же я чувствовала напряженность в его взгляде, — мои глаза тоже не двигались.
Это заставило меня спросить:
— Что?
— Не понимаю, — ответил он.
Я почувствовала, как мои брови сошлись на переносице, и повторила:
— Чего?
Он посмотрел на телевизор и пробормотал:
— Ничего.
— Тай, — позвала я, он не взглянул на меня, но я все же повторила: — Что? — Он продолжал не смотреть на меня, поэтому я спросила: — Чего ты не понимаешь?
Его взгляд скользнул по мне, и он без колебаний начал раскачивать мой мир.
— Ты чудачка, но высшего класса. Я никогда не входил в комнату с женщиной под руку, у которой есть твоя внешность, твой стиль, твоя красота и исходящий от тебя свет. Так что я не понимаю. Не понимаю, как женщина, прожив такую дерьмовую жизнь, выходит из нее чудачкой и обладает таким высоким классом. Такое дерьмо невозможно, но ты, блядь, здесь. Чудачка, во всем своем великолепии.
Я почувствовала, что мое дыхание участилось, но сумела прошептать:
— Я не чудачка.
— Ты права. Я был слишком добр. Ты полная дурочка.
— Нет.
— Детка, ты называешь меня «муженек», — заметил он, и мое дыхание участилось, потому что он снова назвал меня «детка».
— Так ты и есть мой муженек.
— Никто не говорит «муженек».
— Я говорю.
— Хорошо, я перефразирую. Никто, кроме чудачек, не говорит «муженек».
— Это где-то написано?
— А должно бы.
— Значит, тебе не нравится.
Его тело резко повернулось в мою сторону, подбородок опустился на полсантиметра, глаза встретились с моими, и я перестала дышать.
И очень низким голосом он сказал:
— Я не говорил, что мне не нравится.
— Ладно.
— Мне нравится, — продолжал он громыхать.
— Ладно, — повторила я, задыхаясь.
— И все равно, ты — гребаная чудачка.
Я промолчала.
— И это мне тоже нравится, — закончил он, и его взгляд скользнул к телевизору.
Я решила, что в этот момент лучше всего тоже направить глаза на телевизор, что и сделала. Потом попыталась восстановить контроль над дыханием. Мне удалось совершить этот подвиг. И я вновь задумалась, что на нем надето под простыней. Потом изо всех сил старалась подавить свое любопытство и тоже в этом преуспела, но едва.
Тогда я позволила тому факту, что ему нравилось, когда я называла его «муженек», и что я была чудачкой (как он думал), проникнуть в сознание. Я попыталась пресечь мысли, что мне нравится не только это, но и многие другие вещи, которые он говорит.
Но я не справилась.
Натянув одеяло повыше на плечо, потому что в комнате чертовски похолодало, мне удалось заснуть в постели рядом с Таем Уокером.
Когда я проснулась, его уже не было. На этот раз он оставил на подушке записку, в которой говорилось:
«Л
Спортзал.
«
Я изучала ее сонными глазами, и по какой-то странной причине запоминала наклон букв. И в этом почерке был весь Тай. Плотный, с сильным нажимом. Даже там, где должны быть изгибы, виднелись резкие штрихи.
Встав, я приготовилась отправиться в бассейн, написала ему записку, а затем по какой-то другой странной причине свернула его односложную записку и засунула ее в карман своего бумажника.
Потом я пошла к бассейну и заказала у проходящего мимо официанта латте, надеясь, что Тай, в конце концов, появится, и мы сможем позавтракать вместе. И я запрещала себе думать об этом или о том, что мои глаза довольно часто перемещались к входу в бассейн, в надежде, что я увижу, как он оттуда выходит. На самом деле, когда я не лежала рядом с ним в постели, после того, как он выиграл полмиллиона долларов и назвал меня чудачкой и красоткой, я смогла запретить себе много чего.
Хотя это не помешало мне снова и снова с надеждой блуждать взглядом по входу в бассейн.
Дерьмо.
До меня дошло, что мне жарко, словно в адском пекле, чего я не ожидала, проснувшись с замерзшим носом в морозильной камере, которая была нашим номером. До меня также дошло, что утро уже на исходе, Тай так и не показался, а я голодна.
Пришло время отправиться на поиски мужа.
Но я сделаю это после того, как охлажусь.
Отложив в сторону Киндл, я сняла очки и тоже убрала их в сторону, встала и подошла к краю бассейна. Дождавшись просвета в оживленном бассейне, присела и нырнула.
Прохладная вода ударила, как пощечина, и я почувствовала себя прекрасно. Я любила воду, любила плавать. Ронни обещал мне пляжный домик, но, очевидно, так и не выполнил своего обещания. На самом деле, пока я не сделала значительный крюк за день до того, как приехала забрать Тая, я никогда не бывала на пляже. Но я рассчитала время, чтобы попасть в Ла-Хойю. Времени было немного, но я все учла. Припарковавшись возле пляжа, я долго гуляла, прежде чем сесть в машину, приехать в город недалеко от тюрьмы и поселиться на ночь в мотеле, чтобы на следующий день забрать Тая. И хотя пляж был переполнен, это был самый спокойный час в моей жизни. Не блаженство, даже не счастье. А тихое наслаждение теплым солнцем, мягким песком, шумом волн и красотой наполненного синевой горизонта.
Теперь, вернув себе свою жизнь, я собиралась провести отпуск на пляже. Может, после того, как Тай закончит свое дело, и я буду свободна, я отправлюсь на пляж.
Может, попытаюсь уговорить его поехать со мной.
Черт.
Желудок возвестил, что ему нужна еда, и я, отбросив эту мысль в сторону, направилась к лестнице у края бассейна. Когда я взбиралась наверх в лучах яркого солнца, сверкнула яркая вспышка, которая привлекла мое внимание, и я посмотрела на свою левую руку, увидев обручальные кольца.
Я почувствовала, как губы изогнулись в улыбке.
Поняв, что при виде обручальных колец я улыбаюсь, я тут же нахмурилась.
Дерьмо.
Я отбросила эту мысль, мои ноги коснулись пола, и я перевела взгляд на шезлонг. Мне потребовалось много сил, чтобы продолжать двигаться в нужном направлении, так как в соседнем шезлонге я увидела развалившегося там мужчину.
Наварро. На нем были красивые брюки, шикарная и дорогая рубашка-поло, а также темные очки, стоившие дороже, чем у Тая. Очки, кстати, были направлены на меня, и это было сделано таким образом, что я знала, он смотрел в мою сторону некоторое время.
Я была вся мокрой и не испытывала особой радости от его присутствия. Встав от него с противоположной стороны своего шезлонга, я быстро схватила полотенце, держа его перед собой во всю длину, и не отводила глаз от Наварро, пока вытирала лицо.
Его темные очки все еще не отрывались от меня.
Я переместила руки на шею и прижала согнутыми руками полотенце к телу.
— Привет, — сказала я.
Он поднялся с шезлонга и встал напротив меня.
— Привет, Лекси.
Поджав губы, я спросила:
— Могу я чем-то помочь?
— Вообще-то, да.
Я ждала продолжения, хотя и не жаждала услышать, что он скажет. А еще гадала, где, черт возьми, мой муж. Как долго он будет тренироваться? Тело у него великолепное, но, черт возьми, я провела здесь, по крайней мере, час, а он ушел до того, как я проснулась.
— И чем же? — подсказала я, когда он больше так ничего и не сказал.
— Может, ты не против пойти со мной, чтобы мы могли поговорить наедине или встретимся где-нибудь позже?
Я почувствовала, как выпрямилась спина, потому что такого я не ожидала, в добавок ко всему, мне это не понравилось.
— Да, я против, — ответила я, а потом спросила: — Это имеет отношение к Таю?
Он покачал головой.
— Нет.
— Тогда зачем ты здесь?
— У меня к тебе предложение.
Это мне тоже не понравилось, и я почувствовала, как мои глаза сузились.
— И оно не имеет отношения к Таю?
— Нет. Оно имеет отношение к тебе.
