социальным существом. Просто теперь игра с социумом для меня выглядит иначе: пока команда бегает с мячом, я курю под трибунами. Я не играю, ни за кого не болею, но нахожусь там же, где и все.
Вдох-выдох и сигарета растворяется в воздухе. То, что нельзя вдохнуть падает на землю и растирается подошвой кроссовка.
Прячу руки в карманы куртки. Замёрз. Надеясь на то, что шерстяной балбес сделал все свои дела, медленно разворачиваюсь на пятках, выстраивая внутренние барьеры, за которыми пережду акт вежливости.
Но Сони и её пса на площадке уже нет. Лишь Мультик с остервенением пытается сдвинуть с места оторванную сухую ветку. Вцепившись в нее зубами, глухо рычит.
Идиот.
– Домой пошли, – присел на корточки и подцепил к поводку, подбежавшего щенка.
Едва успел ухватиться за этот самый поводок, когда пёс рванул к двери подъезда, будто понял, о чем я ему только что сказал.
Бесшумно вошли в квартиру. Почти бесшумно, потому что Мульт решил, что раз он уже хорошенько просрался, то можно и поесть. Для этого лишь нужно поскрести пустой миской по кафельному полу кухни.
– Тише ты! – шикнул на него и чисто интуитивно нашел в нижнем ящике гарнитура собачий корм. – Жри.
Поставил перед ним наполненную миску и отправился в ванную комнату, желая принять душ и хоть немного снять скованность с мышц спины.
Спартанский сон на полу на тонкой подстилке уже не подходит моему возрасту. Моему возрасту и физическому состоянию всё больше начинает подходить спартанская пропасть, в которую меня скинули бы как самого хилого и недостойного.
После душа и горького кофе решил сразу одеться для скорого выхода на работу. Постиранная еще вчера вечером одежда висела на сушилке. Сдернул с нее серую рубашку и простые черные джинсы.
Хмурым взором окинул рубашку, которую не мешало бы погладить. Плевать. Всё равно помнется уже в машине, пока буду ехать до университета.
Носки, джинсы, рубашка – всё одинаково уныло, а значит, по-деловому.
Почти на цыпочках вошел в свою комнату, чтобы разбудить Катю, но мохнатый меня опередил.
С тихим смехом дочка пряталась от Мульта под одеялом, пока он пытался её оттуда «выкопать», виляя хвостом так, что рисковал свихнуть себе позвоночник.
– Катя, – произнес я севшим после долгого молчания голосом. – Скоро выезжать. Собирайся.
– А с Мультиком ты погулял? – спросила она, присаживаясь в постели и забавно сморщила носик, когда пёс приступил к облизыванию ее лица.
– Погулял. И покормил его.
– И он останется дома один?
– А куда мы его денем? Посидит один. Ничего с ним не случится. Корма побольше насыплем, туалет я ему устроил.
– Ладно, – шепнула Катя немного разочарованно и с жалостью посмотрела на пса. – Я тебе игрушки оставлю, чтобы не скучал.
Не хватало мне проблем, так еще и пёс упал на шею, чтобы камнем придавить мне к реальности ежедневного существования, в котором теперь нужно больше места уделять заботам не только о дочери, но теперь еще и о нем.
– А бабушка за мной не приедет? – спросила Катя, доплетая косу перед зеркалом в прихожей.
– Бабушка? – нахмурился я, ища на полках комода хоть какие-то туфли или ботинки, потому что мои зимние обоссали псы.
Бабушка, черт! Прошло всего два дня выходных, которые длились как год и я совсем забыл, её слова о том, что она не нанималась носиться с нами или что-то около того…
– У бабушки полно дел, – ответил расплывчато и вынул из обувной коробки туфли, которые надевал только для примерки еще года два назад. Они летние, но искать и выбирать что-то другое, уже нет времени. Либо в них, либо в изрядно истасканных кроссовках.
Вряд ли я замерзну во время перебежек от машины в универ и обратно.
– А как я в школу попаду? – насупилась дочка и внезапно расцвела. – Сама? Пап, можно я сама до школы дойду? Тут же совсем близко.
– Если ты уверена в том, что справишься сама, то можешь попробовать, – расшнуровал туфли и втиснулся в один из них. Вроде, неплохо. С ноги не сваливается. – Только позвони мне или напиши, как доберешься. И когда со школы домой вернешься, тоже напиши или позвони.
– И со школы самой можно? – с восторгом в тонком голосе вопросила Катя.
– Можно, – кивнул и надел второй туфель, зашнуровав как придется. – Я всё равно не успею забрать тебя со школы, так что придется тебе проявить самостоятельность. Справишься?
– Я же раньше ходила одна. Мама разрешала.
Раньше… Мама…
К горлу подкатила горечь воспоминаний, которые отразились и в светлых глазах дочери. Момент молчания между нами был похож на вечность. Мы помнили о ней круглосуточно, просто вслух не позволяли себе этого произносить. Слишком горько и непонятно, как после болезненного упоминания строить диалог, в какую сторону его можно увести.
– Мы опаздываем, – прочистил горло и внутренний тумблер в нас обоих переключился на действительность.
Проще – не переводить разговор в другое русло, а сделать вид, что его не было вовсе.
– Доброе утро, Павел Романович, – не отрывая взгляд от газеты, бросила мне тётка на проходной университета.
– Доброе, – буркнул ей, толкнул бедром турникет и запрятал пропуск в карман пальто.
Глядя себе под ноги прошел до расписания. Привычно выписал номера аудиторий и время пар в блокнот. В стороне слышались тихие смешки студенток, вероятно, обсуждающих мои особые условия сдачи зачетов и экзаменов.
Сомневаюсь, что сегодня у них что-то выйдет.
Во мне нет алкоголя уже больше двух дней, а без затуманенного мозга я вряд ли смогу помнить о том, что у них вообще нет никакого, даже затуманенного.
– Паша… Павел Романович, – окликнул меня Андрей, декан. – Можно вас на минуточку?
Вздохнув, подошел к некогда другу. Без интереса взглянул на бумаги в его руках и медленно поднял взгляд к его лицу, чтобы он уже начал говорить, а не только укоризненно смотреть.
– Слушаю вас, Андрей Владимирович, – выдавил из себя грамм официоза, раз уж мы решили в него поиграть. – Что-то случилось?
– Приведите в
