— Откуда ты ее знаешь? — удивилась я.
— Девчонки рассказывали. Ты, конечно, плохо помнишь, но когда Елецкий появился в универе, все о нем только и говорили, — укоризненно сказала Стеша. — Настя Крылова по нему прям сохла и все-все знала. Эта Шленская тоже какая-то богатенькая, с непростым папочкой. С ума по Игнату сходит. Буквально висит на нем. Знаешь, Яра, а ведь она правда боялась, — вдруг взглянула на меня подруга. — Она ревновала его к тебе. И пришла, потому что почувствовала в тебе соперницу.
Я усмехнулась.
— Эта идиотка, видимо, еще не знает ни о чем. Узнает — обрадуется.
— А почему ты сказала, что все расскажешь Игнату? — спросила вдруг Стеша.
— Само вырвалось, — призналась я. — Не знала, что еще сказать, чтобы они оставили нас в покое.
— И это сработало, — кивнула подруга.
— А мне понравилось, как ты напугала брюнетку словами о том, что ведьма, — хмыкнула я и толкнула подругу в бок. — Вдруг и правда заранее начнет учиться хрюкать?
Мы рассмеялись, и напряжение немного спало. Стеша вроде бы пришла в себя, я тоже успокоилась, хотя в душе все равно горел огонечек ненависти к Игнату, знакомство с которым доставило мне столько проблем. Блондинку мы договорились называть Гингемой, ее подружку — брюнетку — Бастиндой. А самого Елецкого — Страшилой.
— Между прочим, книжный червь — популярный тэг у книголюбов, — вдруг сказала Стеша, когда мы, услышав звонок, сорвались с места.
Пирожки она так и не стала есть.
Глава 20. Подстава
Встреча с его величеством Игнатом состоялась лишь на следующей неделе, когда я ее совсем не ждала. И уже решила, что Елецкий куда-то пропал с концами, но у Кости, которого видела еще несколько раз, не спрашивала. До сих пор душу жгла обида. Но в жизни так часто бывает — кажется, что человек хороший, от его сообщений хочется улыбаться, а когда он рядом — возникает неосознанное желание взять за руку, чтобы согреть теплом его ладони, но… Он оказывается не тем, за кого себя выдавал. Нашей иллюзией из стекла, которая разобьется вдребезги при первом удобном случае.
День нашей новой встречи пришелся на понедельник — но уже совсем другой: ясный, теплый, солнечный. На дворе было начало июня, и погода стояла летняя, но не душная, а приятная. Ласковый ветерок шелестел молодыми кронами, которые на свету казались почти изумрудными, легонько касался волос и обвивался вокруг голых щиколоток. Пахло цветущей сиренью — ее во дворе перед главным корпусом университета росло много: белой, розовой, лиловой, голубой. Цвела она пышно, с размахом, добавляя ярких пятен в серую обыденность студентов, у которых началась сессия. Зачетная неделя обещала быть горячей, особенно у нашей группы — в один день могли поставить сразу три зачета, и ко всем трем нужно было быть готовыми.
Вместе с одногруппницами мы вышли из корпуса и разместились на одной из многочисленных лавочек. Впереди был последний на сегодня зачет, вроде бы легкий, но все равно чувствовалось волнение — вдруг не получится сдать? Пытаясь повторять материал, мы с девчонками шутили и смеялись. И даже заключили пари — та, кто первая из нас полностью закроет сессию, проставится. То есть, пригласит к себе на тусовку и купит вина. И все при этом почему-то уставились на меня.
— Это точно будет Черникова! — заявила Рита, чьи волосы были розовыми, а в брови и нижней губе виднелся пирсинг. Она была тем самым человеком, который в компании больше всех притягивал взгляд необычной внешностью и громким голосом.
— Почему?! — возмутилась я.
— Ты лучше всех нас учишься! Всегда все вовремя сдаешь! — подхватила Окс. Она тоже была яркой — все то и дело засматривались на малиновые дреды, кончики которых опускались почти до пояса. Или на татуировки на изящных кистях. Они с Ритой были то ли лучшими подругами.
— Точно-точно, — встряла Стеша. — Опять «на отлично» сессию закроешь и будешь получать повышенную степуху!
— У меня в прошлом семестре была одна четверка, по социологии журналистики, — напомнила я.
Препод меня невзлюбила, потому что я поспорила с ней на какую-то тему, которую сейчас уже и сама забыла. А вот она запомнила. И на экзамене валила меня беспощадно, но я была хорошо подготовлена.
— У меня тоже была одна четверка, — усмехнулась Настя Крылова, завязывая длинные темные волосы в высокий хвост. Из нас всех она была самая миниатюрная: невысокая, тонкая, но ее хрупкость была обманчивой. Настя знала, как добиться своего и умела отстаивать свои права — недаром была старостой группы. — Все остальные тройки. — Так что, Ярочка, ты у нас первый кандидат, чтобы проставиться!
— Ох, девки, закончим сессию, поедем на турбазу отдыхать все вместе, — мечтательно сказала Рита. — Оторвемся по полной!
Она хотела произнести что-то еще, но Настя не дала ей этого сделать.
— Смотрите, Игнат! — восторженно зашептала она, таращась куда-то влево.
Я повернула голову — по дорожке действительно шел Елецкий в сопровождении своего друга, которого, кажется, звали Сержем. Вид у него был такой высокомерно-недовольный, словно он только что по недоразумению сожрал лягушку и едва сдерживается, чтобы его не вывернуло.
— Он такой красивый, — снова заговорила Настя, и я вспомнила, что по словам Стеши Настя тащится по Елецкому. В ее глазах чуть ли не прыгали сердечки, и я едва не закатила глаза. Стеша заметила это и ухмыльнулась. Мы многозначительно переглянулись.
Правда, выглядел Игнат действительно отлично. Высокий крепкий брюнет с широким разворотом плеч и изящными кистями — мечта многих девчонок. Он был одет во все черное, будто у него траур: джинсы, футболку, даже кроссовки у него были черными. И рюкзак, который он закинул на одно плечо. Волосы небрежно растрепаны, на запястье блестит какой-то браслет — с расстояния я не разглядела, какой.
— Выглядит классно, — согласилась Окс, словно бы невзначай поправляя малиновые дреды. Елецкий явно нравился ей. — Но мне больше нравится, что у него бабок куча. Тачки шикарные. Шмот, телефон — все на уровне. И фотки в соцсетях — огонь. Он все время путешествует.
— И друг у него клевый, — подхватила Рита, жадно разглядывая Сержа.
Сегодня он не собрал волосы в пучок, как в прошлый раз — они были распущенными и доставали до линии подбородка, придавая ему расслабленный вид. На нем была белая рубашка с длинными не застегнутыми рукавами, которые доставали до середины ладоней.
— Да, друг неплох, — прищурившись в своих больших очках, признала Стеша. — Такой одухотворенный. Словно поэт.
— Да какой Сереженька поэт? Он бабник, — фыркнула Настя. — Говорят, предпочитает резвиться с двумя сразу.
— А что, Елецкий не бабник? — со смехом спросила Окс.
— Вокруг него куча девок вьется, — хихикая, добавила Рита.
— Тихо вы, — шикнула на их Настя. — Он же сюда идет. Вдруг услышит?..
Одногруппницы замолчали, не сводя с него жадных взглядов.
Наверное, девчонки думали, что Елецкий просто пройдет мимо, впрочем, я тоже так считала. И даже опустила голову, уставившись в телефон, чтобы не дай бог не встретиться взглядом с будущим сводным братцем.
Однако Игнат вдруг остановился напротив нашей лавочки. Я не сразу поняла это — лишь почувствовала, как чья-то тень закрывает мне солнце. Услышала, как ойкнула Настя, подняла голову и встретилась глазами с глазами Игната.
Он стоял напротив и смотрел на меня с презрением, будто бы это лично я засунула ему в пасть ту самую лягушку, из-за которой он кривился. За его спиной находился Серж, но его лицо было спокойно, словно ему было все равно.
Наверное, Игнат ждал, что я что-то скажу. Но я смотрела на него и специально молчала. Раз пришел, пусть говорит первый. И взгляд не опускала, решив, что не собираюсь уступать. Я победила в нашей маленькой игре в гляделки. Игнат скривился еще сильнее и сказал:
— Идем.
— Зачем? — удивленно спросила я.
— Надо, — не стал ничего объяснять он.
— Яснее, — вздернула я подбородок.
