- Из кожи и костей... Я сейчас потрогаю твою кожу на боку, и ты будешь смеяться, - на моем лице вновь отразилась улыбка, а руки уже потянулись к худенькому тельцу светловолосой, чтобы пощекотать ее.
- Не надо, - завизжала заранее Сашенька.
- Вот видишь, ты – настоящая, - всё еще продолжая умиляться, я погладила ее по животику.
- Значит, папа и отец - оба настоящие? – задумчиво спросила Маша.
Я поперхнулась. О, Боже! Макс никак не выходит из их голов! И, наверное, это нормально, да? Ведь он же их отец. Настоящий.
- Да. А теперь...
- Отец говорил, он - настоящий. Папа – ненастоящий, папа – полено! – перебила меня Машенька.
Сна у дочек, казалось, не было ни в одном глазу.
- Так! Что это за разговоры?! Быстро спать! И чтобы я не слышала ваши перешептывания. В комнате должна быть тишина.
Я встала с постели Саши, выключила свет, вышла и закрыла за собой дверь. Меня лихорадило. Неужели это будет происходить постоянно, когда речь будет заходить о Максе? Надо как-то объяснить им, кто настоящий, а кто все-таки – нет. Но по сути это был вопрос... моего выбора. А я никак не могла его сделать. Может, собрать вещи и уехать к родителям пожить? Восстановить силы. Решить для себя, в конце концов, как со всем этим существовать дальше. Мы же не сможем с Петей всю жизнь играть счастливую семью. Да и нужно ли это? Я всегда считала, что девочкам будет лучше без отца.
Размышляя, я всё ещё стояла возле двери их спальни. От дум меня отвлек Машин шепот:
- Я хочу к отцу... С ним лучше...
Раздались Сашины всхлипы. Только она могла так быстро впасть в слезы. Сердце защемило. Нет ничего обиднее, чем слышать, что с отцом, который не вложил ни время, ни деньги, ни внимание, ни, в конце концов, слезы в воспитание детей, лучше. Да чем он лучше? Чем?! Тем, что развлекал их целыми днями и больше ни о чем не заботился?!
В моей груди всё полыхало, но я сдержалась. Как всегда. Не зашла обратно в комнату, а пошла к себе. Слезы хлынули и смешались с наволочкой. Обида на Макса, который за короткий срок успел влюбить в себя дочек, назревала все сильнее. Набухала, раздувалась, как лягушка, как ее надувают любопытные дети через соломинку. Наверное, он всех женщин в себя влюбляет. Этакий Казанова. Ну нет. Не нужен он мне. Не нужен. И дочкам не нужен. Никто им нужен. Сами проживем.
- Петь... Давай поговорим... – утром, наливая себе кофе из кофе-машины, начала я.
- Давай... – воодушевленно ответил он.
- Мы не можем так жить дальше. Я тебе искренне благодарна за всё. Ты очень многое сделал для меня и для девочек. Но... Это путь в никуда. Ты не можешь найти своё счастье, а я не могу – своё.
- Ты не счастлива со мной? – брови Пети поплыли вверх.
- Это сложный вопрос, - уклончиво ответила я.
- Что тебе нужно для счастья? Я, кажется, тебе всё дал: деньги, любовь, заботу, внимание, подарки. Что тебе ещё не хватает? – голос мужа вдруг стал на тональность выше, хотя он никогда не позволял себе кричать на меня.
Я сглотнула, но промолчала.
- Я всё делаю для тебя, для вас, потому что вы – смысл моей жизни! А ты всё время корчишь нос и ищешь заоблачного счастья. Не бывает его, Люда! Не бывает, понимаешь? Ты живешь в каком-то розовом мире, где скачут по радуге единороги, но это не так. Люд, очнись! Ты уже не маленькая девочка! Должна понимать, что любой союз – это сотрудничество между людьми. Это ряд договоренностей, которые оба соблюдают. Ни больше, ни меньше. А счастье – это невидимая субстанция, которую придумали какие-то мудрецы, желая возвыситься над людьми и заставить их искать его. А на самом деле счастья не существует. Я условия договора соблюдаю в полном объеме. Какие ко мне претензии? Чего тебе не хватает? Скажи! Я дам тебе всё!
Во время этой тирады Петя встал и начал ходить из угла в угол по кухне. Я никогда его не видела в таком состоянии. Где-то в глубине души мне стало страшно и... немного жаль его. Ведь это он всем своим иллюзорным богатством закрылся от мира и думает, что может купить всё. А сам в душе глубоко одинок и несчастлив.
- Петя... Успокойся, - мне сейчас хотелось обнять сидящего в нем маленького ребенка, который говорил через его взрослый рот, но я понимала, что жалость не решит нашу ситуацию.
Я и так с ним из жалости и благодарности жила все эти годы.
- А я не хочу успокаиваться! – он злился больше.
Шаги становились размашистее. На лице ходили желваки. Кулаки сжимались и разжимались. Я понимала, что сейчас любое мое слово могло спровоцировать ссору, но у меня просто не было на нее сил.
- Петь, я уеду.
- К кому?! К нему?! Я тебя не пущу!
Неожиданный ответ ошарашил меня. Я начала часто хлопать ресницами, с изумлением разглядывая гнев на его лице.
- Это что же... – пробормотала я. – Ты ревнуешь?...
- Да! Ревную! Потому что люблю тебя! И тебя, и девочек! Я никуда вас не пущу, слышишь?! Вы всегда будете со мной! Я сделаю всё возможное, чтобы добиться тебя! Чтобы сделать так, что ты станешь моей не только по документам, но и в душе. Я сделаю так, что ты забудешь этого чертового Макса!
Петя всегда был добр, нежен и спокоен и никогда ничего не говорил про Макса. Ни плохого, ни хорошего. Я впервые видела его таким: ожесточенным, злобным, чересчур настойчивым. Медленно, боясь сделать неверное движение, отошла назад, видя, как грозное лицо направляется в мою сторону. Что с ним случилось? Почему он себя так ведет? Я не знала его таким...
- Ну что ты молчишь? – наседал он.
А что мне нужно было говорить? Я продолжала хлопать глазами.
- Что я должен сделать, чтобы ты осталась со мной? – Петя вдруг опустился на коленки и схватил мои руки.
Как всё сложно! Я закрыла глаза. Глубоко вдохнула. Выдохнула.
- Петя... Мы запутались... Подожди... Ничего пока не говори. Дай мне, пожалуйста, время разобраться во всем. Я уеду к родителям. Отец серьезно болен, а он ни разу не видел девочек. В деревне я наберусь сил, и потом мы спокойно все решим. Хорошо?
Я понимала, что говорю всё это только для того, чтобы обратиться к его разуму и успокоить его эмоции. В тот момент, когда он начал кидать угрозы, что добьется меня, я всё уже для себя решила. Никогда не любила напористых мужчин. Всегда уважала Петю за его автономность и самодостаточность. Оказалось, что всё это было показным... И он тоже пускал мне пыль в глаза...
Разочарование. Именно это чувство преследовало меня всю дорогу к родителям. Разочарование в богатой жизни. Разочарование в настоящей любви. Разочарование в мужчинах. Лишь в девочках не было ещё разочарования. Лишь они были моими розочками, плюшечками и ангелочками.
В деревне я надеялась восстановиться. Забыть всё, что происходило в последние месяцы с момента, как Макс начал искать пути общения с дочками.
Я смотрела, как потрескивает в старой закоптившейся печке огонь, слушала скрип половиц, когда мама ходила по дому и причитала, что отец так сильно болеет, убирала сугробы, которые все время наметал снег во дворе. Почему я не думала о родителях все эти годы? Ведь я давно могла скопить им денег и купить новое жилье. Тогда бы отец не простудился от сквозняков, которыми пропитан едва держащийся на ветру дом. Сидя в Москве, я не знала, что у них тут происходит. Не понимала, на сколько все серьезно. Хорошо, что я приехала.
- Мам... Давай отвезем его в Москву... Я найду клинику...
- Он не хочет... – качала головой она.
- Ну почему?
- Говорит, что внучек увидел и теперь может спокойно умереть.
- Ну что за глупости?! Какой – умереть?! Он ещё парень в расцвете сил!
- Дед... – раздалось кряхтение с постели больного.
- Да какая разница – дед, не дед... Это не имеет значения! Внучки тебя любят! Ты не можешь взять и умереть просто так! Ты нужен им! Ты нужен мне! Пап, ну, пожалуйста... – я присела на его кровать, а слезы непроизвольно покатились из глаз.
Дочки спали за печкой, но услышав наш разговор на повышенных тонах, проснулись.
