Не желаю слушать никаких объяснений, иначе не сдержусь и точно наломаю дров. Делаю глубокий вдох, чтобы хоть немного унять внутренний ад, полыхающий в груди, и поворачиваю ключ в замке зажигания. Звуки магнитолы разрывают гнетущую тишину, висевшую до этого в нагретом на солнце салоне, и в лицо ударяет живительная отрезвляющая струя холодного воздуха.
Стараюсь ни о чём, кроме дороги, не думать. В молчании доезжаю до дома. Когда и куда исчезает Руслан, я не обращаю внимания. Некоторое время сижу в салоне, не имея ни малейшего желания выходить. Моя душа осталась там, в больничной палате, рядом с Ясей, а тело вынуждено изнывать здесь, и изменить что-то я пока не в силах.
Выключаю зажигание и выхожу из машины, оставив её на площадке перед гаражом.
– Алан Даниилович, – меня встречает Надежда. – Ян Дмитриевич ожидает вас в гостиной, – ошарашивает меня новостью.
Яна я раньше вечера не жду, и обычно он заранее предупреждает о своём появлении.
Широкими шагами направляюсь в гостиную и застаю друга, сидящим в кресле. Ян с философским видом разглядывает, как переливается янтарная жидкость в широком стакане. Я даже не помню, когда в последний раз видел, чтобы Батурин пил. Бросаю взгляд на стоящий рядом графин. Судя по оставшемуся в нём количеству и тому, что сейчас перекатывает в стакане Ян, то друг ничего не выпил.
– Не ждал тебя так рано, – подхожу и протягиваю руку.
Ян с громким стуком ставит стакан на полированную поверхность, поднимает на меня взгляд и пожимает протянутую ладонь.
– Я и сам не знал, что приеду так рано, – произносит безэмоциональным голосом.
Зашибись, денёк! У него-то что могло случиться?
– Всё нормально? – спрашиваю осторожно, зная, как Батурин не любит, когда его расспрашивают о личном.
– Смотря с какой стороны смотреть, но в целом – будем работать, – бросает одну из своих любимых фраз, когда дело заходит в тупик. – У тебя что? – меняет тему.
– В больнице был, – вздыхаю и падаю в соседнее кресло.
– И что там? Хотя, не говори. Дай угадаю. Судя по светящемуся нимбу, тебя приравняли к богу, и счастливая мать за спасение дочери с распростёртыми объятиями готова на всё, чтобы отблагодарить спасителя, – цедит с ядовитой усмешкой. – «Алан, я ваша навеки!» – кривляется, изображая из себя страстную девицу. – Угадал?
– Почти. Хреновая из тебя актриса, Ян.
– Пардон. В театральный не взяли. Мордой не вышел. Ладно, что там? Не вижу радости на лице?
– На, держи, – кидаю в Батурина свёрток с деньгами.
– Что это? – ловит и крутит в руках, как обезьяна кубик Рубика.
– «Благодарность», – отвечаю и упираюсь в недоумённый взгляд.
– Благодарность? От кого? – мгновенно становится серьёзным.
– От Яси.
– Вообще-то, я имел в виду другую «благодарность».
– А сбылось это, – цитирую с усмешкой.
– Только не говори, что это деньги.
– Могу не говорить, но это деньги, – подтверждаю.
– Да ладно?! – не верит мне на слово и снимает упаковку. – Вот это поворот… – медленно охреневает.
– Он самый.
Пересчитывает сумму и разводит руками.
– Вынужден признаться: не ожидал, – произносит с уважением в голосе. – Беру все свои слова обратно. Теперь мне понятна твоя кислая физиономия, – хмыкает, но я пропускаю мимо его издёвку.
– Это половина айсберга.
– Что ещё?
– Динара была в больнице и притащила туда Руслана.
– Зачем?
– Хочешь, спроси его сам. Я пока не рискну.
– Вообще-то, сегодня день защиты детей, – напоминает Ян.
– Но не их недоматерей.
Ян хмурится, видимо, принимая вину на свой счёт.
– Мир, я оставлял Михайлова следить за Динарой. К вечеру у тебя будет подробный отчёт о всех её передвижениях.
– Мне похрен на её передвижения. Всё, что мне нужно, чтобы дело двигалось в сторону развода. Всё. На всё остальное мне плевать. Ты все свои вопросы решил?
Всё-таки мне спокойнее, когда Ян лично контролирует ситуацию. Вряд ли бы он допустил появление Динары в больнице, а Михайлова в тонкости не посвящали. И вот результат.
– Нет. Но пока моего личного присутствия не требуется. Так что…
– Только давай без «я ваша навеки», ладно? – перебиваю Батурина. – По какому поводу коньяк? – киваю на так и стоявший на столе крепкий напиток.
– А, это? Верного друга провожаю в последний путь.
– Соболезную.
Вместо ответа Ян кладёт на стол свой айфон, почти по центру экрана которого красуется небольшое отверстие.
– Это… что? – беру телефон в руки и подношу ближе, что лучше рассмотреть «произведение искусства».
– Это смертельный удар обычным кухонным ножом, Алан.
– Кто его так? – сглатываю, разглядывая действительно погибшего верного друга. Айфон у Батурина, больше, чем средство коммуникации, и служил он ему верой и правдой.
– Вопрос неверный. Что там за нож, что проткнул противоударное стекло, будет правильней.
– Так, может, тебя с этим стеклом… обманули?
– Эта мысль мне тоже приходила в голову. Проверим.
– Ты новый себе взял?
– Телефон? Китайскую звонилку взял пока, – морщится.
Словно в подтверждение раздаётся противная стандартная мелодия.
– Слушаю, – рявкает Батурин, и я наблюдаю, как его брови медленно ползун вверх. – Кто? – рычит. – Что значит, «я не знаю»?! Узнать!.. Вашу Машу! – отключает вызов. – Одни дилетанты кругом! Детский сад, штаны на лямках, честное слово! Убил бы, – ругается вслух.
– Ты же сам говорил, что сегодня день защиты детей.
– Эти «дитятки» уже давно вышли из детского возраста. Алан, ты Суржановскую к Лазаревой отправлял? – впивается в меня взглядом.
– Кого? – усиленно вспоминаю, кто это может быть, и ни одного знакомого имени на ум не приходит.
– Владислава Суржановская – телевизионная звезда скандальной журналистики, – называет Ян, и я смутно припоминаю, что действительно слышал эту фамилию пару раз.
– К какой Лазаревой? – неприятный холодок пробегает по моей спине, и я кончиками волос ощущаю приближение грядущего трындеца.
– Аделине Александровне, которая замутила с мужем твоей Ясмины.
Личное местоимение, употреблённое Яном, мне очень нравится, всё же остальное – вызывает напряжение.
– Нет.
– Точно?
– На хрена мне это надо, Ян? Чем сильнее у них любовь, тем мне же лучше.
– Так-то да. Только теперь их «любовь» стала известна всему миру, и вряд ли она таковой останется.
Час от часу не легче.
Глава 29
Ясмина
Включаю воспроизведение обрезанного короткого видео, присланного мне Майкой, и пару секунд смотрю на сказочный вид открытого бассейна в Патонг Бич.
– Вы здесь уже бывали? – с обаятельной улыбкой спрашивает Суржановская, казалось бы у случайных отдыхающих.
– Нет. Здесь я впервые, – зеркалит улыбку Лазарева. Верхняя часть её лица скрыта большими солнцезащитными очками, и демонстрировать миру свои глаза она не спешит.
– Вам нравится место?
– Да. Здесь безумно красиво. Эта поездка – подарок любимого мужчины, – сообщает доверительным шёпотом Аделина.
Она протягивает руку к своему спутнику, и изображение показывает крупным планом обоих.
Тёмные очки смотрятся на смуглом лице идеально, изменяя его до неузнаваемости. А ещё Олег сменил причёску, или же после купания его волосы зализаны назад, поэтому я не сразу признаю в загорелом мужчине своего мужа. Камера отдельно фиксирует его лицо и снова переключается на Аделину.
– Как интересно! – настоящее женское восхищение звучит в интонации журналистки, и Лазарева демонстрирует ей ослепительно белую улыбку. – И как же отдыхается на деньги, собранные на операцию маленькой девочки? – бьёт своим вопросом прямо в лоб Владислава.
Улыбка медленно сползает с лица Лазаревой, превращая его в предсмертную маску. Олег подскакивает с места, и изображение исчезает. Однако это не мешает Суржановской обрисовать ситуацию за кадром.
