Вкус предательства (СИ) - Саади Селин

— Зачем он так поступил?! Ты ведь не причем, ты не виноват в том, что твоя… что женщина совсем не имеет рассудка и материнской души! — со страдальческой улыбкой слушаю ее.

— В день нашего знакомства… — Ника хмурится: — Он первый заметил тебя.

Теперь она едва не с раскрытым ртом ждёт продолжения.

— И…

— И…я опередил.

Нет смысла рассказывать все, потому что то, как он указал на нее приятным точно не будет, как и то, чего ему хотелось бы с ней сделать. Ну а его истинное желание всегда было завуалировано спортивным интересом.

— Подожди, но…

— Помнишь первый вечер в нашей компании? — она будто механически кивает: — Разве не он крутился около тебя, несмотря на то, что с другой стороны был я?

— Но ведь это было знакомство, не знаю, это же вежливость. — пытается объяснить, а в глазах непонимание и неверие: — Я думала, он так старается, чтобы я, как бы сказать, вписалась, потому что вы друзья.

Тихий саркастический смешок не удается сдержать.

— Нет, это была попытка произвести впечатление… Говоря прямо, уделать меня, показать, кто самый крутой. Блядь, звучит убого, но тогда да, было именно это! Я считал, что он просто издевался в своей манере. Выставлялся шутом, действовал мне на нервы, потому что я впервые сходил с ума от девушки… — пауза, которая получается сама собой, позволяет сделать вдох: — Что это ничего не значило для него… И, как видишь, я облажался.

Слышу тихое шмыганье носом и, черт, самому выть охота.

— Я сожалею, Ник. Так, как никогда не сожалел, поверь.

Произношу то, что едва выношу сам. Она молчит, судорожно вытирая слезы, наверное с надеждой, что я не вижу. Только я вижу и, это будто выжигает органы изнутри.

— Когда я узнал о видео, то… Ты наверное понимаешь, потому что испытала это же тем утром. Но тогда я…единственное, чего хотел это забыть кадр, где вижу, как ты целуешься с каким-то уродом. А дальше и вовсе позволяешь себе то, что допускала только мне. Тогда отключилось все, кроме лютой адской боли. Было ощущение, что эта боль повсюду, что, сука, в каждой клетке тела рвёт и кромсает.

— Прошу не надо…

Она уже вовсю плачет, но какой бы мукой для меня не были ее слезы, прежде чем она скажет последние слова, она должна услышать и мою исповедь.

Как наверное крохотный шанс на прощение. Может спустя десять, а может и двадцать, тридцать лет, она простит. И пожалуй, я буду существовать с верой в это. Иначе, без этой веры потеряю рассудок.

— Абрамов показал видео спустя несколько месяцев, аккурат за тридцать дней до свадьбы. Это было в тот день, когда у тебя была внеурочная тренировка. Надеялся, что ты ненадолго и решил заехать к нему, пока ты танцуешь. — самая сложная и неприятная для нас обоих часть: — А потом все как в тумане, Ника. Бар, множество стопок, которые никак не заканчивались. Я пил и пил, чтобы только перестать видеть перед глазами долбанного ублюдка, что имеет якобы тебя. В начале кадры, где действительно ты. Абрамов укладывает тебя в постель, а вот дальше уже вторая часть, снятая заранее. — в горле пересыхает и нужна пауза, чтобы продолжить: — Все то, что было после бара для меня и по сей день загадка. Ты даже не представляешь сколько раз я пытался вспомнить. Разговор с Панкратовой спустя несколько дней, где она подтверждала, в красках рассказывала. Я даже тест ДНК сделал, мать его. До последнего не верил, что ребенок может быть от меня.

— Артур. Это больно. Я… — выдыхает воздух: — Я потратила очень много сил, чтобы…пережить.

Дорожки ее слез буквально не останавливаются, и черт возьми, дикое желание провести по ним, стерев и пообещав, что я все исправлю.

— Знаю, Красивая. Можешь верить, можешь нет…но я до сих пор не помню ту ночь.

Закрывает лицо руками и горько плачет. Ведомый желанием поддержать и помочь, тяну руку, но на полпути останавливаюсь. Рассудок вопит, что не имею права, и как бы мне не хотелось, теперь я с ним согласен.

— Увидев тебя утром не понимал где я, что со мной и почему. А заметив рядом Панкратову, и осознавая, как это выглядит был в дикой прострации. Однако, тут же словно кадры фильма всплывала запись перед глазами. И все померкло, огнём горели органы, тогда-то и понял, это конец. Нам обоим. Было херово до жути, похмелье убийственное, и несмотря на едва живое состояние, я уехал от нее вслед за тобой. Хотел догнать, боролся сам с собой. Только злость, ядовитая ярость, обида, задетое эго, мать его, будто приговаривали, чтобы я отпустил. Но… я боялся, Вероника. Боялся появиться перед тобой, потому что сам не мог понять, как допустил то, что проснулся с твоей бывшей соседкой.

— Остановись. — шепчет моя погибель, захлебываясь слезами: — Хватит.

Киваю, не желая больше насиловать ее своими душевными терзаниями пятилетней давности. Тишину в этот момент разбавляют лишь ее всхлипы.

Даже несмотря на осознание, что на хрен ей это сейчас нужно, легче как-будто стало.

И есть одно очень простое объяснение, она единственная, кто знал меня настоящего. В моей жизни, очевидно, кроме нее, не было никого, кому бы можно было довериться.

И я ее потерял.

— Я…мне очень жаль, Артур. — наконец, сиплым шепотом говорит она.

— Мне тоже, Ника. — отвечаю тут же.

Она встает с качели, посылая в меня мимолетный печальный взгляд, и двигается в сторону подъезда. Следую за ней в паре метров, вспоминая множество счастливых моментов, что прорываются в собственное сознание.

Вход, вызов лифта, раскрывающиеся двери. Каждый нажимает на свой этаж, вставая по разным стенкам, друг против друга.

А когда-то все было не так. А когда-то мы не выпускали рук, с сумасшедшей любовью глядя в глаза и ища в них такой же ответ.

Глава 27

Залетаю в квартиру, запирая замок, и прислоняюсь лбом к двери. Дышать не могу, будто что-то мешает. Наконец, даю волю слезам и чувствую, как меня отпускает все то напряжение.

Держаться там, в сумерках наедине было невозможно. Хриплый голос, который обнажал человека, которого я любила дербанил все внутренности.

Это…тяжело. Господи, как же это тяжело…

И вместе с тем, спрашивать его почему он поверил бессмысленно. Я верю в его страх…этого не отнять. Верю, что боялся, возможно, даже тогда когда мы были вместе. Молодые в том мире, где он пытался понять, как все работает. Предполагаю, что благодаря этому, восприятие той записи было именно таким, на которое и рассчитывал Абрамов.

Я знаю, каково это было увидеть. И черт возьми, не хочу, но понимаю его реакцию. По факту…убежала не только не я. Артур тоже сбежал, подпитываемый ненавистью, обрубил концы.

Хорошо это или нет, неважно. Не вернешь ведь ни прошедшие года, ни тем более то время. Но и прекрасно осознаю, что если бы он после всего появился передо мной, я не стала бы тогда слушать.

С силой растираю лицо и кое-как собравшись на автомате, двигаюсь в гостиную. Сворачиваюсь калачиком на диване, продолжая оплакивать нас, наши поступки и последствия.

Ощущение, что должно стать легче.

Ни сколько не оправдываю его поведение, просто когда ты знаешь точку зрения, ты уже способен критически мыслить. Тогда разум будто имеет дополнительную силу, чтобы противостоять сердцу и душе.

Несмотря на то, что финал пары Артура и Вероники был крайне больнючим, противным и беспощадным для обоих, конец этой истории все же получился красивым.

Я благодарна ему за то, что все же, пусть спустя все это время, он рассказал. Даже если это всего лишь малая часть его мыслей. Ведь именно это напомнило мне о первой любви из прошлого. Потому что таким был Артур Ризанов, пока не подстроился под реалии своего мира.

Надеюсь, что проснусь завтра и, действительно, отпущу. Немногим больше тридцати дней остаётся до моего отъезда, а с той миссией, которую хотела для себя выполнить, я справилась.

Решаю, что достаточным будет укрыться пледом в углу дивана, и с головой прячусь в попытках уснуть.

Дремота то наваливается, то отпускает. Организм как будто борется с болезнью, названной его именем. Только, глупо верить в то, что это излечимо. Даже сейчас, просто если на секунду допустить, что он подарит мне объятие…уже от этого по коже бегут мурашки.