дрожит, как слёзы обжигают её щеки. Она была на грани, но этот разговор мог окончательно её уничтожить.
— Это не важно, — Изабелла говорила всё тише, её голос дрожал, но она продолжала. — Ты замужем. И ты должна оставаться верной своему мужу.
Анжелика посмотрела на неё с ненавистью. С настоящей, глубокой ненавистью, которую Изабелла раньше не видела в её глазах.
— Я ничего не должна! — её голос был полон боли. — Ты навязала мне этот брак, а теперь хочешь, чтобы я оставила единственного человека, которого я люблю?
Изабелла почувствовала, как её руки задрожали. Она не могла выдержать этот взгляд. Взгляд дочери, которая уже видела в ней не мать, а своего палача.
— Ты не понимаешь, — шепнула Изабелла, её голос сорвался, но она не могла остановиться. — Ты не знаешь всей правды.
Анжелика замерла. Её глаза расширились от неожиданности, она внимательно посмотрела на мать, стараясь уловить что-то в её словах, в её лице.
— О какой правде ты говоришь? — её голос был тихим, но в нём звучало напряжение.
Изабелла замолкла, её горло пересохло. Она не могла этого сказать. Не сейчас.
— Твоя связь с Чезаре… — она не могла выговорить, не могла произнести вслух те ужасные слова. — Ты не можешь продолжать это.
Анжелика подошла ближе, её дыхание сбилось, она видела, что мать что-то скрывает. Что-то ужасное.
— Что ты скрываешь от меня? — её голос стал жестче. — Почему ты не можешь сказать правду?
Изабелла чуть не сорвалась. Её губы приоткрылись, она готова была выпалить всё, что накипело в её душе. Она готова была рассказать правду, но знала, что если это произойдёт — всё закончится. Они не переживут этого.
— Ты просто должна прекратить, — наконец выдавила она из себя, отворачиваясь. — Это всё, что я прошу.
Анжелика смотрела на неё, её лицо исказилось от недоумения и боли. Она не понимала. Она чувствовала, что её мать скрывает что-то, но не могла понять, что именно.
— Я не прекращу, — сказала Анжелика, её голос был полон горечи. — Потому что Чезаре — это единственное, что у меня есть. И ты этого не отнимешь у меня.
Изабелла ощутила, как её сердце замерло. Она знала, что Анжелика не сдастся. Она пойдёт до конца, даже если этот конец будет разрушением. Она была так похожа на неё саму.
— Если ты не прекратишь, — прошептала Изабелла, повернувшись к ней лицом, — я расскажу всё Рафаэлю. И знаешь… я готова все потерять. Готова отдать себя на растерзание кредиторам и долгам! Пусть я пойду по миру! И вы вместе со мной! Но ты не продолжишь позорить мою семью!
Анжелика застыла, её глаза наполнились слезами, но она уже не могла остановиться. Её душа разрывалась от боли, от обиды, от того, что мать использует её слабости против неё.
— Ты не сделаешь этого, — прошептала она…
— Сделаю, — ответила Изабелла. — Если придётся, я сделаю всё, чтобы защитить тебя от самой себя.
Анжелика стояла неподвижно, её слёзы текли по щекам, но она не могла больше спорить. Она была сломлена, её душа разрывалась и Изабелла это видела. Дочь отвернулась, больше не в силах смотреть на мать.
— Хорошо, — прошептала она, глядя в окно, где закат окрасил небо в красные и багровые оттенки. — Я прекращу встречи с Чезаре. Но не думай, что я прощу тебя за это.
Изабелла стояла молча, её сердце разрывалось от боли. Она сделала то, что должна была сделать. Но цена была слишком высока.
Когда Анжелика вышла из комнаты, Изабелла не могла сдвинуться с места. Её ноги были словно прикованы к полу, а воздух вокруг стал тяжёлым и липким. Она добилась того, чего хотела, но это не принесло ей никакого облегчения.
Её сердце болело так сильно, что казалось, она не сможет дышать.
Она защищала свою дочь. Защищала её от греха, от самой себя. Но внутри неё что-то умирало. Она знала, что эта ложь никогда не сможет скрыть правду. Анжелика всё равно когда-нибудь узнает, что Чезаре её брат. Узнает, что это её мать во всём виновата.
И тогда Анжелика возненавидит её ещё больше.
Изабелла прижала руку к груди, чувствуя, как её сердце колотится, как разрывается на части. Она была одна. Одна с этим ужасом, который сама сотворила.
Но теперь это было её бремя.
И она должна была нести его до конца.
Рита стояла за дверью, прислонившись к холодному дереву, и её сердце бешено колотилось в груди. Её уши горели, каждый нерв был натянут, как струна. Она слышала всё. Всё.
Изабелла и Анжелика говорили так громко, что Рите даже не пришлось прислушиваться. И она поняла одно: там был не просто разговор. Там что-то скрывали. Скрывали от неё. От Риты.
Она ненавидела, когда её не ставили в курс дела. Она ненавидела быть той, кого держат за спиной, в тени. В этой семье ей всегда доставались крохи внимания, недоверие и пренебрежение. Анжелика, чёртова святая Анжелика, всегда была на первой месте. Всё всегда крутилось вокруг неё. Но не на этот раз.
Что-то было не так. Что-то серьёзное. Рита задержала дыхание, осторожно отступив от двери. Её голова гудела от напряжения, мысли метались, как бешеные. Что они скрывают? Почему мать так яростно требовала от Анжелики прекратить встречи с Чезаре? Почему она вообще говорила об этом с такой силой, с такой болью? Рита знала, что между Чезаре и Анжеликой что-то происходит, но это… это было что-то большее, чем просто интрижка.
Чёрт возьми, Рита чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Этот разговор не мог просто так закончиться.
Она молча вошла в комнату, где мать сидела на краю кровати. Изабелла была как будто не здесь. Её глаза были пустыми, взгляд — остекленевший. Она выглядела словно статуя — застывшая, холодная, отрешённая. Впервые Рита увидела в своей матери не только сильную, властную женщину, а сломленного человека. Человека, который боролся с чем-то, что было слишком тяжёлым, чтобы нести.
Рита ненавидела её такой.
— Мама, — ядовито прошептала она, заходя в комнату с наигранной улыбкой. Она чувствовала, как всё внутри неё кипит от злорадства. — О чём вы там с Анжеликой шептались?
Изабелла подняла на неё глаза. Рита заметила, как её руки сжались в кулаки. Но мать была осторожна. Она всегда была осторожна.
— Это не твоё дело, Рита, — сухо ответила Изабелла, её голос прозвучал слабее, чем обычно.
Рита скривилась, не собираясь так просто сдаваться.
— О, нет, мамочка, — голос Риты стал чуть приторным, но в нём