Ознакомительная версия.
А теперь этот самовлюбленный барин еще учит ее, должна она была бросаться в никуда или не должна!
– Ваша фигуральность очень незамысловата, – сердито сказала она. – А ваши поучения совершенно неуместны. Я не собираюсь вам отчитываться ни в своих поступках, ни в намерениях.
– Я вас об этом и не прошу. Но догадаться, что с вашими исходными данными – я имею в виду и внешность, и материальные возможности – в мегаполисе вас ожидает только панель, согласитесь, вам было бы не так уж и трудно. Если бы вы хоть пять минут подумали, прежде чем гордо отказываться от помощи каких ни на есть, а родственников. Именно панелью дело и кончится, когда вы устанете мыть полы в овощных магазинах спальных районов. Потому что, учтите, мыть полы в приличном супермаркете вас без московской регистрации не возьмут. Это произойдет примерно через три месяца. Нет, с вашей амбициозностью, пожалуй, через четыре, – смерив ее взглядом, уточнил он. – Советую вам купить газету бесплатных объявлений и устраиваться в бордель сразу – вас возьмут даже в элитный. Это гораздо безопаснее, чем стать бордюрщицей и ловить клиентов у обочины.
– Как доехать до города?
Лоле показалось, что она не проговорила эти слова, а прошипела.
– Можете обзванивать бордели прямо отсюда, – невозмутимо разрешил Роман. – Я пошлю кого-нибудь за газетой.
– Я не звонить собираюсь, а уехать. – Лола сначала произнесла это объяснение, а уж потом сообразила, как глупо оно звучит. – Немедленно! – Это восклицание прозвучало еще глупее, и она разозлилась так, что почувствовала, как у нее вздрагивают губы.
– Ваши желания меня не интересуют. И я не обязан предоставлять машину по первому вашему требованию. Общественного транспорта здесь нет, так что вам придется остаться до завтра.
Он говорил тем же ровным тоном и смотрел на нее тем же холодным взглядом. Он как будто бы и не заметил, в какую ярость она пришла. Да и не «как будто бы», а действительно не заметил: ему было до нее не больше дела, чем до таджичонка, который подбросил в его карман наркотики.
И снова, как при первом, еще в машине, разговоре с этим человеком, его бесстрастность подействовала на Лолу совершенно противоположным образом, чем он, возможно, ожидал. Глядя в его лицо, на котором не дрогнула ни одна черта, она почувствовала, что не разъяряется еще больше, а, наоборот, успокаивается. Правда, успокаивается примерно так же, как если бы ее окатили ведром холодной воды, но это уже неважно. Главное, ей и самой становится совершенно безразлично, что думает о ней этот ко всему безразличный человек.
– Что ж, придется остаться, – пожала плечами Лола. – Вы действительно не обязаны давать мне машину. Вы вообще, видимо, очень заботитесь о своем удобстве, – насмешливо добавила она.
– Конечно, – согласился он. – А по-вашему, я должен заботиться о чужом удобстве? Учтите, если вы станете таким образом подходить ко всем тем людям, которых встретите в ближайшее время, вас ожидают многочисленные разочарования. – И, прежде чем Лола успела сказать, что никаких очарований насчет людей, с которыми ей предстоит встречаться, она и без его советов не питает, Роман сказал: – Кстати, забота об удобстве – это первый признак цивилизации. Вот, к примеру, этот стол. Да-да, этот, за которым мы сейчас сидим. – Он постучал по отливающей бронзой скатерти. – Его высота от пола до столешницы – ровно семьдесят шесть сантиметров.
– Почему именно семьдесят шесть? – невольно улыбнулась Лола.
Она вдруг почувствовала в его педантизме что-то наивное, и ей стало почти весело.
– Потому что, согласно расчетам кривой Гауса, человек среднего роста, когда сидит за столом, должен, согнув руку, свободно положить ее на столешницу.
– И вы вычерчивали кривую Гауса, прежде чем купить этот стол?
Теперь она уж просто еле сдерживала смех.
– Ее вычертили английские мебельщики в девятнадцатом веке. А я склонен им доверять. Да и в нашем отечестве до определенного периода тоже относились к своему делу иначе, чем это принято теперь. Вон тот чайный столик, видите? – Он указал на противоположный камину угол гостиной. – Его сделали в восемнадцатом веке на Тульском оружейном заводе. И, при абсолютной своей оригинальности, он так же безупречен, как любой классический английский стол. Что является поводом для патриотизма. Одним из немногочисленных поводов, – добавил он.
Только теперь Лола вдруг догадалась, почему ей кажутся такими необычными его глаза. Они не имели цвета. Это было так странно, что казалось и вовсе невозможным, но это было так. Глаза у него были перламутровыми – они переливались разными цветами, ни один из которых нельзя было отчетливо обозначить, и поэтому выглядели совершенно непроницаемыми.
– А я думала, это современный столик, – отрываясь от изучения перламутровых глаз, сказала она. – Я как-то не связывала такие вещи с восемнадцатым веком.
– И тем не менее это личный чайный столик Екатерины Великой. Хотя выглядит, согласен, как очень стильный хайтек. Но это потому, что он сделан из стали и бронзы. Воздушная работа, приятно смотреть.
Никакого восторга по поводу необыкновенного столика в его голосе, впрочем, не послышалось.
– Да у вас тут прямо Эрмитаж, – заметила Лола. – Дом тоже в восемнадцатом веке построен?
– Дом построен год назад. Из канадского красного кедра.
– Весь – из канадского кедра? – поразилась она. – Неужели поближе дерева не нашлось?
– Любое другое дерево дает усадку, поэтому в течение как минимум десяти лет меня ожидала бы жизнь с перекошенными окнами и незакрывающимися дверями. А канадский кедр – лучший строительный материал. К тому же на сосновые смолы у меня аллергия, а на кедровые нет. Но в отделке, конечно, использован не только красный кедр. Еще сосна Дугласа и белый клен.
– И как вы только живете? – сказала Лола. – Просчитанность каждого вашего шага может свести с ума. Вас свести, – уточнила она.
– Меня свести с ума невозможно. А живу я прекрасно. Потому что сам определяю законы, по которым мне удобно жить. Да, кстати, мне почему-то кажется, что вы кривите душой, когда недоумеваете по поводу излишней просчитанности моей жизни. Вы не похожи на женщину, которой свойствена импульсивность.
– Это правда, – кивнула она. – И это меня нисколько не угнетает.
Тут в гостиную вкатился столик, на котором стояло блюдо с мясом. То есть, конечно, столик вкатился не сам собою – его ввезла та женщина в синем платье, которая час назад провожала Лолу в спальню.
– Роман Алексеевич, мне нарезать мясо или вы сами? – спросила она, останавливая столик в нескольких шагах от большого стола.
– Сделайте вы, – ответил он, но тут же спросил Лолу: – Может быть, вы хотите нарезать мясо?
Ознакомительная версия.
