Когда Гарти сдернул ее со стеллажа, она даже охнуть не успела. Да и не хотела. У него оказались очень сильные, тренированные руки и торс — недаром Николас столько времени проводил в спортзале. У Карен было преимущество в подвижности, у него — в устойчивости и силе. Схватка была молчаливой и очень короткой. Оба застыли, тяжело дыша, сплетенные странным полуобъятием-полузахватом. Карен не могла вырваться, но и Гарти уже не мог ее отпустить.
— Николас, — позвал командор. Все это время он чутко вслушивался, пытаясь понять, что происходит. — Николас, что там у тебя такое?
Карен начала молча мотать головой. Командор не должен знать, как глупо она попалась. Что так глупо попалась именно она.
— Я все-таки поймал крысу! — тяжело дыша, но торжествующе объявил Гарти. В голосе Холта появилось вежливое удивление:
— Вот как? И что же ты собираешься с ней сделать?
— Хм-м-м… пожалуй, это зависит от тебя, дружище.
Карен напряглась: Николас торопливо обшаривал ее одной рукой — искал оружие, но с… излишним пристрастием.
— Что ты там бормочешь? Я тебя не слышу, Николас.
— Я говорю: наша игра немного изменилась. Теперь у меня есть заложник.
В голосе командора послышалась усталость.
— Правил на ходу не меняют, Николас. Ты же знаешь управленческую установку насчет заложников…
— Да, конечно: взят в заложники — сам виноват, сам и выпутывайся. А если этот заложник…
Карен боднула его затылком в челюсть. Гарти прикусил язык, а Карен беззвучно ахнула от мгновенно усилившегося захвата. Он сейчас одним движением может сломать ей шею… Гарти шипел от боли над ее ухом.
— Заложник, Николас? — напомнили издали.
Гарти опять засмеялся, сказал — слегка невнятно:
— Тебя все-таки волнует судьба этой крысы?
— Да. Как и любого работника управления. Как и твоя, Николас.
— Ты знаешь, что я тебя ненавижу?
— Теперь — да, — медленно сказал командор.
— Думаешь, ты — мой благодетель? Вытащил меня из той перестрелки, а потом из петли — и я должен быть тебе за это по гроб жизни благодарен? За работу, за это… инвалидное кресло? А я смотрю на тебя — здорового, красивого, великолепного! Ненавижу!
Пауза. Командор сказал негромко:
— Можешь мне не верить, Николас, но я тобой всегда восхищался. Твоим упорством, мужеством, умом. Я иногда прикидывал: а если б тогда случилось наоборот… я бы, наверное, не смог.
Великолепно. Они тут будут обмениваться комплиментами и реверансами, а она тем временем задохнется в захвате Гарти. Командор точно услышал ее, потому что сказал:
— И что мы будем делать дальше, Николас?
— А ты как думаешь?
— Теперь, когда ты взял заложника, мне придется вызвать службу безопасности. Кстати, он все еще жив?
— Хочешь поговорить с командором? — насмешливо выдохнул ей в ухо Гарти. Карен мотнула подбородком. — Не-ет, Алекс, заложник с тобой говорить не желает. Чем-то ты его обидел.
— Все на меня сегодня обижены, — пробормотал командор. Карен невольно представила, как он потирает челюсть — как всегда, когда раздумывает. — Не мой день, не мой день…
— Да уж, явно не твой! — подтвердил наслаждавшийся ситуацией Гарти. Карен понимала — он не надеется выбраться из Управления живым, и не представляет, как выкрутится из ситуации его… хм… друг. Ведь архивариус тоже был специалистом. Но и для спеца предложение прозвучало неожиданно:
— Возьми меня вместо заложника.
Карен задержала дыхание.
— С какой это стати? Хочешь положить свою жизнь за эту крысу? Ты хоть знаешь (он легонько встряхнул Карен, та зашипела от боли и бессилия) — кто это?
— Какая разница, кто, — сказал командор устало. — Работник Управления. Как и ты, Николас.
— Я-а-а?
— Да, Николас. Я что-то не припоминаю, чтобы ты подавал рапорт об увольнении. Так что ты — все еще работник Управления. И я за тебя отвечаю.
— Это твое чертово Управление!
— Оно и твое тоже. Мы строили его вместе с тобой. Управление все нам заменило — семью, друзей, женщин…
— Напоминаешь о корпоративной солидарности?
— Нет, Николас, — сказал командор. — Никаких психологических изысков. Никакого давления. Ты же специалист. Ты все понимаешь.
— Вот именно… — пробурчал Гарти. Карен едва не хмыкнула: никаких психологических изысков? А если он согласится на предложение командора? Где у Гарти оружие? Не может же быть, чтобы у него не было оружия! Только сейчас он не сможет его достать — для этого ему придется ее отпустить или отключить.
Или убить.
Карен выпрямила дрожащую от напряжения ногу, которой упиралась в стеллаж, и лягнула контейнер, стоявший на полке — тот с грохотом вылетел на ту сторону, дождем застучали рассыпавшиеся карточки…
— Николас?! — позвал командор.
— Что ж ты… делаешь… — Гарти с трудом удерживал внезапно взбесившуюся заложницу. Карен беспорядочно лягала воздух, иногда попадая по стеллажу, иногда нет — архив заполнился металлическим гулом… или это звенело у нее в ушах… в сгущавшейся тьме мерцают красные искры… если командор не сообразит… он… Гарти… больно… как… боль… но…
Она упала — то ли в эту тьму, то ли просто… упала.
Карен лежала на животе, тупо разглядывая пол. Вспыхнувший свет горел ярко, и на полу были видны какие-то коричневые точечки-пятна.
Он ее не убил. Он не убил ее.
Взгляд двинулся дальше, выше. Остановился на протянутой ей руке. Белой, ухоженной. Сильной. Уцепившись за нее одной рукой, а правой, подвывихнутой, слабо придерживаясь за стеллаж, Карен поднялась. Воображение живо нарисовало, какое жалкое зрелище она сейчас из себя представляет: порванные на бедре колготки, форменная рубашка с отлетевшими пуговицами, на лице — ссадины… И юбка блистает своим отсутствием.
— Так, — сказал командор. — Это все-таки вы.
Хотелось бы, да не отопрешься… Карен открыла рот и, сморщившись, потрогала пальцем разбитую губу. Командор с ничего не выражающим лицом достал из кармана пиджака платок и протянул ей. Посмотрел на лежащего навзничь Николаса. Проход загромождала опрокинутая коляска.
— Он жив, — пробормотала невнятно Карен.
— Вижу.
Холт ногой отодвинул пистолет подальше, наклонился и поднял его. Проверил магазин.
— Полный. Почему он не стрелял?
Карен машинально терла ноющую шею.
— Наверное, потому же, почему не свернул мне шею. Просто не хотел… Вы ведь тоже не хотели убивать его, командор.
— Ну, у меня есть на то причина, — сказал Холт, как бы оправдываясь. — Мне нужна информация.
— Да, и поэтому вы пришли арестовывать его, как сказал ваш… приятель, — один и без оружия.
