С этими словами он сел в кресло, но не развалился в нем, как Жека, а опустился так, словно через мгновение собирался встать. Это впечатляло, но и тревожило вместе с тем.
— Спиртного в доме нет, — буркнула я, растерявшись от его уверенности в себе и смутно представляя, что я ему буду говорить.
Он скупо улыбнулся, но даже и такая улыбка красила его, делала жесткие черты лица чуть мягче.
— Разве я сказал «выпить»? Я сказал «попить», а это ведь не одно и то же, не так ли?
Наливая ему апельсиновый сок в высокий стакан, я подумала, что впервые слышу его голос, до этого слышала только шепот, и этот голос вполне соответствует ему: под мягкими, бархатистыми нотками, словно бряцание оружия, слышится звук металла. Когда я подала стакан, то получила еще одну улыбку, такую же скупую, как и первая.
— Ты, однако, щедрее, чем кажешься, я думал, ты мне воды из-под крана нальешь.
Я невольно улыбнулась, но тут же насупилась и села в кресло напротив. Хотела закинуть ногу на ногу, чтобы показать, что я уверенно себя чувствую, но вовремя опомнилась: вряд ли это стоило делать в таком коротком халате. Может, взять одежду и пойти в ванную переодеться? Ну уж нет, я его не приглашала, сам приперся, пусть видит в чем есть. Он пил сок и рассматривал меня, то и другое делал не спеша, но без вызова, словно машинально. У меня зародилась надежда, что он забыл о своем вопросе.
— Ну так что же ты молчишь? Я давно жду твоих объяснений. Откуда у тебя ключи от этой квартиры? Следов взлома я не видел. Аська никому не доверяет своих ключей.
Я отметила размеренность и правильность его речи и еще то, что он, как и убитый альбинос, называет Настю Аськой. Вздохнула и начала выкладывать свою байку, с волнением ожидая его реакции. Он выслушал меня серьезно и вдруг захлопал в ладоши, гулко и размеренно. От неожиданности я вздрогнула.
— Придумано неглупо, вполне правдоподобно. А что касается твоих поисков заказчиков, то у тебя явно хорошее воображение, тебе бы романы писать. Но вот одна малюсенькая деталь портит все впечатление и сводит на нет все твои усилия запудрить мозги. У Аськи нет и никогда не было никаких сестер, так что либо срочно выдумывай другую версию, либо говори правду. Я бы посоветовал тебе последнее: быстрее и проще, и на снисхождение можно рассчитывать. — Последние слова он опять снабдил улыбкой, но уже откровенно язвительной.
Я почувствовала, что начинаю заводиться, это было неплохо, потому что, когда я злюсь, теряю чувство страха и обретаю уверенность.
— Я не нуждаюсь в вашем снисхождении. А вы излишне самоуверенны, подвергая сомнению мои слова. Как вы можете знать, есть у нее троюродные сестры или нет? Мой отец — двоюродный брат Настиной матери, и у меня есть еще младшая сестра, а то, что Настя почти не общается с родственниками, отнюдь не отменяет наше сестринство. — Я упирала на то, что даже хорошо знакомый человек может не знать всех дальних родственников, это вполне естественно. Но вместе с тем я сильно рисковала, вот спроси он меня сейчас, к примеру, как зовут Аськину мать, и я тут же попадусь. Но он не спросил. Поверил или нет, не знаю, но заговорил о другом:
— Ну и куда же поехала твоя сестричка и когда ее ждать обратно?
Я ответила как могла, намеренно подчеркнув, что уже волнуюсь, что ее долго нет. Ожидая его ответа, я думала о том, что на даче, ночью, когда он шептал мне на ухо, явно дал понять, что знает об Аськиной гибели, а сейчас делает вид, что ведать об этом не ведает, и говорит о ней как о живой. Как, интересно, понимать такое несоответствие? Повисло молчание, мой незваный гость смотрел на меня тяжелым взглядом, словно дырку во мне высверливал. Я вскинула подбородок, как бы принимая вызов. Но наше молчаливое противостояние было прервано неожиданным звонком в дверь. Уж теперь-то это точно Маринка, подумала я и встала, чтобы открыть ей дверь.
За дверью и вправду стояла моя веселая соседка, только сейчас она была заспанная и всклокоченная и с порога начала жаловаться на свою тяжелую жизнь:
— Нет, Ась, ну ты прикинь, какая невезуха! Мой непредсказуемый папахен заявился вечером домой и устроил мне грандиозную головомойку, можно подумать, что сам святой. Кстати, он обвинил тебя, будто это ты меня спаиваешь, и потребовал, чтобы я с тобой больше не встречалась, прикинь?! Сейчас он на работу покатил, а я сразу к тебе пошлепала, поделиться новостями. Слушай, мы вчера все допили? У тебя больше нет? Может, есть, а? Ну для снятия стресса, ведь святое же дело! — Слова лились из Маринки нескончаемым потоком, мне никак не удавалось вклиниться и сказать, что мы не одни. Но тут она и сама увидела моего неожиданного посетителя, встала как вкопанная и выпучила глаза.
— Ба-ба-Борис! А что ты тут делаешь? — Она испуганно оглянулась на меня и слегка попятилась.
— Здравствуй, Марина, ты чего так нервничаешь? Я зашел узнать, нет ли каких известий о моей невесте, что тут странного?
— А-а… а разве Настя твоя невеста? — спросила Марина каким-то не свойственным ей тонким и ломким голосом. Видно, она и в самом деле боялась этого человека.
— А разве нет? — ответил он вопросом на вопрос.
— А, ну да. Хотя я не знаю. Ну я пойду. — И, не глядя на меня, она быстро пошла к выходу.
Задерживать ее никто не стал.
— Ну вот, теперь мы знакомы. Ты, стало быть, еще одна Ася. А я Борис, что же ты не говоришь: «Очень приятно познакомиться»?
Я уже не злилась, но и насмешки его меня совсем не радовали. Как бы я ни хорохорилась, чувствовалось, что он сильнее меня, увереннее, лучше владеет ситуацией, и я сказала почти устало:
— Я стараюсь не лгать без особой необходимости.
— Значит, у тебя есть острая необходимость жить здесь и выдавать себя за Аськину сестру, так надо понимать? — сделал он неожиданный вывод.
Теперь он уже не смеялся надо мной, говорил серьезно, наклонясь вперед, словно для того, чтобы его слова лучше дошли до меня:
— Аську убили. Я полагаю, ты прекрасно это знаешь, хорошо еще, если не принимала в этом участия, искренне на это надеюсь. Не знаю, зачем ты здесь, но непременно влипнешь в темные дела, если уже не по уши в них, и самой тебе ни за что из них не выбраться. Подробностей я не знаю, но догадываюсь, что задействованы серьезные люди. Они церемониться с тобой не будут, прихлопнут как муху — чужие жизни для них ничто. Положиться тебе не на кого. Маринкин отец — лошадка темная и опасная, уж больно крутые у него бывают повороты: сегодня так, а завтра эдак. Жека с Вадиком — слизняки, скользкие трусы, но при случае и укусить могут. Остаюсь только я, подумай как следует, и ты поймешь, что мне стоит довериться и рассчитывать на мою помощь. Вот тебе номер моего сотового, как надумаешь, позвони. — Он встал, посмотрел на меня несколько мгновений, ждал, что я скажу, но, поскольку я молчала, двинулся к двери.
