И все эти разговоры о любви сегодня утром…
Дрожь прошлась по ее спине. Итак, ее беспокоит не только то, что Майк посмеется над ее тупостью. Однако это не означает, что она должна быть рабом своих страхов. Он спросил, принимала ли она когда-нибудь спонтанные решения, действовала ли под влиянием минуты? Видимо, нет.
Она заметила впереди поворот. Дорога через Бодмин-Мур была довольно безлюдная — по пути в Тинтаджел им встретилось всего несколько машин, и на обратном пути — пока ни одной. Однако главная дорога идет прямо, во всяком случае, ей не запомнилось, чтобы Майк по пути в Тинтаджел делал здесь поворот. Сумерки постепенно сгущались, и она понимала, что не следует пороть горячку, двигаясь по незнакомой местности. Это неблагоразумно.
Однако она уже успела выказать немало благоразумия. И ничего хорошего из этого не вышло. Быть может, наступило время как раз пороть горячку? Хотя бы самую малость? Она метнула на Майка быстрый взгляд и поняла, что к великим свершениям пока не готова. Но сделать один шаг прочь от тупости, пожалуй, удастся.
Впереди появилась незнакомая дорога.
Она свернула на нее и обнаружила, что это не шоссе, а грязный проселок, почти тропинка. Лесли машинально затормозила, приноравливаясь к внезапно возникшей тряске.
— Что… Да это же не та дорога! — воскликнул Майк, оглянувшись назад.
Она недоуменно пожала плечами, а тем временем в ее жилах толчками пульсировала кровь.
— Неужели? Но разве мы здесь не затем, чтобы любоваться видами?
— Но это вересковая пустошь! Единственная достопримечательность здесь — заросли вереска.
— В таком случае пойдем смотреть вереск, — сказала она со смешком. — Мне казалось, что тебе придется по душе эта затея. Или ты уже успел насмотреться на Бодмин-Мур?
— Да нет… — пролепетал он.
— Вот и отлично. Тогда это будет в равной степени интересно нам обоим.
— Но не ночью же!
— Но разве не ты недавно заставил меня остановиться, чтобы понюхать розы? — спросила она, начав раздражаться на его непонятливость.
— Это на тебя не похоже, Лесли. И это меня сильно тревожит.
— Ты обо мне ничего не знаешь, — парировала она. — Точнее, знаешь очень мало.
— Ладно, буду молчать и наслаждаться поездкой.
Он опять спокойно откинулся на спинку сиденья и скрестил руки на груди.
Она довольствовалась и этой малостью, хотя не понимала, что его беспокоит. Бог знает почему он переменился в одно мгновение.
Автомобиль медленно продирался вперед, высвечивая фарами не более шести метров вокруг. Трава росла нетронуто-густая и высокая, с разноцветными вкраплениями полевых цветов. Кроме вереска Лесли узнала лютики Больше ничего не удалось разглядеть в тусклом свете.
— Вероятно, эта дорога ведет на ферму, — предположил Майк.
— Тогда мы развернемся, когда туда доберемся. — Она опять метнула на него быстрый взгляд. — А куда ты торопишься, кстати?
— Я?.. — Он запнулся, а потом осклабился. — Никуда не тороплюсь. Веди меня, Макдуф[10]!
— Шекспир. Помню со школы, — сказала она, гордая тем, что угадала хоть одну из его цитат. — Как ты думаешь, я сдам экзамен на вождение в Англии, если благополучно проеду по этой дороге?
— Если ты благополучно проедешь по этой дороге, то сдашь экзамен на вождение по английским проселкам, — ответил Майк с умилением в голосе. — А на вождение по трассам класса «М» придется сдавать заново.
— Боже, ты строже моего отца.
— Я не взираю на личные отношения, Лесли.
Шутить изволите, подумала она и решила, что сейчас высшей доблестью будет заткнуться. Еще не подоспело время будоражить внутренний жар. Надо углубиться подальше в вереск… Тогда и жар сгодится.
Они все ехали, а дороге не было конца. Вокруг ни огонька. Там, где кончался свет от фар, было темно, точно в смоляной бочке. Никого на пути. Ни оленя, ни птицы. И, разумеется, никаких машин. Лесли начали одолевать нехорошие предчувствия. Она жалела о своем спонтанном решении.
— Здесь должна быть ферма, раз дорога такая длинная, — промолвил Майк.
— Вот увидишь, все будет хорошо, — храбро сказала Лесли. Уж кем-кем, а тупицей ее сейчас назвать нельзя. И она этим гордилась. Но лучше бы поскорей куда-нибудь выбраться.
Впереди возник еще один поворот.
Что за чертовщина, подумала Лесли, и свернула.
Новая дорога оказалась еще более ухабистой и заросшей.
— Э-э-х… см-м-отри, — предостерегающе прокряхтел Майк, подпрыгивавший, словно белье в стиральной машине. — Мне кажется, мы опять движемся на север.
— С чего ты взял? — спросила Лесли, навалившись на руль и пристально вглядываясь в ночную тьму. Она не увидела на небе ни одной звезды, тем паче путеводной.
— Гляди в оба! — выкрикнул Майк, но они уже угодили в рытвину.
— Ты прав. — Она вновь стала следить за дорогой и спросила: — Итак, с чего ты взял, что мы едем на север?
— У меня врожденное чувство направления. Мне кажется, что мы едем на север.
— Но я повернула направо. Мы двигались на юг, я повернула налево, это на восток. Последним был правый поворот, значит, эта дорога тоже идет на юг. Так?
— Ты за рулем, тебе и решать.
Краем глаза она заметила, что он начал похлопывать себя по карманам и тут же прекратил.
— Забыл, — сказал он, — что ты не любишь курильщиков. Теперь одному Богу известно, когда у меня вновь появится возможность покурить.
Она метнула на него быстрый взгляд.
— Я никогда не говорила, что не люблю курильщиков.
— Конечно, не любишь. Помнишь, в лифте?
— Я очень хорошо помню тот лифт… — Боже мой, да она будет помнить его всю жизнь! — Но я не сказал тогда тебе ни слова.
— За тебя говорило твое лицо. Взгляд был ужасен…
Она хихикнула.
— Курить в лифте не положено. Тем более в таком тесном. Разве можно обвинить меня в излишней суровости?
— Нет, — улыбнулся он. — А я-то и правда собирался тогда раскурить трубку. Порой я забываюсь.
— Шутить изволите, профессор.
Она вспомнила все, что читала когда-то о пассивных курильщиках, не говоря уж о том, какой опасности подвергается курильщик активный, но потом все-таки решила пойти на риск.
— Кури в машине, — разрешила она. — Я не возражаю. Правда. Если откроешь окно.
— Благодарю. У меня такое ощущение, что наша поездка затянется надолго. — Он вытащил принадлежности для курения трубки и уже вскоре с удовлетворением выпустил первую струю дыма. Стекло он опустил, однако не раньше чем салон наполнился сладким ароматом вишневого табака. И веско повторил: — Очень надолго.
