– Ну, Клаудия, – сочно сказал он, поворачиваясь к ней. – Публика хочет еще один поцелуй, и мы с удовольствием готовы поддержать наших зрителей, которые будут счастливы, даже если нам придется дать для вашего доброго дела семь тысяч фунтов.
Камера взяла Барти крупным планом, создавалось впечатление, что деньги он вот-вот вытащит из собственного кармана.
– Итак, Клаудия, что вы нам на это скажете? – вновь перехватил инициативу Майк Грефтон.
Клаудия светло улыбнулась.
– Скажу, что сумму надо удвоить. Ведущий издал нервный смешок.
– Удвоить?
Краешком глаза она увидела, как застонал Барти, но мошенник знал, когда надо стонать и хвататься за голову, а когда, напротив, ликовать и восхищаться публикой. Вот и сейчас он постонал, постонал, заговорщицки переглянувшись с залом, и вдруг исчез, схватив большую бутылку виски, которая волшебным образом появилась прямо перед ним. Майк, решив вытянуть из нового поворота событий все, что можно, повернулся к зрителям.
– Удвоить! – повторил он. – Как вам это нравится? Давайте спросим у Габриела Макинтайра, стоит ли поцелуй этой девушки таких денег.
Клаудия ужаснулась, видя, что Мак смотрит на нее, но она стойко выдержала его взгляд. Смущаться и ужасаться теперь некогда, надо профессионально держать восхитительную улыбку, очаровывая публику, выжидательно замершую в молчании, нависшем над студией.
– Ее поцелуй стоит гораздо большего, – сказал Мак.
Публике его ответ понравился, о чем она заявила нестройным шумом одобрения, но тут Майк поднял руку, требуя молчания, затем, когда в студии убавили свет, отошел в сторону, оставив парочку в ярком пятне света.
Ну, ничего, ничего, уговаривала себя Клаудия. Экранный поцелуй ничего не значит. Но Мак не двигался, не делал ничего, чтобы помочь ей. Скорее всего вспомнил последствия предыдущего поцелуя и решил не проявлять инициативы. Клаудия медленно повернулась к нему, прикоснулась к его руке и сказала:
– Ну что ж, дорогой мой тренер, порадуем нашу великодушную и щедрую публику, она того заслужила.
С этими словами она подняла руки и обняла его за шею.
– Долго ли мы должны их радовать? – тихо спросил он.
Она не ответила, просто привстала на цыпочки и прижалась губами к его губам. Холодно, расчетливо и без малейшего проблеска чувства.
Несомненно, это был самый бесстыдный поцелуй, каким она когда-либо одаривала мужчину, будь то на сцене или вне ее. И несмотря на это, вдруг неожиданно ощутила его возбуждение. Но только на какой-то момент. Мак быстро справился с собой, обнял ее за талию и возвратил ей поцелуй.
Поначалу она твердо владела ситуацией, исполняя все так, как не раз уже ей приходилось делать это на сцене. И вдруг что-то изменилось. Испугавшись внезапной перемены, она оледенела. Но когда его тело еще теснее прижалось к ней, когда его руки подняли ее и держали чуть не на весу, весь ее гнев испарился, она успокоилась и, вцепившись в смятый под ее пальцами свитер, доверчиво прильнула к нему.
Краешком сознания она слышала аплодисменты, продолжавшиеся все время, пока длился и длился их поцелуй. Но все казалось неважным, кроме жаркого рта Габриела Макинтайра и медленного свободного падения в поцелуй, в котором он будто овладевал ею.
Все кончилось внезапно, и, когда она отклонилась от него, отбросив назад волосы, свалившиеся на лицо, его глаза были прикрыты, лишая ее возможности понять, что он чувствует.
Злясь на него и на себя, она с трудом сдержала собственные эмоции, чтобы они не отразились на ее лице. Но, несмотря ни на что, ей страстно хотелось отвесить ему увесистую пощечину, как тогда, когда он первый раз поцеловал ее, но она не имела права выйти из роли на глазах у миллионов зрителей. А поэтому, вместо того чтобы закатить ему оплеуху, она скромно опустила ресницы.
– Ну что, Мак, – сипло пробормотала она, – стоит этот поцелуй четырнадцати тысяч фунтов?
– Нет, Клаудия, это вы должны мне сказать, – тихо, бархатным голосом ответил он.
– Даже и слушать тебя не хочу, – направляясь к выходу, бросила она спешившему следом за ней Барти. – Никогда больше не соглашусь участвовать с тобой в шоу.
– Поверь, это выглядело очень забавно, Клаудия. И ты так здорово со всем справилась.
– Не благодаря тебе, а вопреки. И все за такие мизерные деньги. Никто не смог бы собрать на телевидении меньше денег, чем ты. Ты набрал было скорость, но выскочил ни для чего другого, как только малость попрыгать и смыться. Уж если начал дело, так надо было раскручивать его на полную катушку. Ты просто напугал публику, заставив их поглубже запихнуть руки в карманы и отсидеться даром. А завтра бульварные газетенки будут на все лады потешаться над нами. – Она взглянула на Мака. – И вы еще тоже. Вы хоть понимаете, во что вляпались? С какой легкостью вы согласились корчить из себя дурака!
– Я для дела старался. – Он пожал плечами. – Вы же сказали, что это акт благотворительности.
– Нет, Мак. Это просто дешевая реклама для их треклятого шоу.
– Не такая уж дешевая. – пытался возражать Барти.
– А я говорю, дешевая!
Наконец-то Клаудия получила удовлетворение, осознав, что ей удалось прижать его так, что он запищал. Она взглянула на часы и устремилась к двери.
– Считай, Барти, что тебе повезло, мне надо быть еще кое-где. А то бы ты у меня так просто не отделался.
Мак опередил их, открыв для Клаудии дверь, но, когда собрался взять ее под руку, она резко оттолкнула его.
– Вы когда-нибудь прекратите меня лапать или нет? – выпалила она, гневно сверкнув глазами.
Он поднял руки с растопыренными пальцами в знак того, что подчиняется, извиняется и ни на что не претендует.
– Ладно, пошли, – смилостивилась она. Дверцу машины Мак перед ней открыл, но руку свою, когда она забиралась в салон, не предложил. И не пытался заговорить с ней. А когда они подъехали к театру и он последовал за ней, она резко сказала:
– Что вы за мной тащитесь? На сегодня, Мак, я сыта вами по горло. Больше вы мне не понадобитесь.
– Не думаю. Боюсь, без меня вам не удастся войти в свою квартиру. Я сменил все замки и код вашей сигнализации. Все это я проделал во время дневного спектакля.
– Нет, Мак, я вам уже сказала, сегодня вы мне не понадобитесь, потому что домой я не пойду. Меня не будет, и раньше понедельника я не вернусь. Благодаря этому у вас появится масса времени, чтобы сделать в моем доме все, как было прежде. И вот еще что, приятель, я буду весьма признательна, если мои ключи, украденные вами у меня из кухни, вы оставите у миссис Эберкромби.
С этими словами Клаудия повернулась на каблуках и вошла в театр. Вскоре она уже подходила к своей артистической уборной. Принимаясь за грим, она все еще пылала яростью.
