Руки его казались худыми, но в них чувствовалась недюжинная сила. Если он подхватит женщину на руки, то она почувствует себя уютно и в безопасности. Она перевела взгляд на его шею… Какая она прямая и крепкая, и как красиво касаются волосы на затылке воротничка рубашки. У него очень красивые волосы, просто как шелк. Ему стоит отрастить их подлиннее…
Мэтью что-то говорил про свои рисунки, но вдруг замолчал и посмотрел на нее. Снова Эдит увидела эти серые глаза совсем близко. Ее сердце сладко замерло…
— Ты наконец забрал свой автомобиль у Лесли Райта? — спросила она первое, что пришло в голову.
— Да, — ответил Мэтью помедлив, словно не сразу понял, о чем она спрашивает. — И даже рассчитываю некоторое время на нем поездить.
Какое-то мгновение они просто смотрели в глаза друг другу, стараясь прочитать там что-то очень важное, а потом… Наверное, это произошло одновременно. Они оба подались навстречу друг другу, и губы Мэтью соединились с губами Эдит так естественно, словно иначе и быть не могло.
Весь скверик с его обитателями стремительно ушел куда-то вниз, и Эдит растворилась в небывалом блаженстве. На этот раз он целовал ее более страстно, и это оказалось так восхитительно, что страшно было поверить. Она чувствовала его ладони на своей спине, чувствовала, что и сама обнимает его за шею, и ей не было дела до того, что на них, возможно, смотрят, хотелось только, чтобы этот миг длился и длился до бесконечности…
Они остановились только тогда, когда оба начали задыхаться.
Эдит провела дрожащей рукой по лбу, пытаясь унять головокружение.
— Эдит… — Он отстранился, но его глаза как будто продолжали целовать ее губы, тело, всю душу.
— Мэтью… — Медленно, вместе с прохладным ветерком, который овеял ей разгоряченные щеки, вместе с опускающимися на маленький сквер сумерками приходило отрезвление. Что я делаю? — в отчаянии подумала она. — Ведь это предательство! Я предаю сейчас Сесила.
Ей показалось, что Мэтью снова наклоняется к ней, и она отпрянула и невольно вскинула руку.
— Нет, Мэтью, нет… Мне пора. Не надо было нам… — Она встала и попятилась. Мэтью тоже встал, не делая попыток приблизиться к ней.
— Эдит, я…
— Нет-нет. Не надо ничего говорить. Этого не должно быть. Это я виновата. — Она все пятилась. — До свидания, Мэтью. Не надо за мной ходить. И не надо больше приходить в этот сквер, — бормотала она, сама не отдавая себе отчета в своих словах.
Под ногу ей подвернулся камешек, она покачнулась, и Мэтью шагнул к ней. Но Эдит повернулась и быстро пошла, почти побежала по дорожке к воротам, пересекла улицу и скрылась в своем подъезде.
— Так надо, так надо, — твердила она, запрещая себе вспоминать о волшебстве, которое случилось с ней только что. Войдя в квартиру, она бросила сумочку на столик, прошла в гостиную и включила телевизор, чтобы только не оставаться одной в тишине, ведь тогда придется поневоле прислушаться к собственному сердцу.
Что случилось? Что происходит? Эти вопросы стучали ей в виски и не давали покоя.
Надо сейчас же позвонить Сесилу. Они поговорят, доверительно и душевно, как бывало раньше, и она успокоится. Она позвонит сию же минуту…
Но нет! Он обижен на нее, ведь она отказалась пойти сегодня в ресторан. Лучше всего поехать к нему домой. Прямо сейчас… Она возьмет такси и сделает ему сюрприз. А там пусть будет то, что будет!
Эдит забежала на минутку в ванную, чтобы причесаться и заново накрасить губы. Она даже не стала переодеваться, хотя ее льняное платье, конечно же, немного помялось за день, и снова спустилась вниз.
Уже стемнело. Эдит настороженно скользнула глазами по скверу, но там никого не было. Теперь побыстрее поймать такси! Сесил один, он страдает, а она — просто холодное, бессердечное, безнравственное чудовище…
Эдит подняла руку. Рядом остановилось такси. Она назвала адрес и откинулась на сиденье, сжимая руками плетеную сумочку. Сейчас она увидит Сесила, он скажет, что любит ее, и будет целовать своими чувственными влажными губами, долго и пылко. И она станет отвечать ему не менее пылко и горячо… Но почему так противно сосет под ложечкой при этой мысли и сжимается горло?
Такси остановилось у дома Сесила как раз вовремя — Эдит изо всех сил боролась с приступом тошноты. Должно быть, ее укачало. Она сунула в окошечко деньги, вышла на тротуар и отошла к стене дома, глубоко вдыхая свежий вечерний воздух. На лбу у нее выступила испарина, она отерла ее платком. Сумочка выскользнула из ее рук, и Эдит нагнулась за ней. Тут из подъезда со смехом выбежала какая-то пара.
— Смотри, вот и такси, как раз для нас! — весело воскликнул женский голос, и мужской ответил в тон подруге:
— Потому что сегодня наш день, Сара. До твоего выступления еще целых двадцать минут, малышка. Хемпстед, клуб «Белый орел», пожалуйста.
Эдит распрямилась как раз вовремя, чтобы увидеть, как за стеклом отъезжающего автомобиля мелькнул профиль Сесила. Она успела увидеть и его спутницу — девушку с короткой мальчишеской стрижкой. Матово блеснули бронзой ее волосы, она продолжала звонко смеяться, Сесил склонился к ней, и такси унесло их в сторону Оксфорд-стрит.
Некоторое время Эдит смотрела им вслед.
Ошибиться она не могла — это был Сесил. И Сесил уехал с какой-то девушкой — с Сарой — в клуб «Белый орел». От кого-то Эдит слышала, что есть такой ночной клуб, где выступают с весьма пикантными номерами стриптиза. На том месте, где парочка садилась в такси, на тротуаре что-то темнело. Эдит нагнулась и подняла шелковую розу, расшитую блестками, — брошку, которую прикалывают к вечернему платью.
От розы слабо пахло духами «Кензо». Она машинально сунула ее в сумочку, потом повернулась и быстро пошла пешком вдоль улицы.
Итак, Сесил, потрясенный тем, что невеста бросила его одного на все воскресенье, решил отомстить ей, пригласив в ночной ресторан какую-то свою знакомую. Кажется, он сказал:
«мы как раз успеваем к твоему выступлению, малышка». Почему-то это слово резануло ей слух.
Значит, девушка работает в этом клубе… Работает стриптизершей?!
Сесил, которому всегда претило все вульгарное и низкопробное, решил утешиться со стриптизершей!
Он глубоко обижен, иначе чем объяснить такой поступок? И виновата в этом она, Эдит, это она своим поведением толкнула его к другой.
Эти горькие, жалящие мысли крутились у нее в голове, и она ждала, что вот сейчас мучительно заноет сердце и ревность вцепится в нее раскаленными клещами. Но почему-то сердце не хотело терзаться, и Эдит с изумлением поняла, что совсем не страдает. И на себя не особенно досадует. Ею вдруг овладело какое-то странное равнодушие.
