Забрав дочку, на автомате вел машину до дома. Славе сказал, как планировал, что мама уехала в командировку, а мы остаемся за главных. Я видел, как потухли ее глазки, чувствовал, как она расстроилась.
На следующий день Костя приехал к нам не один. С ним были родители Леры, постаревшие лет так на десять. На фотографии, что мне показывала малышка недели две назад, я наблюдал счастливую семейную пару. Сейчас же было только боль и горькие слезы. И только дочь, что вихрем ворвалась в гостиную, вызвала хоть какие-то положительные эмоции.
Меня не пускали к ней одиннадцать дней. Одиннадцать гребаных дней я жил, как в аду, молил Бога, чтобы она осталась жива. Мне было плевать на все: родители, бизнес, друзья. Все это отошло на последний план, спасала только дочь, и то порой мне было больно на нее смотреть.
Стыдно, признаться, но иногда я избегал общение с ребенком, она тянулась, спрашивала, когда приедет мама, а трусливо сбегал из дома. Запирался в офисе и даже оставался там ночевать.
И вот наконец-то я могу ее увидеть, хоть и пустили на пять минут. Но я уже безмерно рад, понимая, что она идет на поправку. Ведь были бы осложнение, меня не было рядом.
Только вот я совсем не был готов к тому, что увидел…
Картина, которая предстала перед глазами, выбила из легких весь воздух, не думал, что бывает так больно дышать. Две недели назад было столько планов на жизнь: съездить с семьей в Сантандер, показать им дом на берегу залива, выйти на яхте в море, наконец-то сделать предложение Лере… а сейчас лишь одна мысль, чтобы она осталась жива.
Я взял ее маленькую бледную ладошку в свои руки, прижался к ней губами, целовал каждый ее пальчик, ожидая хоть малейшего отклика, но все безрезультатно. Сердце сжималось до боли, казалось, что это никогда не закончится. Хотелось кричать от отчаяния, выть как волк-одиночка, лишь бы она пошевелилась или затрепетали ее густые лестнички. Лишь бы дала хоть какой-то знак на наше будущее.
Лера лежала прикованная к кровати, как принцесса из сказки про спящую красавицу, только вот не была она сейчас красавица. Лицо ее было разбито, при падении она как-то умудрилась под голову сумку закинуть, к сожалению, внешне это ей не помогло, хотя удар смягчился. Только при одной мысли, что все могло быть хуже меня бросает в дрожь.
— Прошу, любимая моя, возвращайся, — шептал сдавленным горлом, будто стекла наелся. — У нас дочь, планы на отпуск. Мы не сможем без тебя… Прошу, вернись к нам…
Эту ночь я снова провел в офисе, не хотелось никого видеть. Единственное на что хватило сил, так это позвонить домой и поинтересоваться как дочь. Открыв очередную бутылку коньяка и усевшись на пол у окна, я смотрел на вечерний город, наблюдал, как солнце покидает свой пост и прощается с нами до завтра. На том момент я был пуст, выжит как лимон, казалось, что это Лера прощается со мной, с нами…смотря на закат, я не верил, что это все происходит…
На следующий день более-менее когда пришел в себя, я лично занялся поисками непутевого водителя. Служба безопасности по моему личному запросу принесла мне видеоматериал, на котором четко была видна красная иномарка, но не было видно номеров. К этому моменту милиция отработала камеры с близко находящихся зданий, узнали номера, только вот водителя не нашли…
Зато я сука знал, кто это!
25
СТАС
Я несся как сумасшедший в сторону Ивановской области, прекрасно знал, куда мне надо и даже бывал там как-то раз. У меня внутри было столько боли, столько ненависти, что я не понимал, как еще держался. За свои тридцать с небольшим я никогда не поднимал на женщину руку, а сейчас думаю лишь о том, как бы рассчитать силу, чтобы не убить. Я точно знаю, что рядом с такой тварью не смогу держать себя в руках. Сука, меркантильная тварь.
Через четыре часа я был уже на месте и почему то не сомневался, что она прячется здесь, в любом доме своей бабушки. Передо мной в венецианском стиле возвышался двухэтажный дом с кованым забором. Я не стал звонить в звонок, что располагался на заборе, спрятанный под зелеными зарослями. Знал, что баба Нина никогда не закрывает ее, никогда не понимал ее.
Я прошелся по двору и, услышав музыку с беседки, направился прямиком туда. Кто бы сомневался, конечно, она именно здесь решила отсидеться в надежде, что преступление, совершенное ею, останется незаметным. Заметив меня, она широко раскрыла глаза, резко подскочила и побежала за стол, ища за ним укрытие, наивная. Я понимал, она прекрасно догадалась, почему сейчас я нахожусь здесь и явно в нехорошем настроении.
— Что она тебе сделала? — складываю руки на груди и облокачиваюсь на одну из колонн беседке, из последних сил пытаюсь держать себя в руках, чтобы не врезать ей.
— Не понимаю, о чем ты, — принимает кокетливую позу, на палец наматывает наращенный локон волос и мило улыбается. Сука, как же бесит.
— Не понимаешь, значит? — цежу сквозь зубы, сжимая челюсть, так что так чуть не крошится, дантист точно на мне разбогатеет.
— Я…я, правда, не понимаю, — весь ее наигранный пыл испаряется, как только видит мое лицо.
— Я убью тебя, сука, — подлетаю к ней и хватаю за горло, она цепляется ногтями мне в руку, пытаясь ослабить хватку. — Лишу всего, что тебе дорого: салона, денег.
— П-пусти, придурок, — ее лицо раскраснелось, она пытается сделать мне больно ногтями, расцарапывая кожу рук до крови.
— За что ты так со мной? В наше время я ни в чем тебе не отказывал, у тебя было все: деньги, шмотки, элитные курорты. — цежу ей в лицо, наблюдая, как оно искажается от боли, еще немного и она отключится. Ослабляю хватку и швыряю ее в сторону дивана, она падает, сползая на пол, хватает за горло и пытается вдохнуть.
— Я ненавижу ее! — шипит словно самая настоящая змея, вот-вот готовая выпустить свой яд. — Ненавижу! Она забрала у меня все, забрала сразу. Да ты же как только ее увидел уже поплыл, а стоило тебе понять кто она, так пиши пропало. Я же люблю тебя, а ты…ты… — сидит на полу с искаженным от гнева и ненависти лицом и глотает слезы.
— Ты ответишь за то, что сделала! — убираю руки в карман, вот совсем не хочется мотать срок из-за такой твари.
— Да пошел ты к черту, Арестов. Ты ничего мне не сделаешь, слышишь? — смотрю на нее испепеляющим взглядом, давая понять, что она ни черта не знает меня.
— Она до сих не пришла в сознание, — замечаю, как бледнеет ее лицо, тело охватывает лихорадка от страха.
— Н-нет…н-нет…этого н-не может быть… — обхватывает плечи руками, взгляд ее смотрит мимо меня.
Достучался, бл№*.
— Ты ответишь за то, что сделала! И лучше тебе не попадаться мне на глаза и держаться подальше от моей семьи. — разворачиваюсь и еду в больницу к своей любимой женщине, надеясь, что хоть сегодня что-то изменилось в ее состоянии.
***
Я смотрел на нее, мечтая, чтобы она открыла глаза. Посмотрела на меня или хотя бы в белый потолок, просто видеть, что она жива. Пусть только придет в себя, и я заберу ее из этого кошмара, сделаю самой счастливой на свете, найму им с дочкой охрану. Они будут жить в самых лучших условиях, путешествовать по миру, Лера ведь так об этом мечтала…
А сейчас больничная палата и приборы, что противным писком давят на мое расшатанное состояние.
— Как она? — Лучший друг и брат моей женщины стоит на больничном крыльце, прячась от моросящего дождя, глубоко затягиваясь сигаретой, наплевав на все больничные правила.
— Давай без этого, — встаю рядом и, достав сигарету, затягиваюсь.
— Что думаешь делать? — в очередной раз затягивается и устремляет выжидающий взгляд в небо.
— Дождусь, пока сделают кольцо, — я боюсь думать о худшем, не представляя, что буду делать, если вдруг не ста… Я даже думать об этом не хочу.
— Не понял? — смотрит на меня вопросительным взглядом, надеясь, что я сознаюсь во всех своих грехах.
— Я женюсь на твоей сестре. Пошли, — сказав это наконец-то расслабленно выдыхаю, выбрасываю окурок и спускаюсь с крыльца, подставляя лицо под капли дождя.
