— Я, Настасья, тебя люблю! — кричу еще громче, потому что Настя уже малиновая, как рак, пытается закрыть мне рот поцелуем.
— Я тоже тебя люблю, Семен, только тихо, умоляю, — прохожие на нас пялятся, меня это жутко забавляет.
У нас отличная пара, я ее постоянно позорю, а она за меня краснеет.
— Катя уже бы сняла видео в историю с моим признанием, а ты не ценишь.
Это я тоже говорю специально, потому что злить мою авторшу — это смысл моей жизни.
— Еще раз скажешь про свою Катю, и я откушу тебе…
Мимо проходит пожилая пара, Настя замолкает. А я прижимаю ее к себе еще крепче, стоим посреди тротуара.
— Что ты мне откусишь, прелесть моя? — трусь носом о ее щеку, ухо, кусаю мочку, — но вначале оближешь, поцелуешь, посос…, - улыбаюсь, недоговаривая, замечая коварный блеск в ее глазах, значит, уже завелась, — правда ведь, как сегодня утром?
- Пойдем, — вырывается Настя, смеясь и пряча глаза.
Потому что от моих разговоров, она снова возбуждена, и теперь мы не сможем досидеть до торта со свечками.
Димон восторженно встречает нас, он в приятном шоке.
- Вот этого я не ожидал, наконец-то, мой друг в приятной компании.
Он, конечно, знает про наши отношения, но говорит это специально, чтобы сделать ей приятно. Настя снова смущается, а я в восторге, что она ему нравится. Неужели я не буду выслушивать нытье про свою подругу?
Первую половину вечера позволяю ей сидеть ровно, разговаривать со своими друзьями, обсуждая кино и книгу, наши актерские таланты, но потом перетягиваю к себе на колени, начиная лапать, потому что, как только я немного выпью, все что меня интересует — это Настя подо мной с широко раскинутыми ногами. Причем началось это задолго до того, как мы стали встречаться. Помните бильярдный стол? Алкоголь и Настя поблизости действует на меня весьма односложно. Здесь полумрак и довольно шумно, а еще дым и гул толпы.
Они с Димоном обсуждают тенденции в современной моде, перекрикивая друг друга, он показывает ей какой-то шарфик в синюю полосочку. А меня возбуждает абсолютно все: тяжесть ее тела, округлые бедра, что отлично расположены на моих коленях, руки, что перебирают мои волосы, ее запах, ее губы.
Наклоняюсь к ней и шепчу, сквозь зубы:
— Мне нужно тебя трахнуть, Настасья!
— Семён, — строго шикает авторша, — вернемся домой и будем делать все, что захочешь, кстати, куда мы поедим к тебе или ко мне?
— Нет, мне сейчас нужно.
Ее глаза округляются, но она ерзает, я знаю, что она любит, что это заводит ее не меньше, чем меня.
— Не выдумывай, — пытается остаться приличной женщиной.
— Мы на секунду, — сбрасываю ее с коленей, только для того, чтобы взять за руку, тащу по коридорам.
— Семен, ты же не сделаешь этого, правда? Ты… ой, извините, — сталкивается она с кем-то, наступает на ногу, мы идем слишком быстро.
В женском туалете очередь, а в мужском никого нет.
— Семен!? — старается заставить меня передумать, но глаза блестят.
Я затаскиваю её в кабинку. Настя хохочет и что-то бормочет о том, что я ненормальный. А я ведь такого раньше не делал, значит, виновата сама Настасья. Я тут не причем. Подсаживаю её, упирая спиной в дверцу кабины. На ней широкая юбка, которая легко задирается до пояса. Целую в губы, заставляя замолчать, нащупываю грудь, жадно мну через ткань соски, нахожу трусики, кручу большим пальцем вокруг центра удовольствия, но у нас очень мало времени, и только моя авторша может отреагировать на мою руку так стремительно. Она начинает дышать быстрей, хватается за мою шею, держится ногами, чтобы я мог надеть презерватив. Наконец-то я внутри. Я дома, моя девочка послушно принимает меня. Это единственное в чем она безоговорочно слушается меня. Жёсткими толчками вколачиваю в дверцу кабинки, она скрипит от наших движений. Я люблю смотреть на Настасью, когда доставляю ей удовольствие.
— Сильнее, — шепчет, и, честно говоря, это возбуждает до чертиков.
Мощно вбиваюсь в нее, мои толчки отдаются ударами хлюпкой дверцы и замка, что весит на соплях.
Настасья обалденная, и я благодарен Катерине за то, что объяснила мне, что к чему. Я сам не представлял, что мне нужна такая женщина, что для меня существует такая женщина, что я хочу вот этого. Только с Настей я обрёл истинное наслаждение. Впрочем, размышлять об этом некогда. Ее ноготки выпиваются в мою шею, по линии роста волос. Дыхание становится рваным и сбивчивым, значит, и мне пора сворачиваться. Обожаю свою авторшу и горячий шоколад, люблю так сильно, что земля уходит из-под ног. Это же надо встретить такую же чокнутую, как я сам. Она тесная и влажная, тугая, сжимает меня, требуя еще больше трения, прикосновений и удовольствия, поддаётся, помогая, и мы кончаем одновременно.
Она не может сдержать смеха, закрывает лицо рукой, когда возле писсуара мы натыкаемся на ошарашенного мужика, а ещё с двумя сталкиваемся в дверях. Один смеётся, другой гневно обзывает нас.
— Какой кошмар, Семён! Мне стыдно
— Нормально, нормально, они нам завидуют!
Зарываюсь носом в ее волосы, сладко целую в ушко, обнимаю за талию, когда мы идём обратно к столику.
Димон подозрительно косится на нас обоих. Но Настя выглядит именно так, как должна выглядеть женщина, которую сладко отлюбили в туалете бара.
— Боюсь представить, где вы были.
Наливаю Настасье полный бокал шампанского, ей надо успокоиться. Мы не отвечаем, я улыбаюсь, а Настя утыкается в моё плечо, краснея.
— Я так понимаю в это заведение нам лучше больше не соваться, да, Семён?
Димон заказывает ещё спиртного, наклоняясь к моей девочке.
— Что ты с ним делаешь, Настя? Он же выглядит нереально довольным, — Димон поправляет свою шикарную, уложенную в парикмахерской шевелюру, — он сумасшедший, как обалдевший, да, мой любимый мальчик счастлив, — хлопает в ладоши именинник.
— По-моему улыбка не слазит с его лица постоянно.
Делаю вид, что не слышу.
— Нет, он с тобой другой. Спасибо, — сжимает он Настину руку, а смеюсь.
Принимаю её к себе, целуя в щеку. Даже на инстаграмм забил и еду не сфотографировал. Я сам знаю, что другой: живой, влюблённый, и пьяный, не от спиртного пьяный, а от неё.
ЭПИЛОГ
Год спустя
Я переехала к Семёну уже через несколько недель после того, как мы начали встречаться. Он позвал, а я, как обычно, не смогла ему отказать. Семен сказал, что ему задолбало туда-сюда ездить переодеваться, а мои плоские подушки загоняют его в депрессию. Мне было приятно, потому что с Катей он встречался больше чем пол года, виделись они лишь на выходных, проживая в разных городах, а съезжаться ему в голову не приходило. Не буду скрывать, иногда мы ссоримся, порой очень сильно, все дело в том, что злой Семен — это невероятно сексуальное зрелище, поэтому порой я провоцирую его специально. Заканчиваются наши ссоры быстро и почти всегда одинаково: на столе, на полу, на кровати или на стиральной машине.
В кого Семен такой необузданный, я узнала познакомившись с его родителями. Мама моего парня в восемнадцать лет зажигала в рок-группе. И когда она начала петь, запрыгнув на кресло, я даже к зеркалу тайком ходила, проверить, не описалась ли со смеху. А вот папа у Семы — школьный учитель. Для него профессия сына — это бесконечное «рукалицо». Он очень обрадовался, услышав, чем именно я занимаюсь, во мне он надеялся найти соратника, который убедит его сына заняться чем-нибудь человеческим. Но когда сестра Семена рассказала о чем мои книжки, папа скис, а мама с восторгом захлопала в ладоши, попросив себе пару экземпляров творений. Но Сема утверждает, что я им понравилась, потому что они пригласили меня на десять праздников вперед, а вот про Катю все время забывали. И хотя за напоминание про бывшую Семен тут же получил по своему твердому спортивному заду, он все равно был жутко доволен тем, что мама бесконечно подмигивала мне, особенно когда узнала, что это мои сиськи были в интимных сценах на экране.
