Агата. Помнишь, мы с тобой переспали в Ташкенте?». А дальше?
— Ага. Берёзы. Как же. Ты из командировки вернулась сама не своя.
— Ничего подобного.
— Может, тебя кто-то там обидел?
— Да нет же, что вы! Там чудесные люди. Я, наоборот, всей душой отдохнула. Но что мы опять об этом? Давайте ваши ведомости.
— Почему — мои? Маринкины.
— Конечно… Мне не нравится, что пришлось урезать премии.
— Да вроде ж совсем чуть-чуть!
— Угу. Но тенденция печальная. При бабуле такого не было, — пробормотала Агата, уткнувшись в бумажки, которые уже сто раз видела нераспечатанными в своей электронной почте.
— Вот именно! — громким возмущённым шёпотом заметила Людмила Львовна и широко развела руками, будто демонстрируя размеры постигшей их катастрофы: — Такого никогда не было. И не должно было быть.
— Не должно. Но кто нас спрашивал? — Агата устало отбросила ручку. — А хотите чая?
— Нет-нет. Мне бежать нужно. Я и так опаздываю к внукам. Моя Кирочка просила посидеть. У них с мужем какое-то важное мероприятие намечается.
— Хорошо вам провести время.
— Спасибо, куколка. А ты? Когда собираешься хоть немного развеяться? Сегодня пятница. Сходи куда-нибудь с друзьями, не всё ж тебе здесь торчать.
— Угу, — покладисто согласилась Агата, зная, что всё равно никуда не пойдёт. Настроение совсем не то было. И только не хватало портить его другим своей кислой физиономией.
— Маринку куда-нибудь вытащи. Она совсем в этой бухгалтерии зашилась.
— Может, и вытащу.
Не в этой жизни… В этой ничего не хотелось. Если только забиться в нору и нос из неё не казать. Влюбилась она. Сильно… По-взрослому. Так, что без него теперь ничего не хотелось и ничего не радовало. Так, что теперь каждый раз приходилось себе напоминать, ради чего же она осталась, пожертвовав этой самой любовью.
— Ну, я пойду, Агаточка.
— Хорошего вечера.
Дверь с тихим щелчком захлопнулась. Агата поёжилась, поплотнее запахивая толстые полы кофты. Прошло уже две недели. Говорят, время лечит. Так сколько ещё должно пройти времени, чтобы так в груди не болело?
Наверное, ей снова нужно было напомнить себе о главном. Так хоть чуть-чуть отпускало. Агата допила чай, вышла из кабинета и пошла по гулким коридорам. Здесь располагались учебные классы, аудитории, в которых они проводили лекции для родителей детей с аутизмом, швейные, кулинарные, керамические мастерские, кабинеты логопедов и тьюторов… Жаль, сейчас в силу позднего времени в кабинетах уже никого не было. Лишь кое-где горел свет.
— А я говорю, что моя операция — решённый вопрос! — послышался звонкий голос Маринки. Маринка, точнее, Лисина Марина Станиславовна, со дня основания фонда работала в нём главбухом. Как ей это удавалось совмещать с четырьмя детьми и мужем, Агата, если честно, понимала слабо.
— А я говорю — это пустая трата денег! Лучше давай построим курятник!
Ага… Голос мужа Марины, Артура, Агата тоже узнала. Эта неугомонная парочка познакомилась благодаря фонду, в котором одна начинала карьеру бухгалтера, а другой приходил помогать в качестве волонтёра. Актёр по профессии, на тот момент Артур был на пике своей славы и всё никак не мог понять, почему какая-то там бухгалтерша осталась равнодушна к его чарам. Вот он и бросил все свои силы, всё обаяние, чтобы Маринку покорить. А в итоге сам без памяти в неё влюбился.
— Курятник?! Зачем тебе курятник?
— Заведём кур.
— Ты спятил, Смолкин? Каких кур?
— Обычных. Тех, что несут яйца. Ты в курсе, что ООН предупреждает о риске глобального голода? Куры — тема. Я тебе говорю.
— Ты заговариваешь мне зубы! А впрочем, поступай, как знаешь. Я сказала, что сделаю себе грудь — и сделаю!
— Привет, ребят, — Агата плотно прикрыла за собой дверь кабинета, чтобы посторонние не услышали набирающий обороты скандал. Улыбнулась. Эти двое друг друга стоили, что ни говори.
— Привет! — поздоровались в один голос.
— Что за шум, а драки нет?
— Эта сумасшедшая решила сделать сиськи. Представляешь?
— Не пойму, чему ты удивляешься! Я тебе русским языком сказала: тебе — четвёртый сын, мне — сиськи. Я больше не могу ходить с вот этими ушами спаниеля, это унизительно! — Марина на цыганский манер задорно тряхнула грудью. Агата улыбнулась шире.
— Меня всё устраивает! — горячился Артур.
— Это только тебя!
— А тебе ещё кто-то нужен?! Нет, Агат, ты это слышала?!
— Да никто мне не нужен, дурачок! Я себе хочу нравиться, понимаешь? Нет-нет, решено. Ложусь на операцию. Привет, Агата.
— Ну, давай. Давай, ложись… Делай. Выкидывай последние деньги на ветер, потом сама же будешь х*й сосать.
— Те, кто х*й сосут, Артурчик, проблем с деньгами не имеют!
Агата захохотала. Спрятала лицо в ладонях, упала на стул. Это было действительно очень, очень смешно.
— Не знала, что ты такой жмот, Смолкин! — обиделась Марина.
— Кто жмот? Я жмот? Да я просто не успеваю за твоими загонами. Мы только с твоим ортодонтом расплатились, а тебе сиськи приспичило. Я считаю, нужно установить правило: один год — одно медицинское вмешательство. Мы не тянем сразу и брекеты, и импланты.
— Так и скажи, что курятник тебе важней собственной жены!
— Естественно. Кур мы съедим, если голод наступит. А тебя, я надеюсь, не станем!
— Ну слава богу. А то уж я не знала, что думать.
Марина с Артуром скрестили злобные взгляды. Первым не выдержал Артур.
— Мариш, ну ведь правда! Хороший курятник — это всего-то три твои сиськи.
— Мне не надо три!
— Да какая разница? Я к тому, что ещё одна — и целый курятник! Я в смету, кстати, и стоимость цыплят включил, и корм на первое время.
— Нет, Агат, ты его слышишь? Слышишь? Цыплят он включил! А ведь мы, между прочим, договаривались, что после четвёртого я смогу привести себя в порядок. Ну?! Договаривались или нет?
— Ну, что-то такое было… Наверное.
— Вот! А теперь ты идёшь на попятный, Смолкин. Не по-пацански это. Чему ты только сыновей
