— Тимур…
— Спи уже, — бурчит он недовольно и спиной ко мне укладывается. На свою половину кровати.
Обиделся…
А я смотрю на красный скотч и думаю, какая это была плохая идея. Да, и в конце концов, основное правило всех правил в том, чтобы их нарушать… Поэтому пересекаю стоп-линию и прижимаюсь к твердой спине.
— Прости, — шепчу в темноту. — Мне просто было больно…
Глава 18.
Есть ощущение, что Тимур дышать перестает. Если это намек на искусственное дыхание, то он довольно толстый и несмешной.
Под моими ладонями мощное майорское тело напрягается. Его кожа теплая, мягкая и вкусно пахнет гелем для душа. А ещё запах мужика чувствую и снова вспышками нашу ночь вспоминаю.
Стыдливыми вспышками, замечу.
То, что он вытворял со мной тогда, я не позволяла ни одному мужчине. Слишком откровенно. Слишком грязно. Слишком-слишком. Это вообще девиз Бойцова. Делать всё на пять с плюсом, словно его кто-то сверху проверяет и оценивает.
Губами касаюсь крепкой шеи сзади и замираю. Даю ему время. Вернее, для себя решаю, что дарую ему эти минуты, чтобы Бойцов хоть что-то в мою сторону предпринял. А по факту понимаю — я не дарю, а прошу его принять мой дар.
А это разница. Колоссальная.
Отсчитываю десять секунд, двадцать, тридцать… шестьдесят. Сто двадцать.
Тишина.
Вдруг в голову проникает противная, уродливая мысль. Понимаю — я ведь к нему пристаю сейчас. Делаю шаг.
Первая.
Боже.
Что он обо мне подумает? Что я какая-то ненормальная? Сначала обвинила, потом шею облизывала — хороша стажерка.
Резко отдаляюсь и, завернувшись в одеяло, сваливаюсь на своё место. Украдкой пытаюсь напрягать зрачки, чтобы в полутемной комнате рассмотреть, что делает мой сосед по кровати, располосованной красным скотчем.
Еще раз думаю о том, как прижалась к нему только что. Как собака. У Ритки раньше был спаниель по кличке Рогатка. Он по утрам также шею лизал и носом влажным по лицу возился.
Фу, блин.
— Больно? — переспрашивает Тимур, чуть погодя.
Дошло, наконец?
— Больно… — повторяет. — Ты втрескалась в меня, что ли?
Всхлипываю, сжимая пальцами прохладное одеяло.
— Губу закатай, майор, — зло выговариваю.
— Щас я тебе закатаю, — Тимур зловеще произносит, разворачивается и придавливает меня сверху. По-медвежьи дышит в шею. Или по-собачьи? Я запуталась. — Добазаришь щас, мелкая. Совсем страх потеряла со старшим по званию так разговаривать.
— А в постели все равны, товарищ начальник, — вздыхаю, обвивая размашистые плечи руками. — И я не мелкая.
Внутри меня океан из эмоций, который я бережно прячу в своей рыжей планете-голове, чтобы инопланетянин с Марса ни в коем случае не догадался.
— У меня тридцать восьмой размер обуви… — гордо выговариваю. — С половиной, — для пущей важности добавляю.
— Ногастая какая, — смеется Бойцов. — Но мелкая. Всё равно мелкая.
Шлепает меня.
Вообще ведет себя как-то по-другому. Будто маску скинул. Или это я её скинула своим признанием?..
— Бой-цов, — растягиваю губы в улыбке. — Какой ты наглый!..
Тимур упирается в матрас по обе стороны от моей головы, будто бы занимает стойку для отжиманий. Сгибая руки, приближается к губам и спрашивает шепотом:
— Больше не больно, Валерия?
— Нет… — мотаю головой.
Жадно слежу за тем, как он забирает воздух в легкие и выпускает его со звуком. Что-то похожее на «пу-пу-пу». Как дядя Боря делает, когда пытается скважинный насос починить. Видимо, это что-то полицейское.
Или сугубо мужское. «Пупупукать».
— Больше не больно, — шепчу ещё раз. — Я всё поняла. Ты ничего не говорил, а я напридумывала себе всякого. Тебя обвиняла.
— Фенистилка, а баба бабой, — он высказывает свой вердикт, от которого я закатываю глаза.
Тимур прислоняется губами к моим губам и целует. А я на этот раз отдаюсь поцелую полностью, без остатка. Прохожусь языком по контуру и проникаю внутрь, сплетаюсь языками и не забываю томно дышать.
— Лера, Лер, — вздыхает Тимур тяжело и оттормаживается. Нежно целует моё обескураженное лицо, шею. Везде, куда попадает. — У меня презервативов нет. Я… не планировал этого всего.
Обхватываю свой любимый колючий подбородок и заглядываю в темные гипнотизирующие глаза.
Не планировал. Он и вправду не собирался больше со мной спать. Оттрахал и забыл. А сегодня сам не выдержал. Там в лесу.
— У меня есть… презервативы, — робко выговариваю.
Тимур нахмуривается и резко отстраняется.
— Откуда это интересно? — рычит, сильнее придавливая своим весом.
— Ай, — шиплю. — Ты тяжелый, как носорог. Слазь с меня.
Но всё бесполезно.
— Откуда у тебя презервативы, проклятая фенистилка?
— Ты будешь смеяться надо мной целую вечность, если я расскажу, — закатываю глаза.
Ладонь Бойцова проникает ко мне в трусы и прикладывается к мокрой промежности. Мастерски в трех соснах отыскивает клитор и потирает его, заставляя меня выгибаться.
— Говори, — мучает.
— Ой, да ладно… — решаюсь, накрывая его ладонь, чтобы остановился. — В общем, я перед отъездом, пока тебя на остановке ждала, вспомнила, что резинку для волос не взяла. А я без неё совсем не могу. Возвращаться домой было не вариант, а в киоске кроме презервативов подходящего ничего не оказалось, — скромно договариваю.
— То есть презервативы — подходящие? — кое-как сдерживает смех майор.
— Ну вот, я же говорила, — обижаюсь. — Смеешься надо мной.
Тимур переворачивается на спину, откидывает одеяло и тянет меня на себя. Укладываюсь сверху и позволяю снять ночную рубашку.
— Красивая фенистилка, — произносит Тимур, оглаживая возбужденные соски и проверяя грудь на тяжесть. — Ты позволишь использовать твои презервативы?
Давлю смешок, потому что он спрашивает об этом так серьезно, будто руки моей просит.
— Хорошо, — легко соглашаюсь и двигаюсь попой с его бедер чуть ниже, на ноги.
Просовываю ладошку в боксеры и сжимаю горячий, напряженный ствол. Облизываюсь нетерпеливо и склоняюсь над нежной головкой. В нос снова проникает знакомый запах. Я уже это делала, в ту ночь.
— Ты же сказала, что без резинки для волос не можешь? — спрашивает Тимур с хрипотцой, толкаясь членом в мой гостеприимный рот и обратно.
— Просто… без тебя я не могу больше, — шепчу самое романтичное из того, что я когда-либо произносила.
Глава 19.
— Что ты делаешь? — смеюсь, чувствуя теплую ладонь на животе.
Приоткрываю глаза. В окнах ещё немного пасмурно, вот-вот наступит рассвет.
— Хочу пожелать тебе доброго утра, — хрипит Тимур мне на ухо, откидывает одеяло, которым мы оба укрыты, и сдвигает руку ниже.
Препятствий в виде белья не встречает, потому что спали мы абсолютно голые. Всю ночь. В обнимку. Прямо посередине, поверх линии, которую я сделала скотчем в начале вечера. На кровати и внутри себя, в своем сердце. В сердце уже раненном… этим же самым мужчиной. И если отдирать клейкую ленту от кровати будет довольно просто, то вторую, из себя, придется вырывать только с мясом.
Мужская ладонь подтягивает меня поближе и оглаживает бедра.
Надо сказать, этот способ желать доброе утро, мне нравится больше предыдущего, когда Тимур заявил, что «вместе мы больше не пьем» и выставил меня за дверь.
Тогда я была обескуражена, а если бы подобное повторилось сегодня — вообще себя не собрала бы.
— Ти-имур… Как это приятно… — стону.
Прикрыв глаза, откидываюсь на твердое плечо и позволяю пальцам майора делать между ног всё, что заблагорассудится.
— Хочу… тебя попробовать, — он сообщает, разворачивая моё полурасслабленное тело на спину.
— Что? — приподнимаюсь, уперев локти в кровать и испуганно на него смотрю. — Не-ет… Я не хочу, Тимур. Пожалуйста, не надо.
Смущаюсь ужасно.
— Хочешь, — усмехается он, устраиваясь ниже. — Ты вся трясешься от того, как хочешь.
