Но смерть бабушки это не ужасный несчастный случай. Ее убили. Застрелили, как в телевизоре. Отец говорил, что бабушкин убийца — настоящий профессионал, которому, вероятно, заплатили. Хотя никто не знает, кто заплатил и почему. Поэтому полиция пока разводит руками. Не исключено, что им никогда не раскрыть этого преступления. Бабулю убили, а преступник все еще на свободе, и никому до него дела нет.
Но Кейт решила сама заняться расследованием. Она вернулась в спальню и расположилась на кровати. Обмотавшись бабушкиным шерстяным платком, девочка извлекла из ранца свой компьютер-ноутбук и, включив его, решила, что будет записывать свои наблюдения. Это поможет не упустить даже самые малозначащие на первый взгляд детали.
«Загадка убийства бабушки» напечатала Кейт первую строчку нового файла. Она прочла написанное и покачала головой. Ей представилась седовласая леди в кресле-качалке, с вязаньем на коленях, которую прибила палками банда подростков. Бабуля, вне всякого сомнения, была бабушкой, но выглядела совсем иначе.
Кейт стерла этот заголовок.
«Смерть на подиуме» набрала она новое название. Вот так гораздо лучше.
Кейт разузнала о стрельбе у Долорес, бабушкиной секретарши, которая, поминутно понукаемая ею, рыдая, выдала все что знала. Если у Долорес подробности вызывали отвращение, то для Кейт было просто необходимо узнать марку пистолета (о чем Долорес не имела ни малейшего представления) и характер пулевого ранения в бабушкином черепе (за этот вопрос Долорес просто выбранила Кейт и сказала, что никак не ожидала такой кровожадности от двенадцатилетней девочки).
Но Кейт необходимо узнать все. Она страстно желала, чтобы мир открылся ей. Больше всего, конечно, Кейт привлекало прекрасное — Метрополитен-музей со своей изящной живописью и публичная библиотека Нью-Йорка, хранящая во множестве самые разнообразные собрания сочинений, были местами ее постоянных паломничеств. Кейт лелеяла мечту стать писательницей. А значит, и это она прекрасно понимала, музеями и галереями ей не обойтись: чтобы понять человеческую натуру, надо узнать и о темной стороне жизни. Увы, но стать великим писателем, не узнав, чем живут твои персонажи, невозможно.
Бабушка считала, что каждый писатель должен вести дневник. Она подарила Кейт толстую тетрадь в роскошном кожаном переплете, на котором было вытиснено полное имя внучки: Кэтрин Мари-Клауди де Севиньи.
Великолепная тетрадь! Но свое имя на ней Кейт ненавидела всей душою, как, впрочем, и своего отца, давшего ей это имя. Так издеваться над собственным ребенком! Неудивительно, что ровесники смеются над ней. А Барни Чассен как-то сказал Кейт: «С таким именем тебе в самую пору быть ведьмой или лесбиянкой!»
За нанесенное оскорбление Кейт рассчиталась с Барни кулаками. Что не составило, само собою, особого труда — уже в прошлом году она могла побить большинство, если не всех, мальчишек-шестиклассников. Мелкота и трусы! Никто драться-то по-настоящему не умеет. Но похоже, теперь Кейт придется забыть об этом своем умении: в нынешнем году она пошла в среднюю школу, что требовало большей солидности. Здесь уже нельзя восстанавливать справедливость кулаками; битвы с мальчишками, как в начальной школе, придется забыть. Надо стараться быть взрослой.
Кейт ненавидела быть взрослой. Полгода назад у нее впервые появились месячные. Ужасная гадость. Кровь, слабость, да к тому же не знаешь, когда начнется. Состояние, на самом деле, отвратительное. Господь сильно ошибся, возложив на женщин обязанность деторождения.
Да что и говорить! Бог, если Он существует, все-таки мужчина. Женщина ни за что не создала бы проблемы ежемесячной мороки с дурацкими гигиеническими прокладками.
Широко зевнув, Кейт опять сосредоточилась на экране компьютера. Она старательно записывала события в бабулину тетрадь, но писать роман решила на компьютере: работать с ним было гораздо удобнее — получалось быстро и довольно аккуратно. Кейт считала, что бабушка не осудила бы ее за предпочтение, отданное компьютеру, а не подаренной тетради.
Кейт намеревалась, как только вырастет, стать писательницей и, по возможности, знаменитой писательницей. Поэтому сейчас ей просто необходимо научиться набирать текст. Нельзя стать настоящим писателем, когда, уставившись на белый лист бумаги, грезишь непонятно о чем.
Кейт решила написать роман о смерти бабушки. Разумеется, она изменит имена и все прочее. Эта книга будет замечательна тем, что преступление в конце концов раскроют, поскольку полицейские в романах всегда куда более энергичны и сообразительны, чем в реальной жизни.
Не подлежит сомнению, что главным следователем по делу бабушки у Кейт будет женщина. Обычная женщина со своими обычными проблемами, связанными, разумеется, с конфликтами на работе. Ведь в полицию идут одни женоненавистники! Но в финале ее ум, мужество и решительность покорят всех мужчин, и они станут ее уважать и восхищаться ею. Вместе со своим парнем она распутает сложный клубок преступления и сорвет маску с убийцы. Правосудие восторжествует.
«Смерть на подиуме». Отличное название. Кейт отодвинула ноутбук в сторону и свернулась калачиком, обдумывая события первой главы. Все будет почти так, как на самом деле.
Засыпая, Кейт представляла себе, как она в одиночку раскроет преступление и схватит убийцу.
Тогда-то отец научится ее уважать.
После всего увиденного у Арманда де Севиньи Эйприл несколько удивилась, когда водитель подвез ее к обычной высотке на Шестьдесят второй улице напротив Центра Линкольна. Было почти одиннадцать. На нижних этажах располагалось несколько квартир, принадлежавших, судя по всему, людям примерно одного с Эйприл положения. Они образовывали своеобразное лобби нижних этажей, отражающее мощную энергию и стремительность перемен современной жизни в отличие от благосостояния и сложившегося уклада Старого Света.
Эйприл представилась привратнику, и он без всяких церемоний проводил ее к лифту.
— Одиннадцатый этаж, — уходя, сказал привратник.
Войдя в лифт, Эйприл отметила, что в доме двадцать девять этажей, а значит, квартира Рины явно не пентхауз.
Без труда отыскав нужную дверь и открыв ее ключами, полученными от Арманда, она вошла в современную, просторную квартиру.
По левую сторону от входной двери располагалась большая г-образная гостиная, в которой стояли покрытые мягкими зелеными покрывалами два современных дивана на коротких ножках. На пол, застеленный ковром цвета слоновой кости, со стен сползали сильно разросшиеся виноградные ветви. «Право слово, джунгли», — подумала Эйприл, глядя на виноград.
