Джейк сердито посмотрел на кофейник, который обнаружился сразу же. И неудивительно, потому что все вещи здесь были на виду, а все банки и коробки с продуктами снабжены этикетками. И это тоже было неправильно. Такое существо, как Кэтрин, должно быть взбалмошно, беспомощно, ни к чему не приспособлено, но он чувствовал, что если бы не ее недомогание и не хромота – временная, очевидно, – то она была бы полна сил и решительна. К тому же, как видно, это большая спорщица.
– Кто такой Ральф? Мой друг. Живет внизу. Только мы с ним вдвоем и живем в этом доме. Ральф разыскал это место, и мы откупили два этажа. Когда магазин вечером закрывается, здесь удивительно тихо и спокойно. – Последовала небольшая пауза, и Кэтрин, видя, что Джейк молчит, продолжила: – Мы вместе учились в художественной школе. Ральф очень хороший художник, настоящий художник.
– А вы разве нет?
Он вышел из кухни, неся две чашки кофе и слегка отпихнув со своего пути кота, ибо уверенности в том, что хозяйка обрадуется, если он обольет ее драгоценного монстра горячим напитком, у него не было. И пусть он сам провалится на этом месте, если даст себя убедить, что какой-то там Ральф действительно стоит ее похвал.
– Ральф рисует людей, – тихо ответила она.
– А вы рисуете жуков в смешных кепочках, но делаете это просто замечательно.
Кэтрин улыбнулась.
– Вообще-то я предпочла бы писать пейзажи, это мой конек, но на пейзажах не заработаешь, вот и пришла мне идея писать детские книжки и самой придумывать к ним иллюстрации. За это хорошо платят.
Джейк подал ей кофе и присел напротив, не в силах отвести глаз от ее прекрасного лица. А она сделала глоток-другой, храбро взглянула на него, стараясь не выдать своего смущения, и непринужденно спросила:
– А чем вы, мистер Трелони, занимаетесь в этой жизни?
– Джейк. Меня зовут Джейк. Я пишу политические триллеры.
– Никогда ничего вашего не читала.
– И не много потеряли. Уверен, что ваша творческая деятельность не пострадает, если вы и впредь не станете их читать.
Кэтрин склонила голову набок и чуть не целую минуту внимательно изучала непрошеного гостя. Он выглядел таким же сердитым, как и там, в Корнуолле, но одет по-городскому – темно-серый костюм, белая рубашка и серый галстук – словом, совсем другой человек. Здесь он больше не мрачный владелец поместья Пенгаррон. Тем более что при нем не было этой жуткой черной лошади. Она даже улыбнулась, представив, как он выезжает на коне из лифта.
И все же в нем таилась какая-то угроза. Что-то говорило ей, что теперь он, вероятно, даже опаснее, как бывает опасно сильное свирепое животное, вырванное из привычной среды обитания и готовое защищать себя от ненавистного, чуждого ему мира. Эти непроницаемо темные глаза все еще страшили ее, но, тем не менее, она была заинтригована. Он с такой забавной недоверчивостью посматривал на нее, будто ее здесь нет, хотя и мог рассмотреть ее в подробностях.
– Я здесь, как видите, – тихо проговорила она.
– Что вы хотели этим сказать? – твердо спросил он, не отводя от нее глаз и нахмурившись.
– Вы так на меня смотрите, будто я попала сюда случайно и вот-вот исчезну без всякой видимой причины.
Этого еще не хватало, мрачно подумал Джейк, она и мысли читает. Ему никак не удавалось примириться с тем, что она обитает здесь, хотя рассудком понимал, что лучшего места для художника и быть не может. Нет, он все еще не мог отделаться от ощущения, что это эфирное создание принадлежит лесам, полянам, травам на берегу ручья, а не городской квартире, какой бы удобной и милой та ни казалась.
Он почти жалел, что увидел ее здесь. Теперь, когда он вернется в Корнуолл, тот, прежний ее образ наверняка исчезнет.
– Вы покинули Корнуолл.
Он сказал это ровно, без всякого выражения, но Кэтрин поежилась, как под холодным порывом ветра. Будто он обвинял ее, имея право требовать отчета во всяком поступке, и будто она обязана оставаться там, где он впервые обнаружил ее. Впрочем, на какую-то минуту она действительно почувствовала себя виноватой в том, что покинула его владения. Смешно.
– Да, я уехала. Меня тяготило то, что я нарушаю естественный ход жизни тети Клэр. Она особа весьма занятая, и мне иногда казалось, что мое присутствие лишает ее многих привычных радостей. И потом, я ведь обычно живу здесь, в Лондоне. И книга моя уже закончена. Я хотела было отослать ее по почте, но потом передумала и решила отвезти сама.
У Кэтрин и мысли не было говорить ему, что он сам явился не последней причиной ее отъезда, что она еще пожила бы в Корнуолле, не появись там Джейк Трелони. Нет, ей совсем не хотелось сообщать ему, что он – вольно или невольно – вторгся в ее мысли, встревожил и тем самым нарушил естественный ход ее жизни.
Джейк резко встал и поставил чашку на столик, злясь на себя за то, что все еще торчит здесь, что вообще сюда заявился. Ну да, конечно, он не хотел, чтобы ее образ продолжал витать в Корнуолле, и пришел сюда, чтобы убедиться в ее реальности и заурядности, а теперь вернулся к тому, с чего начал: ничего реального в ней нет, выкинуть ее из головы совсем не так просто, как ему казалось. К тому же он видел, что никак и ничем не может повлиять на ее жизнь. Она сама по себе и неуловима, как прежде.
Столы-то у нее отполированы до зеркального блеска. Наверняка укоризненно поморщилась бы, если бы ей довелось побывать в доме поместья Пенгаррон. Старая мебель там давным-давно забыла о полировке. А он, войдя следом за ней в магазин и узнав, что она здесь живет, решил, будто это какая-то захудалая мансарда. А потом еще площадка перед лифтом произвела весьма удручающее впечатление. И вдруг там, внутри, все оказалось так чисто, исполнено такого вкуса, что оставалось просто диву дивиться. И кто это все создал? Бесплотная нимфа?
– Ну, мне пора, – холодно сказал он. – Если хотите, я по пути передам вашему другу, чтобы он зашел.
– Ральфу? Нет, спасибо, не беспокойтесь. В любом случае он сам позже позвонит. Он всегда так делает. А сейчас я чувствую себя хорошо.
Она вовсе не чувствовала себя хорошо, и он видел это. Правда, лицо ее чуть порозовело, так что в любом случае делать ему здесь больше нечего.
– Как ваша пневмония? – спросил Джейк как можно более равнодушно, чтобы она не догадалась, что он судорожно ищет повод задержаться здесь еще хоть немного.
Ох, до чего ж ему хотелось найти подтверждение ее обыкновенности, чтобы можно было наконец выкинуть ее из головы, как он это обычно и делает с другими. Он стремился заставить ее проявить свои чувства, хотя она, скорее всего, и так проявляла больше чувств, чем он сам.
– С пневмонией покончено, спасибо. Я ведь заболела восемь месяцев назад. Выздоравливала, правда, довольно долго, но сейчас все это в прошлом. – Он молчал, пристально глядя на нее, и она, отведя глаза, добавила: – Несчастный случай. Автокатастрофа. Я долго лежала на снегу, вернее, на льду. Ну, шок, да еще этот холод…
