— Мне нравится, — заметил Рун, вытираясь. — Хороший пейзаж.
Она присела на край полосатого шезлонга.
— А будет еще лучше, когда я закончу.
— Вы восходящая звезда в живописи и к тому же можете вести курс аэробики. — Подкатив второй шезлонг ближе к ней, он сел и слегка погладил ее руку. — Что еще вы умеете делать?
— Поднимать штангу. Это тоже может пригодиться, если придется кому-нибудь влепить пощечину, — заявила Сорча, глядя на его ласкающие пальцы.
Рун хмыкнул, затем лег, растянувшись во всю длину шезлонга.
Она понимала, что не должна смотреть на него, но не могла заставить себя отвернуться, не могла не глядеть на это стройное тело, на игру мускулов под золотистым загаром кожи.
— А вы делаете физические упражнения? — спросила Сорча.
Он отрицательно покачал головой.
— Некогда.
— А как же вам удается выглядеть таким… — она отказалась от эпитетов «красивым» и «сексуальным», — крепким? — спросила она.
— Жиропусканием, — ответил Рун с невозмутимым видом. Она засмеялась.
— Я думаю, что вам следует сделать несколько отжиманий и приседаний, посоветовала Сорча.
— Прямо сейчас?! — запротестовал Рун.
— А почему бы и нет? Упражнения не могут повредить. — Она встала. — Я сейчас покажу вам, как надо это делать. — (Но он не шелохнулся.) — В чем дело? Вы уже стареете?
— Мне всего тридцать четыре.
— Всего? — переспросила она, широко раскрыв удивленные глаза. Рун поднялся с шезлонга.
— Смотрите, — приказал он и сделал двадцать отжиманий, а затем еще столько же приседаний.
Для человека, не занимающегося физическими упражнениями, он обладал значительной силой. Но когда он встал, его грудь вздымалась от учащенного дыхания, и Сорча усмехнулась.
— У вас, кажется, сердце вот-вот выпрыгнет? — спросила она.
— Ах вы, нахалочка…
Рун схватил ее. Сорча стояла возле мягкого кресла, и, когда он прикоснулся к ней, она невольно села. Он принялся ее щекотать, она хохотала, и дело кончилось тем, что он почти лег на нее. Сорча ощутила тяжесть и жар его тела.
— Эти игры до добра не доведут, — сообщила она, как бы констатируя происходящее. Он вскинул брови.
— Игры?
— Если вы будете разыгрывать из себя донжуана, как Марк Холстон, не рассчитывайте на успех. Как раз наоборот: так вы только восстанавливаете меня против себя!
Рун отстранился от нее и сел.
— Я ничего не разыгрываю, — сказал он. Сорча посмотрела на него с сомнением.
— В самом деле?
— В данный момент мне совершенно все равно, кому достанутся ваши акции, — сказал Рун и нахмурился, словно бы сам не ожидал от себя этих слов. — Все, о чем я думаю сейчас, — это о вашей любви.
— Никогда! — резко произнесла она.
— Сорча, когда мы касаемся друг друга, земля начинает вращаться в десять раз быстрее.
— Не для меня, — поспешно заметила она.
— И для вас тоже, — настаивал Рун и, взяв ее за руку, стал прикасаться губами к кончикам ее пальцев.
Когда Марк Холстон демонстрировал свои экстравагантные поцелуи, она ощущала лишь отвращение, но теперь…
Сорча вскочила.
— Попытка не пытка, — сказала она улыбаясь. — Однако не следует переигрывать…
— Но это правда, — глухо произнес Рун.
— Лучший актер года — сеньор… Он нетерпеливо вздохнул.
— Сорча, я клянусь, что…
— По-моему, вы собирались сегодня встретиться с Хосе или Антонио? — спросила она. Рун посмотрел на нее в недоумении.
— О чем вы?
— Помните, я предложила запустить автобус между клубом и деревней? Когда я говорила с госпожой Хачинсон…
— С госпожой Хачинсон? — переспросил он, пытаясь уследить за прыжками ее мысли.
— Они с мужем не имеют возможности каждый раз брать такси, и она жаловалась, что ходить пешком им трудно, — продолжала Сорча. — Я хотела поговорить об этом с вами, но вас не оказалось в кабинете, и я отправилась к Хосе и Антонио, чтобы они занялись этим вопросом: например, пустить автобус три раза в день… — Сорча перевела дух. — Я бы хотела собрать правление и обсудить этот вариант.
Рун глядел на нее молча минуты две, затем вздохнул.
— В этом нет необходимости, — сказал он, направившись к другой стороне бассейна, где осталась его одежда. — Я распоряжусь насчет автобуса.
Она улыбнулась.
— Спасибо.
Опоясав себя полотенцем, Рун сбросил плавки и натянул джинсы.
— Это не значит, что я считаю ваше предложение фантастической идеей. Но мне хорошо известно, у кого решающий голос, — произнес он сухо.
— И все-таки спасибо. Подбросьте меня, если можно, до гостиницы, попросила она, в то время как он натягивал рубашку. — Я собиралась в Прайа-до-Марим, чтобы пополнить запас продуктов, но, если вы меня подбросите до гостиницы, оттуда я доберусь пешком.
— Разумеется, — согласился он.
Сорча вошла в коттедж и быстро переоделась.
— Почему бы вам не перекусить в кофейне или в ресторане? — спросил Рун, когда они ехали вниз по холму.
— Потому, что там я потеряю как минимум целый час, а в коттедже можно в то же время продолжать работу. Кроме того, я не люблю обедать одна в общественном месте. Было бы недурно открыть гастроном при «Клубе Марим», заметила Сорча задумчиво. Рун схватился за голову. — Пожалейте меня, попросил он.
Пролетело еще несколько дней. По утрам Сорча занималась аэробикой с группой женщин, а все оставшееся время налаживала дружеские отношения и заводила новые знакомства. Дафни Хачинсон с мужем пригласили ее к себе на виллу на ленч. Супружеская пара была так гостеприимна, что отпустила Сорчу только вечером. В другой раз три молодые женщины пригласили ее сыграть с ними в теннис, составив две пары, а после игры заманили на пляж. Они так хорошо провели время, что и на следующий день, и еще через день повторили ту же программу отдыха. Сорча была рада такому активному времяпровождению, так как у нее не оставалось ни минуты для мыслей о Рун, хотя каждый вечер, когда она ложилась спать, мечты о нем не покидали ее.
Все дело в том, что она поверила в его искренность и вынуждена была признаться себе, что и ее влечет к нему. Ну, и что дальше? — размышляла она бессонной ночью, пока не засыпала уже под утро. Дорога в никуда. Вперив глаза в темноту, она вспоминала, что Рун сказал, будто хочет ее любви. Но вдобавок к ее неприятию так называемого «курортного романа» было и еще одно препятствие к их сближению: он привнесет в эту связь свой южный темперамент и будет требовать от нее ответной страсти, на которую она не способна. Ее холодность будет сразу обнаружена, и он разочаруется в ней, чего она не перенесет.