Впервые за все это время Элизабет смогла представить себе маму Регины такой, какой она, видимо, была в молодости. В простом платье из зеленого шелка и туфлях-лодочках на невысоких каблучках, она смотрелась так элегантно, что Лиз с трудом отвела от нее взгляд. Зачесанные назад черные волосы, красиво очерченные скулы и лучистые глаза напомнили девушке Регину. Элизабет поискала глазами Брюса: интересно, заметил ли он это же сходство?
– Сегодня я решила рассказать вам одну правдивую историю, – начала миссис Морроу чистым грудным голосом. – Это рассказ о маленькой девочке с физическим дефектом и о том, как она смогла преодолеть немало трудностей и зажить нормальной жизнью.
И миссис Морроу поведала собравшимся о Регине. Слова лились просто и свободно, и ее рассказ совсем не походил на заготовленную речь. Она рассказала о беде, пришедшей к Регине с рождения, о проблемах, с которыми столкнулась ее дочь в детстве. Потом описала, чему смогла научиться Регина в специализированных школах с помощью учителей. И наконец, рассказала о докторе Фридрихе из Швейцарии и его уникальном методе.
– Мы пока не знаем, успешным ли будет лечение, – закончила она, – но нам точно известно, что таким детям, как она, нужна помощь. Регине очень повезло: собственная семья могла обеспечить ее всем необходимым для восстановления здоровья. Детям из Фаулеровской больницы посчастливилось не настолько. С вашей помощью мы можем облегчить их страдания и дать им возможность почувствовать то, что сами принимаем как должное.
За этим обращением последовала минута тишины. Элизабет не представляла, что ее одноклассники будут так тронуты. Затем раздались аплодисменты, сначала робкие и недружные, под конец – звенящие на весь шатер. Миссис Морроу подняла руку.
– Мне хотелось бы сказать еще несколько слов. Боюсь, я была так занята своей дочкой, что оказалась на деле очень необязательным куратором, – призналась она. – Поэтому сейчас мне хочется поблагодарить Элизабет Уэйкфилд, которая взяла на себя огромную работу по организации этого карнавала и блистательно справилась с ней. Благодаря ей мы все здесь и собрались.
К удивлению польщенной и смутившейся девушки, шатер опять взорвался рукоплесканиями.
– Ты это заслужила, – сказал Тодд и крепко поцеловал ее. – Я горжусь тобой.
– Пока мы все вместе, – заговорил мистер Коллинз, взяв у миссис Морроу микрофон, – мне бы хотелось объявить результаты выборов президента в школьный Комитет по празднованию Столетия нашего города. Победителем стал… – Учитель широко улыбнулся. – Брюс Пэтмен!
И вновь публика горячо зааплодировала.
– О, Тодд, я так рада за него, – растроганно произнесла Элизабет.
– А вот и он. – Тодд указал на другой конец шатра. – Почему бы тебе не сказать это ему самому?
– Я так и сделаю. – Элизабет быстро обняла Тодда и направилась к Брюсу. Она подошла к нему сзади и положила руку ему на плечо. – Поздравляю, Брюс.
Юноша обернулся, глаза его радостно заблестели.
– И мне тоже надо поздравить тебя, – тихо ответил он. – Ты провела грандиозную работу, Лиз. Как бы все это понравилось Регине!
Девушка покраснела.
– Я хотела поздравить тебя не только с победой на выборах, – мягко заметила она. – Никогда бы не подумала, что буду так говорить, но я горжусь тобой, Брюс. И не потому, что ты выиграл на выборах. Мне кажется, ты одержал куда более важную победу!
– Мне тоже, – серьезно подтвердил парень и посмотрел на семью Морроу. – И надеюсь, Регина знает о моих чувствах.
– Сердце мне подсказывает, что так оно и есть, – поддержала его Элизабет.
Была пятница. Сестры Уэйкфилд сидели на зеленой лужайке перед школой.
– И кому только пришло в голову устраивать новый праздник всего через две недели после такого шумного торжества? – пробурчала Джессика.
– Тодду, – ответила Элизабет. – И, по-моему, это неплохая идея!
– Ты стала звездой карнавала, – прошипела Джессика, – и теперь хочешь, чтобы так было всегда.
– Джес! – возмутилась Элизабет. – Это неправда. Просто так получилось, что сегодня мистер Коллинз делает особый взнос в фонд больницы. Мы собрали больше восьмисот долларов! Разве это не повод для радости?
– Пожалуй, – вздохнула Джессика.
Она высматривала кого-то, и чувствовалось, что ее мысли далеки от их разговора.
– Что с тобой сегодня? – поинтересовалась Элизабет. – С каких это пор тебе не по душе веселье?
– Не твое дело, – отрезала сестра и прихлопнула комара свернутой в трубку пачкой листков.
– Но все-таки, – добивалась Лиз. – Что это у тебя в руках? Уж не твой ли реферат?
– Прости, Лиз. – Джессика не потрудилась ответить; в это время она заметила на другом конце лужайки Лилу и встала. – Мне надо идти.
– Лила Фаулер, – грозно заговорила она, подходя к подруге. – Тебя ничуть не огорчает случившееся?
– А что случилось? – невинно спросила та, делая вид, что стряхивает комочек грязи с белых брюк.
Она собиралась опять на стройку, к папиному зданию, и хотела выглядеть на все сто.
– А вот что! – негодуя, взвизгнула Джессика, развернула листы бумаги и помахала ими у собеседницы перед носом. – Вот о чем я говорю!
– О господи. – Лила посмотрела на большую красную двойку в верхнем углу реферата. Под оценкой к тому же было написано: «Джессика! Пожалуйста, зайди ко мне».
– И больше тебе нечего сказать? – прошипела Джессика. – Свой-то получила?
– Конечно, – помявшись, сказала Лила. – Мы все их сегодня получили, Джес, сама знаешь.
– И какая же у тебя оценка? – допытывалась подруга.
– Нормальная. Слушай, Джес, я тороплюсь. Давай поговорим об этом в другой раз.
– Ну уж нет. Что такое – нормальная?
– Я получила четыре с минусом, – призналась Лила. – Но никак не пойму, из-за чего ты так кипятишься, Джес. Я старалась изо всех сил. Просто не…
– «Изо всех сил»! За мой реферат получила двойку, а за свой – четверку с минусом! Как это ты ухитрилась?
Лила пожала плечами и посмотрела на подругу большими невинными глазами.
– Видимо, я просто переутомилась, – жалостливым тоном сказала она. – Ведь ты же понимаешь, Джес. Сперва я написала свой, а когда дело дошло до твоего…
– Бесподобно, Лила, – прервала ее собеседница. – Просто с ума сойти! Да ты понимаешь ли, что реферат мог спасти меня от экзамена?
– А теперь не сможет, да?
Джессика смерила ее негодующим взглядом:
– Не сможет, да и не надо. Если я нормально сдам выпускной, то…
– А-а, ну тогда все в порядке.
Но это утешение было слабоватым.
