Я смотрела на этого человека и пыталась понять, что же все-таки ему нужно. Не верила я в робингудов.
– Ну? Решайся! Девушка на ночь у меня сегодня есть, так что не трону.
Я впервые по-человечески ему улыбнулась:
– Спасибо, Олег, – и выскочила из машины.
– Зовут меня Олежек! – крикнул он вдогонку. – Пока, птичка!
Был еще один скандал с администрацией, но зато спала я, как убитая. Так вымоталась за эти дни, что даже не пошла на занятия.
Проснулась только в полдень. Отнесла деньги в «Полярник», благополучно уволилась без расчета, а потом еще и долги все вернула. Но без работы пришлось бы теперь трудновато. Попыталась что-нибудь найти; были одни лишь варианты с полной занятостью. Светка предложила позвонить в какой-то там бар в Новых Черемушках, но я была слишком напугана случившимся. Никаких баров, это не для меня.
– Что же тогда для тебя? – спросила Светка.
Для меня? Для меня оставался только танец… И я снова позвонила Олежеку.
– Привет, – ответил он. – Чем обязан?
– Я хотела еще раз сказать спасибо…
– Какая-то ты замороженная. Что-то не так?
Я замялась.
– Не стесняйся. Здесь все свои.
– Ты как-то предлагал мне работу, Олежек…
Мы встретились у дансинг-холла «Галактика». Время он выбрал «удачно»: я пропустила занятия в училище. В «Галактике» никого не было, кроме сервисных служащих и человека, встретившего нас в огромном пустом квадратном зале с довольно просторным пятачком сцены посередине. Карпатов Лев Васильевич. Ему было за пятьдесят. Опрятный, подтянутый, не без шика. От него веяло прохладой и властью.
– Что вы покажете? – спросил он.
Я растерялась.
– Мне сказали, вам есть что предложить.
– Если только импровизацию, – робко ответила я.
Глаза этого человека пугали – как у музейного чучела: черные, стеклянные – в них смотришь, пытаясь разгадать, что там, а потом понимаешь: это они вязнут в твоем мозгу.
– Давайте импровизацию, – безразлично сказал он. – Фонограмма?
Я как дура посмотрела на его протянутую руку.
– У меня нет музыки. Я… я не знала.
– Импровизация под тишину?
Я поняла, что меня выставят взашей и будут правы. Это собрало и подстегнуло. Экстремальные ситуации вечно вызывали во мне героический настрой. С собой были пуанты и трико. Что еще надо?..
Когда я закончила, привела дыхание в норму, глянула со сцены в зал – увидела счастливую длинноносую рожу Олежека и по-прежнему непроницаемую маску Карпатова.
– Забавный этюд, – сказал он.
Без музыки моей фантазии хватило минут на пять, не больше. Впрочем, это было довольно неплохо.
– Где вы учились?
– Одиннадцать лет в балетной школе, а теперь – второй курс при ГАБТе.
– Откуда вы родом?
– Николаевск-на-Амуре.
– Сколько лет?
– Восемнадцать.
Он неопределенно вздохнул.
– Выглядите вы старше.
– Но вам понравилось?
На это Карпатов ничего не ответил:
– Сколько бы вы хотели получать?
Я не сразу поняла: уж больно резок переход. Немного подумав, неуверенно сказала:
– Пятьсот.
Он наконец-то улыбнулся, но и улыбка его была мертвой.
– Есть идея. Подойдите сюда.
Карпатов несколько раз обошел вокруг меня:
– Как успеваемость?
– Много хвостов, но я все сдам.
– Метр семьдесят пять?
– Семьдесят четыре.
– Живете в общежитии?
– Да.
– Родственников в Москве нет?
– Нет.
– Все на родине?
Я разозлилась:
– Это важно?
Он опять не ответил:
– Сейчас мне танцовщицы не нужны. Но мне нравится ваша непосредственность и несомненный талант. Все эти старомодные штучки – не беда – классику я уважаю. Предлагаю контракт. Вы обязуетесь безоговорочно выполнять все мои требования, а так же требования Коллегии…
– Какой Коллегии?..
– Во-первых, не перебивать, во-вторых, говорить и делать только то, что предпишут. Вам надлежит забрать документы из училища или, по крайней мере, взять академический отпуск, с тем чтобы иметь возможность посещать наши занятия и комиссии. Я, в свою очередь, обязуюсь обеспечить вас жильем, пока без права прописки, и ученическим пособием в размере шестнадцати рублей сорока копеек в день. Деньги будут выплачиваться каждую неделю. Обучение продлится шесть месяцев, по его окончании мы предоставим вам работу с начальным окладом две тысячи рублей в месяц. Вопросы есть?
Я была ошарашена:
– Чему меня будут учить?
– Естественно, танцам, – усмехнулся Карпатов, – вашему профилю.
– Всего полгода?
– Это будет очень интенсивный курс.
– А какая будет работа? – все больше пугаясь, прошептала я.
– Знаете что! – сухо бросил он. – Стрип-клубов у нас пока нет, так что если потерпите еще пяток лет, я вам подберу работу по вкусу. Вот только сомневаюсь, нужна ли им будет балетная школа?
Карпатов был прав: стрип-клубов в Москве не было… легальных… Подписав контракт, я въехала в двухкомнатную квартиру, где моей соседкой была Лиза, такая же, как и я – девушка из группы. Всего в группе нас было пятнадцать. Первые полтора месяца казались раем. По профилирующему предмету два педагога: Эдик и Валик – они так и назвались – красивые, молодые, обаятельные, артистичные, потрясающие танцоры. Движение и танец были моей стихией. Остальным девушкам приходилось сложнее, некоторые оказались совсем неподготовленными. Но зато все, как одна, были безупречно сложены, и у каждой имелась своя изюминка, свой шарм. Самой яркой, пожалуй, была Лиза: высокая, натуральная блондинка. Она же была одной из самых неуклюжих. И лидером этой компании оказалась я, тем более что была постарше всех. Хотя и держалась обособленно – чувствовала их уважение, даже какое-то почитание, что ли… Но когда шли занятия танцем, все внимание переключалось на преподавателей, от них девчонки просто балдели. Я тоже была влюблена, в Эдика. Ребята же вели очень тонкую работу: поддразнивали нас, смущаясь, принимали нашу игру, вступали в более откровенную и… каждый раз все начиналось по новой. Девчонки просто сходили с ума и ревновали друг к дружке… А я совершила очередную ошибку: забрала все-таки документы из училища…
Еще нами занимались риторы – такие же обаятельные и очень интеллигентные – модельеры, парикмахеры-визажисты, психологи… Психологи! Я только на третий месяц поняла, чем они занимались – ломкой, ненавязчивой, степенной и очень эффективной. Я стала обращать внимание на разные совпадения. Весь обслуживающий персонал и педагоги – мужчины, два раза в месяц нас осматривала медицинская комиссия, в которой тоже не было ни одной женщины-врача. Еще казалось странным то обстоятельство, что каждая из девушек группы не была москвичкой, а большинство из них – как и я – не имели родных. В довершение – настораживала некая потерянность для мира: «школа» – как все ее называли – находилась в том же спальном районе и в непосредственной близости к месту жительства всех девушек. Половина из нас жила вообще в одном доме, а занятия были настолько интенсивны, что желания сходить отдохнуть куда-нибудь вечерком даже не возникало (впрочем, это позволяло не растрачивать деньги).
