Фух. Да я уже готова, Бодечка. Откидываю телефон на кровать и вновь начинаю пялиться на себя в зеркало. Задираю платье и, кажется, в сотый раз провожу рукой во всех местах, дабы убедиться, что лишних волос на моем теле нет.
— Красавица. Да, Дося? — перевожу взгляд на ежиху. Наверное, другая бы точно обиделась на такой подарок. Лукьянов явно взял ее, потому что у нее выдающийся нос. Но почему-то из-за этого мне совсем не хотелось ругаться. Ежик-то прикольный. И на удивление ласковый. — Не бойся, тебя завтра покормят и напоят, — кладу Досю в клетку и подхожу к зеркальному столику.
Достаю позаимствованные у Саши презики и кладу их в сумочку. В очередной раз проверяю содержимое дорожной сумки и, мысленно перекрестившись, присаживаюсь за стол, хватаясь за угол.
— Ну, с Богом, — встаю из-за стола, как только слышу сигнал смс.
Обувь я выбрала, конечно, не подходящую. Но убедилась я в этом только тогда, когда доковыляла с гордо поднятой головой до машины Лукьянова. Да, подъезжать к моему дому я категорически запретила. Не готова я пока никому сказать, что встречаюсь со взрослым мужчиной. Но беда не в этом, а в том, что он женат. И пока у Лукьянова такой статус, встречаюсь я для мамы, ну и, стало быть, для папы, с… мальчиком. «Мальчик», пока еще, увы, не полностью мой, стоит, облокотившись о багажник, во всем белом. Даже брюки, поганец, надел и то белые. Еще и черные очки на морду нацепил. Красивый гад. Сейчас как с картинки. Почему-то вместо поцелуя хочется сжать его нос, дабы не зазнавался. Красивой сегодня однозначно должна быть я.
— О, смотрите-ка, Богдан Владимирович, как мы с вами, не сговариваясь, оделись в один тон. Что-то в этом есть, не находите?
— Нахожу, Анна Михайловна. Вы оборзели, — забирает из моих рук сумку. — Сегодня должен быть красивым я, а не ты, — из меня вырывается несдерживаемый смех.
— Красивой должна быть всегда я, а у тебя сегодня выходной.
— А может ну эту встречу на хер? Кому она нужна вообще? — притягивает меня резко к себе, сжав одной рукой талию.
— Неа, мы туда едем, — может и на хер, но у меня номер на восемь вечера заказан. Однако мыслить связно не получается, когда Богдан присасывается как пиявка к моему рту. А пиявки полезны. Ой, как полезныыыыы.
— Скажи мне, Анечка, долго ты еще будешь страдать ерундой? — тихо произнес Лукьянов, оторвавшись от моих губ.
— Вообще нет, ерунда — мое все. А ты о чем конкретно сейчас?
— О машине, припаркованной далеко от твоего дома. Тебе не кажется это детским садом? — закидывает сумку на заднее сиденье и открывает мне переднюю дверь.
— Может и так. Но до тех пор, пока у тебя не будет штампа в паспорте о разводе, будет именно так.
— Садись.
— Присаживаюсь. Твоей законной женушки там точно не будет? — вновь как попугай повторяю мучающий меня вопрос, как только Лукьянов тронулся с места. — Поклянись своей мужской силой.
— Чего?
— Членом своим поклянись. Вот чего.
— Бегу и волосы назад. Не будет там Леры. Она перед моим отъездом забрала Нику на шоппинг. Можно подумать, мне она там нужна. Расслабься.
— Расслабляюсь. Мои красивые ножки можно положить на эту штучку?
— Штучку?
— Ну приборную панель.
— Нельзя, — спустя несколько секунд произнес Богдан, залипнув на моих ногах. А затем резко перевел взгляд на дорогу. Видимо, вспомнив о том, что он все же водитель.
— Значит можно. У меня чистые ноги. Не парься. А если что тряпочкой протру. Занудло. А сколько у тебя было женщин?
— Я не считал. Ноги убери.
— Ну а серьезных отношений сколько? Не верю, что не считал. У тебя поди даже презики посчитаны все.
— А ты со сколькими слюной обменивалась?
— Целовалась в смысле?
— Да.
— С тремя. Первый раз в одиннадцатом классе с одноклассником Ваней. Точнее, после одиннадцатого, на выпускном. Он был в меня влюблен. И это было прям фу. Слизко, мокро, полный армагедец. Но мы типа как начали встречаться, пришлось его неделю потерпеть. Потом был… Егор. Грудью стоячей клянусь, что было также неприятно, — быстро протараторила я. Лукьянов все же соизволил ко мне повернуться. — Там вообще было несколько раз. Хотела бы я сказать, спроси у него, но он тебе назвездит. Короче, мало было раз. И невкусно. Я вообще это дело не люблю. Третий ты, кстати. Прозвучит как подхалимство, но с тобой мне нравится целоваться. Мамой клянусь.
— Это посерьезнее стоячих сисек, — саркастично отмечает Лукьянов.
— А то, я ж не вру.
— Ты сказала в первый день практики, что у тебя парень был. Это не Егор. Кто?
— Я звездела.
— Я так и подумал.
— Теперь твоя очередь отвечать на мой вопрос. Я же тебе ответила на твой, — не унимаюсь я.
— Я не считал. Ноги убери.
— Ну чё ты врешь?
— Не вру.
— А девственницы у тебя были?
— Нет, — без заминки отвечает Богдан.
— А сколько было женщин?
— Я не считал, — все так же спокойно отвечает Лукьянов, останавливаясь на светофоре. — Ремень пристегни и телефон убери.
— Слушай, а в постели ты такой же зануда? Ну типа руки убери. Нет, не туда. Голову подними, глаза опусти, жопу опусти, то есть приподними. Поди и в кровати есть не разрешаешь.
— Мне сложно оценить себя в постели. Однако, во время секса тем, чем ты сейчас промышляешь, то есть словесным поносом, я не занимаюсь. Что за интерес к моей сексуальной жизни? — искоса взглянул на меня. Блин, ну какой же он стал красивый. Стал, блин. Он такой же, как и был.
— А что за интерес к круговороту слюней в моей жизни? — парирую в ответ.
— Банальное любопытство. Ноги убери, — в сотый раз повторяет Богдан, но на удивление спокойно. Без злости.
— А Лера была твоей первой девушкой? В смысле секс, — ну вот зачем я это делаю?
— Нет, — вот тебе сюрприз. Ну и хорошо, что она не была его первой.
— И во сколько же ты начал трах… заниматься сексом?
— За пару месяцев до нее с преподшей из нашего универа. Я тогда на подготовительные курсы ходил.
— Хорошо она тебя подготовила, — невесело отмечаю я.
— Средненько.
— А кроме жены влюблялся в кого-нибудь?
— Ты какой ответ хочешь услышать? Да — в тебя или я не влюблялся в Леру? — повернувшись ко мне, поинтересовался Лукьянов.
— Да, влюбился в тебя, в смысле в меня, и никогда не был влюблен в Леру.
— Ты гениальна, Аня, — усмехаясь, бросает Богдан.
— Я знаю. А ты ушел от ответа.
— Давай без громких ненужных слов. Глупо это.
— С тобой каши не сваришь. Ладно, хоть про мать мне свою расскажи. Что там у нее с носом?
— Понятия не имею. Возможно, уже третичный сифилис и носа нет. Я был бы этому даже рад. Закономерный исход для шлюхи. Хотя, такого не будет. Она слишком печется о своей внешности.
— Ты прекрасно знаешь, что я не об этом.
— А я тебе сказал слушать меня, а не постороннюю женщину, цель которой промыть тебе мозги, — грубо произносит Лукьянов.
— Вроде умная временами, а ведешь как дурочка. Ты не похожа на мою мать. Так понятно? Или еще раз повторить?
— Понятно. Ты вообще с ней не видишься?
— Нет. Мне не интересен этот человек.
— А можно еще вопрос?
— Можно.
— А кто тебе старушенция? Она тебя Водей называет. Это слишком… близко, что ли.
— Моя соседка по отцовской квартире. Я ее фактически с пеленок знаю. Специфическая тетка. Злопамятная, но не плохая. Лично мне много чего хорошего сделала.
— Например?
— Например, сидела со мной, когда моей матери не было. А ее почти никогда и не было. Потом уже с Никой мне помогала, когда та родилась. Я же дуб дубом был в вопросах детей, как и Лера. Подгузник даже не мог надеть. Терпеть их не мог, не получалось это дело.
— Да ладно? Не верю, что у тебя что-то не получалось.
— А ты попробуй на живом ребенке его прилепить. Это тебе не кукла, на которой все сдавали практику. Ребенок дрыгает ножками, — слышать в исполнении Лукьянова уменьшительно-ласкательное «ножки» — по меньше мере непривычно. И приятно. — Мне проще было помыть детскую попу и закинуть в машинку грязные пеленки. В общем, для меня Инесса положительный персонаж. И деньгами помогала, когда был напряг. В долг, но все же, — смотрю на Лукьянова и вдруг откуда ни возьмись представила его с малышом на руках. С моим малышом. То есть с нашим.
