Все получилось у тебя, Варюха? Как на следующий год думаешь выкручиваться? Снова звать Федьку? Или, наконец, забьешь на все и будешь жить в удовольствие? Без оглядки на чье-то мнение – свободно и честно?
– Варюша, идем за стол садиться. Что же это ты, детка, Федечку оставила на съедение этим… алка… любителям выпить, прости господи? – кудахчет возле меня Галина Семеновна.
– А, что он пьет?! Теть Галь только не говорите мне… – вскакиваю с кресла, как ошпаренная.
– Да не бойся ты, – успокаивает она меня. – Знает твой Федор меру. Пошли уже.
Нас с Федькой сажают вместе. Поддатый дядя Сережа желает молодым счастья и детишек побольше. Тетя Саша ему поддакивает. Захар Анатольевич читает нудную лекцию о важности начального капитала и диплома перед свадьбой. Нюрка со своим молодым человеком Антоном (я и не чаяла его увидеть) милуются, не обращая на нас никакого внимания. А мы просто молчим… Пьем сок, едим мамины соленья, хвалим торт, украшенный руками Галины Семеновны.
А потом наступает Новый год… Врывается в зимнюю ночь рассыпчатым фейерверком и криками «С новым годом! С новым счастьем! Ура-а-а-а!». Радостью, надеждой на новую жизнь, улыбками близких и блестящим от счастья взглядом Феди.
– Бом! Бом! Бом! – родственники дружно считают бой курантов, размахивая бенгальскими огнями.
– Желания все на листок написали? Быстро мне зажигалку! – гремит Галина Семеновна.
– Галя, поторопись. Бежим в огород стрелять в Деда Мороза из ружья! – наседает Захар Анатольевич. – Мальчишки, ну-ка быстро одеваться! Галина Семеновна топит жженую бумагу в бокале шампанского и залпом выпивает.
– Наташ, подарки в сундуке. – Шепчет Татьяна Алексеенко, прикрыв рот ладонью.
– Всем загадывать желания! Молодежь, не отставайте! – Нюра с Антоном вспархивают с места и присоединяются ко всеобщему баловству.
– Мы тоже идем стрелять в Деда Мороза! А… Наташа остается ловить мешок с подарками. – Папа дружно увлекает всех на улицу, оставляя нас с Федькой одних. Мамуля уходит в гостиную и раскладывает подарки под елочку.
– А ты что загадала, Варюха? – слегка оттеснив меня к выходу, шепчет Федька.
– Ничего. Не верю я в это, Федь. – Бросаю я.
– Загадай меня. – Строго произносит он.
– Горностай, так и знала, что дядя Сережа тебя напоил.
– Одевайся, пошли. – Федька тянет меня к выходу.
Обуваю мамины валенки, набрасываю куртку и послушно следую за другом на улицу.
Снег тонко похрустывает под ногами, когда мы идем по тропинке к темнеющей в конце участка бане.
– Загадай меня, Варь. Чтобы я всегда был в твоей жизни и любил, как люблю сейчас. – Федя так резко останавливается, что я впечатываюсь в его грудь.
– Господи, Феденька… Да что же это такое?
– Я люблю тебя, Варь. Неужели, ты не видишь этого?
– Федь, что-то сегодня случилось, да? – у меня в глазах все плывет от переполняющих чувств – удивления, смятения…
– Я. Тебя. Люблю. – Повторяет он, сжимая мои плечи. – Люблю. Очень, Варь… Давно. Я просто не решался сказать.
– Федя, я… Не знаю, что мне ответить.
Он сгребает меня в охапку, зарывается носом в пахнущие после бани волосы, гладит ладонями и часто-часто дышит… А потом находит мои губы и жадно целует. И его ласка – отчаянно-нежная и трепетная забирает остатки моих сил. Я не могу его оттолкнуть… Кажется, он не в себе… И мой отказ сейчас убьет его.
– Люблю… Я люблю тебя. – Он целует, ласкает, гладит меня, пробуждая внутри странный, давно позабытый жар. Разум недоумевает, не понимает, сомневается, а тело… горит от его умелых объятий и жарких поцелуев.
– Идем. – Хрипло шепчет Федя и тянет меня в неостывшую баню.
Варвара
Федька крепко держит мою ладонь, а я послушно шагаю по шуршащему гравию, испытывая необъяснимое желание продолжить то, что мы начали. В ноздри ударяют ароматы дубового веника и костра, как только Горностай распахивает дверь бани. В камине догорают дрова, а пляшущие язычки пламени отбрасывают на стены подвижные тени.
Мои пальцы дрожат, когда я запираю дверь, зашториваю окна и подбрасываю в камин дрова. Кружусь по предбаннику, пытаясь спрятать за хаотичными действиями поглощающее меня безумие.
– Иди сюда, – Федя притягивает меня к себе и снова целует. Толкается в рот языком, побуждая меня ответить. А я не знаю, что со мной… У меня нет времени на раздумья. Я просто подчиняюсь инстинктам, их чистому концентрату, пью его большими глотками, растворяя в страсти остатки здравого смысла. Беру его лицо в ладони и ласкаю парня в ответ – целую щеки, подбородок, скулы, слегка покусываю губы.
– Подожди, Варь, – Федя отстраняется, бросая взгляд на стоящий в углу диван. Я молча достаю из шкафа простыню и расстилаю ее, искоса наблюдая за тем, как раздевается Федя. Он скидывает куртку, свитер, футболку, обнажая передо мной торс. Голубые глаза парня блестят, как утренняя роса, а языки пламени из камина отражаются в них, как в зеркале. Грудь Феди тяжело вздымается, когда мои ладони накрывают его плечи в долгожданной ласке. – Поленкина, ты хочешь остаться в одежде?
Он срывает с моих плеч куртку, аккуратно разматывает шарф, подхватывает края нарядной блузки, выбранной мной для торжества, и тянет ее вверх. Я послушно, как марионетка, дергаю руки, позволяя парню себя раздеть.
– Варька, я сейчас с ума сойду… – шепчет Федя, спуская лямки бюстгальтера по моим плечам. Я издаю полустон или всхлип, когда его теплые сухие пальцы щелкают застежкой, выпуская груди на свободу. – Это лучше, чем я себе представлял…
– А ты представлял? – спрашиваю, не узнавая своего голоса – он оседает до хриплого, щекочущего висок шепота.
– Всегда. Я вижу только тебя, Варь.
Сердце щемит от нежности и… благодарности. Что я к нему чувствую? Симпатию? Разве ее достаточно, чтобы сорваться в пропасть безумия и подарить парню надежду на взаимность? Я не знаю… Сейчас во мне столько «хочу», что я не в силах думать о чем-то другом. И Федька рядом – красивый и сильный, шепчущий нежности, как змей-искуситель, не дает и шанса устоять.
С тихим вздохом я касаюсь его разгоряченной груди, перебираю пальчиками темные завитки, сбегающие дорожкой вниз… Дергаю ремень на его джинсах, неловко пытаясь раздеть парня.
– Я сам, Поленкина. – Федя перехватывает мои руки и снимает джинсы вместе с трусами,
