его губам, алчно обхватывая ногами за поясницу, прижимая ближе.Оставшись в одном белье, Марта почувствовала холод оконного стекла за спиной. Шейн прислонился горячим лбом к ее лбу и облизнулся, улыбаясь. Марта почти заскулила, ощутив его большой палец у себя в трусиках. Бесстыдно прижимаясь к его руке, она запрокинула голову, ударившись затылком о стекло. Чудесные круговые движения дарили ни с чем не сравнимое блаженство. А затем он встал на колени.Марта схватилась за край доски, с трудом удерживаясь на узком подоконнике. Одну руку она запустила в его волосы, распутно прижимая к себе, безмолвно требуя продолжать эту потрясающую сказочную ласку. Марта не была невинна, мужчины уже дарили ей подобное удовольствие, но разве когда-нибудь оно было настолько сладким?А потом она открыла глаза и увидела собственную мать, застывшую на пороге.– Господи, – вскрикнула Марта, спрыгивая на пол, хватая одежду. Шейн медленно встал, вытирая губы.Мать брезгливо отвернулась.– У тебя было открыто!Я услышала в новостях, что какой-то придурок заминировал женщину, и показали твой дом! Я чуть с ума не сошла! – всхлипывала она.– Ты не отвечала на звонки! Я прибежала, мы с тетками примчались! А внизу, у твоего подъезда, дежурит наряд полиции!В квартиру влетела толпа родственников.– Я загляну позже, – усмехнулся Шейн, прожигая взглядом красную от стыда Марту.– Мне очень жаль, – прошептала она, едва шевеля губами.Шейн ушел, оставляя Марту с истеричным криком матери.– Ты что совсем с ума сошла!? Я понимаю, ты пережила страшный стресс, но это же Шейн! – указывала рукой в сторону двери мать Марты. – Этот мужчина – конченный бабник. Он же перешагнет через тебя, как через использованный презерватив или выкинет на свою помойку рыдающих девиц!Марта натянула штаны, подошла к раковине и набрала воду в чайник.– Хуже него только…– Маньяк-убийца? – посмотрела на мать Марта, а та лишь развела руками.– Я не верю, что Хью на такое способен.– Наверное, я сама себя заминировала, – включала плиту Марта.– Да, что тут произошло? – щебетали тетушки, перебивая друг друга. – Слава богу, что ты жива, дорогуша! Полицейский нам рассказал, что это сделал твой парень…– Когда я пришла, – вздернула подбородок мать, – Шейн, ее чертов фотограф, стоял на коленях между ее ног…– И это самое страшное, что здесь случилось сегодня, – достала чашки Марта.Ковылявшая дольше всех бабуля, постучала палкой по стене, кашляя и смеясь одновременно.– Я же говорила! Этот красавчик знает, что делать с женщиной. Ух, я бы не теряла времени, – тряслась в нервном тике старушка.– Он просто воспользовался тем, что она расстроена из-за Хьюберта, решил, пока она тепленькая, – не унималась мать.Женщины напились чаю. Опустошив несколько кружек подряд, они продолжали обсуждать то, что произошло на кухне Марты.– Замолчите! Все! Я сама этого хотела, понятно? Я взрослая, мама, я могу просто переспать с парнем, если захочу.Марта собрала чашки, с грохотом погружая их в мойку.– А я так хочу его, что аж колени сводит. И знаешь что? Я сейчас пойду к нему домой и закончу то, что мы начали. Потому что я больше не могу думать и представлять какого это с ним. Я устала фантазировать о нем.Марта перевела дыхание, глядя на мать.– Он был здесь, – она рассмеялась, – собирался остаться со мной до конца.– Не говори так!Марта пожала плечами, схватив ключи от автомобиля.Она ехала по ночному Парижу, нарушая правила, пролетая на красный свет, наслаждаясь прохладным ветром, растрепавшим волосы. Марта все еще чувствовала его губы. Смаковала терпкий, мужской привкус, его жадность. Она бросила автомобиль, припарковавшись как попало, сразу на двух парковочных местах одновременно. Забежала по лестнице вверх, представляя то, как им будет хорошо вместе. Сейчас Марте нужен был только Шейн, и пусть это закончится быстро, наплевать. Она почувствует это счастье – быть его женщиной.Марта нажала на звонок, но никто не ответил. Дверь приоткрылась сама. Она застыла, испуганно вглядываясь в щель между стеной и деревянным полотном. Марта медленно вошла внутрь, рукой нащупав клавишу выключателя. В коридоре виднелись следы борьбы.– Шейн? – крикнула Марта, не понимая, что может пострадать сама.Шейн! Ее Шейн! Да куда же он делся чертов придурок?! Слезы хлынули из глаз, осознание того, что здесь произошло, нахлынуло быстрее, чем хотелось того Марте. Она бегала по комнатам, включая свет, выкрикивая его имя.Перед дверью валялись перевернутый светильник, опрокинутый стул и полка для обуви. А потом, на полу, она заметила фиолетовый защитный колпачок от иглы шприца. Марта упала на колени, прижимая ладонь ко рту. Пока они охраняли ее, Хьюберт добрался до Шейна. Гребаный слюнтяй никогда не победил бы Шейна, тот слишком сильный и крупный, но он, по всей видимости, что-то вколол ее фотографу. Марта молилась, чтобы не тот самый тетродоксин, убивающий через шесть часов. Он не поиздевался над Мартой, а отвлек внимание от истинной жертвы. Содрогаясь в рыданиях, трясущимися руками Марта набрала номер инспектора.– София, – заикаясь произнесла Марта, – Шейн… Сам Шейн его последняя жертва.
- Где Марта? – прохрипел Шейн, просыпаясь.
Он несколько раз моргнул, вспоминая, что с ним случилось. Когда Шейн открыл дверь в квартиру, на него напал Хьюберт. Видимо, он поджидал этажом выше. С точки зрения борьбы Шейн все сделал правильно, и даже успел, как следует вмазать ублюдку, однако, не сразу заметил, торчащий из шеи шприц.
Пульс участился, ощущения и мысли стали расплывчатыми, неясными. Шейн стремительно терял сознание, продолжая активно двигаться и разговаривать. А после ему стало нечем дышать, мышцы парализовало, и Шейн погрузился в глубокий сон.
Проснувшись, он услышал копошение Хьюберта. Больной выродок крепил фотографии крупного формата на деревянный стенд. Шейн сидел прикованный наручниками к стулу из кованого железа, больше напоминавшему огромный трон. Подобные вещи чаще всего используют в ландшафтном дизайне для украшения садов или парков. И где он только взял это гигантское извращение?
- Не разочаровывай меня, Шейн, - не оборачиваясь, негромко произнес Хью. - Зачем тебе эта серость?
Непроизвольно дернув руками, Шейн зарычал, желая свернуть Хьюберту шею. Даже не за то, что тот вколол какую-то дрянь, обездвижил, затащив в свою халупу, а за то, что посмел говорить о Марте. Подверг его любовь отвратительному испытанию, обидел, унизил... Любовь… Шейну нравилось смаковать это слово, оно ласкало его, грело, теплилось внутри, как что-то невесомое, светлое, едва уловимое. Мир окрасился новыми красками. Никогда раньше Шейн не жил ради того, что нельзя купить или сжать в руках. Любовь изменила его, именно поэтому он должен был
