Я догадывалась о чём говорит эта ведьма, поэтому каждый раз пыталась сглатывать обиду, не доводить до скандала.
Петр Сергеевич немного расширил магазин и теперь кроме продуктов в магазине были и промышленные товары. Людей стало больше, товара тоже требовалась больше — вот он и мотался.
В итоге, в конце прошлой недели, я не выдержала и попросила перевести меня на короткий график работы — три часа в день. Татьяна обрадовалась, а Пётр промолчал, но я видела, что он расстроился. А вчера подозвал меня и, с разочарованием в голосе, сказал.
— Сейчас столько дел, а ты уходишь. Работать устала или надоело?
— Мне стало тяжело работать, — глядя в глаза хозяину, честно ответила я.
— Я пока не могу найти продавца, но к лету точно будут шабашники с дач. Легче станет.
— Она лентяйка, Петя. Вот и всё, — подключилась Татьяна и я не выдержала.
— Я не могу работать из-за нее.
Татьяна подлетела к Петру и затрещала, будто из автомата.
— Я ей воровать и бездельничать не даю, бессовестной. Взяли с улицы, пожалели, а она…
— Хватит, — поднял ладонь к верху Петр Сергеевич, — ещё причисляете себя к женскому роду. Устал от ваших ссор.
Татьяна демонстративно достала платок, которым стала вытирать несуществующие слёзы, а я домыла пол и молча ушла.
Когда я вчера шла до дачного посёлка, твердо решила, что нужно искать подработку.
Помимо нервотрёпки на работе, добавились ещё одни проблемы. Хотя проблемами это вряд ли можно было назвать. Это скорее были переживания, навязчивые мысли, воспоминания...
Я теперь всё время думала о Мише. Это стало настоящим безумием: по ночам я не могла нормально спать, днём не могла сосредоточиться. Меня преследовал его взгляд с нашей последней встречи. Я вспоминала Мишино побитое лицо, ссадины на казанках, во рту ощущался привкус металла от соприкосновения с его разбитыми губами… Меня штормило от ненависти до любви и обратно. Я путалась, терялась… Голова бунтовала и не хотела идти на поводу этого безумия, но тело упорно тащило мысли за собой и подкидывало голове новые образы…
Я либо сходила с ума, либо снова чем-то заболела. И скорее всего заболела психиатрическим заболеванием, так как помимо всего прочего я всё время хотела жрать. Не есть, нееет. Я всё время хотела жрать. Дома я доела всю картошку и теперь приходилось каждый день брать в магазине под зарплату пачку лапши.
Большую часть зарплаты я отвозила бабе Нюре — вначале отдала ей долг, потом рассчиталась с ней за дрова и картошку. Теперь надо было отдавать за свет… Она не хотела брать, но я настаивала. Пришлось ей сказать, что у меня остается еще очень много денег, а то бы Анна Ивановна не согласилась. На самом деле денег оставалось мало, но на проезд и на мелкие траты хватало. Вот и сегодня я уже съела две тарелки с макаронами, а живот продолжало ломить от голода.
Перемыв посуду, после обеда, я подготовила рюкзак и собралась в город. Сегодня поеду пораньше — забегу в аптеку за успокоительным и пойду неспешным шагом до колледжа. В прошлый раз куратор дал мне не так много заданий, поэтому вечером я точно успею на автобус. Главное никого не повстречать…
В автобусе было свободно. Днём маршрут не пользовался такой популярностью как в час пик, поэтому я заняла свободное кресло, вначале салона, и стала вглядываться в тусклые весенние пейзажи за окном. Снег таял быстро, а вот солнцем, первый месяц весны, совсем не радовал. Небо было низким и серым, как зимой. Благо температура не опускалась ниже нуля.
На подъезде к городу, автобус сделал очередную остановку и в салон вошла девушка. При виде знакомого лица, я насторожилась и подумывала отвернуться к окну, но было поздно... Меня тоже заметили и узнали.
Это была Оксана Стрелецкая — Мишкина одногруппница. Мы раньше гуляли в одной компании и отношения у нас были нормальные — не дружеские конечно, скорее приятельские.
В первые секунды взгляд Оксаны заметался из стороны в сторону — словно она решала узнать меня или не узнать, проигнорировать или подойти. В итоге победило «подойти» и она медленно направилась в мою сторону.
— Привет, Маша, — первой поздоровалась девушка и оглядела меня с головы до пят.
От нее явно не укрылись заплаты на моем пуховике, застиранные джинсы и ботинки которые я клеила уже третий раз, а они всё равно упрямо рвались. Я понимала, что напоминаю сейчас бродяжку, но другой одежды у меня не было. И купить что-то новое я смогу очень не скоро.
На моем фоне Оксана выглядела шикарно. Всё чистое, новое и модное. Симпатичная, светлая девушка в красивой одежде, стояла и обдумывала сесть к бродяжке на диван или нет. Я облегчила её выбор.
— Здравствуй, — тихо поздоровалась я и положила рюкзак на соседнее место, — выдыхай, Оксана. Теперь у тебя есть повод не садиться ко мне.
Я отвернулась к окну и сжала зубы до скрипа. Мне снова стало больно. И заглушить эту боль я была не в состоянии.
Глава 41
Оксана села на сидение, которое располагалось сзади — сразу за моим. Я чувствовала затылком её взгляд и пыталась припомнить были ли в соцсетях её враждебные комментарии. Вспомнить не смогла, но это теперь не так уж и важно. Одним неприятелем больше, одним меньше…
— Маш, — послышалось сзади я снова вся подобралась, — я сказать тебе хотела…
Девушка прервалась, но я не стала к ней оборачиваться.
Мне не нужны никакие разговоры. И мне без разницы, что она хочет мне сказать, — уговаривала я себя, а внутри разрасталось тревожное ожидание.
— Давай я к тебе пересяду? Не удобно так говорить.
Я медленно обернулась к девушке и тихо ответила.
— Я не хочу говорить.
Оксана на пару секунд отвела глаза, а потом склонилась ко мне и тише прежнего зашептала.
— Это очень важно. Я точно тебе говорю. Не для меня важно — для тебя.
Я сглотнула образовавшейся в горле ком и сжала края сидения настолько сильно, что побелели костяшки на руке.
— Что-то с Мишей?
— Ага.
Боже. У меня даже голова закружилась.
Я быстро заморгала и кое-как выдавила из себя следующий вопрос.
— Что с ним?
Стрелецкая снова склонилась ко мне и тихо ответила.
— Мне недавно наши парни написали, что Мишке сегодня в скорую вызывали. Им охранник Решетниковых сказал. Они заехали за ним в два часа, а охранник их не пустил. Сказал парням, что если они будут бухать также как Миша, то у них тоже сердце не выдержит, представь.
Я накрыла влажный лоб ладонью и хрипло выдавила.
— Так он же не пьёт.
— Миша?! — воскликнула Оксана, а потом спохватилась и зашептала, — ты давно его видела Маш? Да он два месяца не просыхает. Он теперь с нами редко тусуется. Не знаю с кем и где он пьёт, но если с нашими бухает на аллее, без драки редко обходится. Если кто-то про тебя плохо скажет — он в драку. Даже просто ситуацию обсуждаем и снова он дуреет… На нём уже живого места нет. С ним никто не связывается, Маш.
Я откинула голову на сидение и постаралась переварить тот кошмар, что свалился мне на голову. Дыхание перехватило, рот заполнился горькой слюной и меня снова затошнило.
— Примерно час назад мой Серёга дозвонился до Мишки, но он не стал ничего объяснять. Сказал, что поехал к себе на квартиру спать. Серёга хотел заехать, но он его послал. У него крыша едет, Маш, и никто ничего сделать не может. Люди боятся ему слова сказать. На учебу он не ходит, только работу вроде не оставил…
Меня трясло будто в лихорадке, а Оксана всё говорила и говорила… Её возбуждённый шёпот вклинивался в подсознание и рисовал в голове картины одна страшнее другой.
Мои трудности не идут ни в какое сравнение с Мишиным кошмаром… Ему хуже, ему больнее, ему тяжелее… Я, пусть с трудом, но стою. А он похоже упал и подняться не может.
