Но у меня есть целых пятьдесят процентов. Это немало, и надеюсь попаду в них. Хочу, чтобы время перескочило на неделю вперед. Чтобы все уже позади.
− Все у нас будет хорошо, Катюшка, − тихо говорю, а ответа не слышу.
Она спит. Устала моя красавица. Смяла ткань футболки в кулачке, крепко держится. А мне впервые в жизни рыдать хочется. Глаза щиплет.
Когда случилась эта авария, я не стал беспокоить сестру. Кажется, у них с Германом все налаживается, не хотел мешать им. Он настоящий мой друг, и я рад до чертиков, что Элька в него втрескалась. Я ведь специально с проектом к ней его и послал.
Так вот, она контролировала состояние Кати и ее беременность по видеосвязи, а потом велела мне уладить все с ее бывшим мужем. Моя женщина переживала, как пройдет суд, металась и высказывала свои опасения моей сестре.
− Заплати ему, пусть откажется от дележки квартиры, − наезжала на меня сестра по скайпу, − здоровье Кати дороже. Ей нельзя нервничать, беременность нестабильна. Если этот ее бывший начнет упираться, то суды затянутся. А это постоянные нервы, и не знаю, чем все закончится.
Я согласен с сестрой, у самого возникала такая мысль. Я нашел Степку и отдал ему расписку, после того как он пообещал отказаться от квартиры и подписать все, что нужно.
− Смотри мне, сделай все как надо, и ты мне не должен, − пригрозил, − в противном случае ты из судов не вылезешь, я тебе устрою веселую жизнь.
− Рус… и это все из−за бабы? Мы же друзья были. Да таких как она…
− Таких как она нет больше, − рявкнул на бывшего друга. — А ты не мужик, как последний му… с ней поступил. Ты потерял право быть моим другом.
− Да ты только подумай, она же к тебе так быстро в койку запрыгнула, потому что ты богатый. Будь ты такой же как я, то…
Я врезал ему тогда. Сильно не получилось, в глазах двоилось. Но до Степки дошло, что Катю лучше не трогать. Я за нее порву.
Мои воспоминания прервала медсестра, пришла сделать мне успокоительный укол на ночь. Иначе вообще не засну. Утром операция, мою черепушку просверлят и лишнее из нее уберут. Если заденут мозг, то пиши пропало.
− Только не будите ее, − прошу тихо и женщина смеется.
− Да пусть спит, и вам спокойнее с любимой рядом. Кровать удобная, широкая.
Она закатывает мой рукав и колет, потом гасит свет, оставляя только ночник, и уходит. Она права, возле Катюшки даже голова меньше болит. Даже заснуть удается. Без снов.
Утро выдается сумасшедшим. Я уже не вижу даже силуэтов. Это жутко. Как врач объяснил, во время падения образовалась гематома внутри черепа, она увеличивается и давит на зрительный нерв, поэтому пропадает зрение.
Если не сделать операцию, я вообще ослепну и наступит полная парализация. Я уже чувствую онемение в конечностях. Но я должен выжить. Ради любимой и нашего ребенка. Ради матери и сестры.
Элька держится, еще советы дает. А мать рыдает в голос. Ее перестали ко мне пускать. Катя как тень, шуршит тихонько рядом.
Есть еще ради чего выжить. Чтобы наказать ту падаль, которая все это устроила. Он ответит мне по полной!
Славка. Я ему как себе верил. Тут чуйка подвела капитально. Мой гендиректор. Частный детектив быстро на него вышел. Как ни странно, мой отец помог тоже. Ему мой гендиректор не понравился, он стал следить за ним, приставил пару своих парней.
Вот они и стали свидетелями, вели Славика от самого офиса. И «скорая» быстро приехала, они постарались. Вот только не успел я у него спросить, чем так насолил ему, что он решил убить мою будущую жену и не родившегося ребенка.
И вот я выживу, чтобы спросить это у него. Тварь. Пригрел змею… вернее, змея.
После обхода повезли меня в операционную. Катя шла рядом, пока это было возможно. Потом поцеловала меня в губы, пожелала удачи и сказала, что они ждут меня. Прикоснулась к моей щеке своей мокрой щекой.
Так паршиво на душе. Я будто виноват перед нею. Подвел мою маленькую.
Слышу, как с легким шумом разъехались и сомкнулись двери оперблока. Они нас разделили. Закрыл глаза, устав таращиться в темноту. Думал, меня усыпят, но нет. Врачам нужно было знать, что я чувствую.
Во время операции меня постоянно спрашивали, не возвращается ли чувствительность и зрение. Не кружится ли голова, не вспыхивают разноцветные салюты перед глазами.
Это жутко, знать, что в данный момент у тебя в башке кто−то копается. Голову зафиксировали и обезболили, я не чувствовал ничего. Но мне хватало знать это, чтобы потихоньку сходить с ума. Лучше бы спал.
Глава 26
Катя
− Катюш, присядь, − просит Эля, но я не могу сидеть. Меряю шагами узкий коридор возле оперблока. — От того, что ты маячишь туда−сюда, время быстрее не пройдет.
− Не могу сидеть… Эля, сколько такие операции идут? — останавливаюсь на пару секунд, мну холодные пальцы.
− По−разному. И час бывает, и десять… и больше. Сядь, сказала, у меня от тебя голова уже кружится.
Девушка силком усаживает меня рядом с собой, удерживая, обхватывая рукой мой локоть. Я чувствую, как устала, ноги гудят. А прошло только полтора часа, как Руслана увезли в операционную.
Хорошо, что маму Нику Эля увела в свое отделение и уложила в кровать, ей снотворное вкололи. Иначе она бы здесь затопила все в слезах. А так проснется, а уже все позади… Надеюсь.
Вот как так? Он же просто ударился затылком. Он не маленький ребенок, не хрупкая девушка, не старичок. Сильный, молодой и здоровый…
− Ну, смотря как упасть… − слышу голос Эли и понимаю, что рассуждаю вслух. — Черепно−мозговые травмы тем и опасны, крови даже не будет, а гематома… Руслану отлежаться нужно было, пролечиться, а он по делам сразу. Ты не переживай, клиника у нас самая лучшая на побережье. Врачи высококлассные. А оперирует сам Волобуев, Дмитрий Степанович, приехал, в беде не оставил. Все будет хорошо!
Мне бы ее оптимизм. То, что врач знаменитый приехал, немного успокаивает. Стараюсь дышать ровно, положа руку на живот. Ради малыша, только выживи, мой родной…
Представляю, как Руслан берет на руки своего новорожденного сына и невольно улыбаюсь. Он будет хорошим отцом, самым лучшим.
Через два часа к нам вышел врач. Я все ждала каталку, на которой будет лежать бледный Руслан, но его не выкатили. Сердце сжалось, его будто в кулаке кто зажал. Врач устало стаскивает голубую шапочку с головы, а я готова рухнуть на пол от страха.
− Все хорошо… − шепчет Эля, − доктор улыбается.
Да, улыбается…
− Операция прошла успешно, − говорит мужчина, − прогнозы даже можно строить, все двигательные функции в норме, зрение должно вернуться, как отек спадет. Это случится дня через три, когда будем выводить пациента из искусственной комы. Сейчас он в блоке реанимации…
Темнота обрушилась на меня. Кома… такое страшное слово…
− Катя, − слышу строгий голос сестры Руслана, − Катя, давай, открой глаза!
Открываю, возле меня несколько человек. В нос суют вату с нашатырем, сама я лежу на скамейке в том же коридоре. Чуть прояснилось в голове и порываюсь встать, но меня удерживают.
− Руслан жив, и скоро будет здоров… кивни, если понимаешь меня, − требует мой лечащий врач. Киваю. Слезы текут из глаз, Эля вытирает их ватой. Вот как она может быть такой спокойной?
− Эля… он же в коме… − шепчу, хватаясь за ее руки. Мне нужна опора. — Я хочу увидеть его.
− Кома специальная. После такой операции пациента почти всегда вводят в искусственную кому, чтобы ограничить активность головного мозга, − Эля говорит тихо и медленно, чтобы до меня доходил смысл слов. Приходится напрягать слух, чтобы не упустить хоть слово. Даже слезы высыхают. — Ну поспит братец пару дней, а то слишком активный он у нас.
Она даже смеется, и меня отпускает. Значит и правда, все хорошо.
− Я хочу к нему, − прошусь, приподнимаясь со скамьи с помощью медсестры, которая принесла чемоданчик с красным крестом. — Пожалуйста…
− Не сегодня, Катюша. Сейчас за Русланом ухаживают, настраивают аппаратуру. Вот завтра с утра тебя к нему пустят. А сейчас у нас два варианта — либо к маме в палату и тоже поспать, укольчик поставим. Либо домой.
