любви и заботы. Отцовского внимания. Чтобы катал её на шее, кружил и делал всё то, чего не могу сделать сама из-за своей слабости.
А он – нет. В лучшем случае, побудет с ней неделю. Две. Потом бросит, наигравшись. Потому что дети для него – ненужный багаж. И от этого всего дочке будет больно. А ещё мне, когда буду смотреть на неё – стоящую в коридоре у двери и прижимающую к себе мягкую игрушку. В ожидании Новака.
Не хочу!
Но ничего поделать с этим не могу.
Леон, если захочет, за две минуты узнает, чья она. В свидетельстве о рождении указано, кто её отец. Хоть и не достоин, но благодаря его биоматериалу она появилась на свет.
Просто заглянув в паспорт, Новак всё поймет.
По этой же причине я отказалась помогать ему.
Нужно отгородиться от него. Выстроить огромные стены, которые он не сможет перепрыгнуть даже с огромными деньгами.
Последние слова, брошенные ему от злости, были именно для этого. Чтобы вызвать ненависть. Неприязнь.
Я так не считаю. Конечно, мальчику будет легче жить с богатым родным дядей. Ни в чём он не будет нуждаться. Это лучше, чем быть в доме малютки или попасть в семью, которой ты на хрен не нужен, только бы платили.
Пусть Леон ненавидит меня. Не приближается даже на пушечный выстрел. А отходит от меня всё дальше и дальше.
– Вероника, – раздается мужской голос за дверью туалета. Олег стучит. Конечно, у нас операция, а я не могу прийти в себя. – Ты где? Мы уже готовы. Тебя только ждём. Седацию сделали.
– Две минуты, – прошу у него.
– Окей.
Слышу, как уходит. Включаю холодную воду, мою руки и лицо.
Дерьмо. Почему бывший явился до операций?
Нужно взять себя в руки. Сейчас от меня зависит здоровье животных.
Быстрее закончу, быстрее заберу Пуговку – и поедем домой.
С трудом собираю себя воедино. Кое-как прихожу в норму, забываю о Леоне и делаю свою работу. Через три часа заканчиваю, забираю Пуговку, с ней мы заезжаем к детскому врачу.
Мне дают неделю выходных, на протяжении которой я сижу с малышкой. Узнаю, что Джека забрали из клиники, и чувствую облегчение. Всё, встреч Леоном больше не будет. Можно выдохнуть. Или слишком рано?
Потому что проблемы пришли оттуда, откуда я не ждала.
Бабушке стало плохо.
Проблемы с сердцем у неё наблюдались давно, ещё когда мы с Леоном были в браке. Тогда мы вместе с мамой устраивали её в клинику, где приводили в норму без хирургического вмешательства.
Но приступ случился снова. Мы были все вместе у неё дома. Бабуля играла с Полей, когда у её вдруг схватило сердце, и она упала на пол. В панике я вызвала скорую, а теперь мы с ней сидим в палате, разговаривая с врачом.
– Дотянули, – осуждающе выдыхает мужчина, просматривая кардиограмму и непонятные для меня бумажки. – Вот сердечко вас и испытывает. Надо операцию делать. Ладно вы, женщина, – указывает на бабушку, а затем поднимает взгляд на меня. – Вы чем думали? Надо было силком тащить в больницу. Это ж такое поколение – народные средства все вылечат. Вылечили вон.
– Я говорила, – глухо отвечаю, обнимая Пуговку, испугавшуюся за свою прабабушку. Она впервые видит больничную палату.
– Мне не до операций было. У меня вон внучка подрастает. А если со мной что-то во время операции случится? Я как их одних оставлю?
Да, бабуля у меня упёртая. Одну причину, по которой она так и не легла под нож, она уже озвучила. Боялась, что я не справлюсь с дочкой без её помощи. Вторая причина, конечно же… деньги.
– Да и дорогущая она. Мне пенсии не хватит. Я её на похороны откладываю.
– Ба, – осекаю её, сдерживая слёзы. Ненавижу, когда она говорит про свои похороны!
– Ну, всё-всё, – перебивает нас врач. – Сейчас нужно решать, что с вами делать. Встань вы на очередь пару лет назад, когда это было не критично, получили бы квоту.
– А так можно было?! – возмущённо шепчет ба.
– Можно, – кивает доктор. – Сейчас вряд ли вы её дождётесь. Боюсь, если вы и дальше будете тянуть, в какой-то момент кольнёт так, что путь только один.
Как хорошо, что Пуговка пока ещё ничего не понимает.
– Сколько стоит операция?
Думаю, для бабули мы нужную сумму найдём.
– Ну-у…
Он озвучивает цифру, а я не успеваю её переварить, как моя упрямая родственница вскрикивает:
– Да дешевле сразу в гроб!
Много… Это семь или восемь моих зарплат.
Таких больших накоплений у меня нет. Я надеялась, потребуется тысяч тридцать, и у меня есть маленькая подушка безопасности, которую я откладывала на ремонт. Но этого не хватит.
Есть у меня один вариант, при мысли о котором я закусываю губу и мучаюсь.
Счёт, открытый Леоном при разводе.
Им я пользовалась несколько раз. Снимала деньги, когда не было работы, а малышка вот-вот должна была родиться. Я купила вещи, кроватку и коляску.
Затем ещё раз, когда Пуговка болела, а я не могла работать из-за этого два месяца. Жили на пенсию бабули. Приходилось порой снимать с запретной карты. Потом я всё возвращала.
И я могла бы сейчас взять необходимую сумму оттуда, но… меня кое-что останавливает. Это снова свяжет меня с Новаком. Да и совесть не позволяет воспользоваться его деньгами после того, что я наговорила в клинике.
Такой вариант я оставлю на крайний случай. А до того момента что-нибудь придумаю. Надеюсь…
Вероника
После двух дней раздумий я всё же решаюсь снять деньги. Гордость гордостью, но рисковать здоровьем близкого человека не могу.
Сейчас, стоя в банке, я надеюсь, что Леон не закрыл счёт после нашей последней встречи.
Злость – штука неконтролируемая. Я это поняла по себе. Наговорила кучу всего, из-за чего стыдно до сих пор.
Невольно осматриваюсь по сторонам в ожидании. Взгляд цепляется за мужчину, спускающегося по лестнице со второго этажа. На руках у него темноволосая маленькая девочка. Может быть, ровесница моей Пуговки.
Улыбка
