На том мы и простились…
Последний первый человек
«Согрешить – не беда, беда – не поправиться»
(русск. пог.)
Был поздний осенний вечер, за окном сеял неприятный холодный дождь, наша семья готовилась ко сну, когда внезапно раздался звонок в дверь. Я открыла, За моей спиной встал муж. Оказалось, это зять Мишка – муж двоюродной сестры Лены. Измученный, уставший, грязный.
– Чего тебе? – грубо спросила я.
– Я с дачи, пешком. Дайте мне денег в долг на такси до дома доехать, а то автобусы уже не ходят… – смущённо попросил он, не переступая порога…
– Что-о? На такси? До дома? Тебя ещё домой пускают? Пешком дойдёшь! Ты – последний человек, которому бы я дала в долг! – заявила я, и захлопнула дверь перед его носом.
– Ну, зря ты так. Надо было дать, – сказал муж. – Далеко ведь идти!
– Обойдётся! – Ответила я, в глубине души не уверенная, что поступила правильно. От нашей окраины до центра расстояние примерно в шесть километров, да столько же Мишка шёл от дачи по глинистой дороге. Мы легли спать, и во сне мне снилось, что это я иду под холодным дождём, по невылазной нашей грязи, к мерцающим на горизонте городским огонькам. А потом долго-долго – по городу, промокшая насквозь, уставшая…
Сестра моя училась на строительном факультете Свердловского университета, вышла замуж за однокурсника Михаила после его окончания, и приехала вместе с ним в родной город. Оба по распределению стали работать по своей специальности: Лена – в Проектном Институте, архитектором, Михаил – прорабом на стройке. Для начала молодой семье дали комнату в молодёжном общежитии, но можно было не сомневаться, что квартиру получат быстро: строители ведь, молодые специалисты!
Лена была очень красивой девушкой, а Михаил – наоборот. И что она в нём нашла? Хорошо, хоть умный, раз институт закончил. Высшее образование – великое дело! Однако в Михаиле, кроме отсутствия внешней красоты, обнаружился и другой изъян – оказалось, он большой поклонник Бахуса. Пил, опаздывал на работу, подводил начальство, попадал в вытрезвитель, валялся пьяный где попало, терял шапки, шарфы и перчатки без конца. Из прорабов пришлось уйти, стал мастером, а потом и рядовым строителем…
И очередь на квартиру по мере того, как он себя компрометировал, откладывалась и откладывалась. Жить молодой семье было трудно, Лена себе во всём отказывала, очень переживала из-за мужа, взывала к его совести – всё было напрасно! Родился сынок Владик – недоношенный, слабенький, опаздывал в развитии. Его ровесники уже крепко стояли на ногах, бегали, прыгали, чувствовали себя уверенно. А Владик – едва-едва. Помню его лет шести, как он забрался на невысокую табуретку, но не решался спрыгнуть. Подоспевшая бабушка подставила ему руки, лишь тогда он расстался с опорой.
Как-то пришла к ним в гости в общежитие, и просидела несколько часов. Был выходной, Лена с Мишей вместе стирали на старенькой стиральной машинке, без центрифуги, когда у многих уже были автоматы. Белья накопилось много, стирали в несколько партий, уже и дело к вечеру. Наконец, закончили. Признаться, я проголодалась. Думаю, и они устали, есть хотят. Сейчас сядем, чего-нибудь поедим! Лена дала денег Мише, и он ушёл. Оказалось – пить пиво, заработал.
– А обедать? Он же голодный! Вы оба с утра не ели! Лучше бы ты его покормила! Жена, называется… Сама дала денег на пиво… – удивилась я.
– Мы и утром не ели. Да Мишка почти не ест. И нечего…
– Как то есть – нечего? Война, что ли? Ну-ка давай чего-нибудь на стол! Я есть хочу! – потребовала я по-свойски.
– Правда, нечего, – сказала Ленка, – и денег нет…
А мне уже живот подвело, при этом я утром завтракала!
– Ну, хлеб-то у вас есть? – спросила я.
– Хлеб есть.
– А растительное масло?
– Есть немножко…
Мы налили в блюдце масла, посолили, и маленько заправились. Потом Лена поехала в Рабочий за сыном, который был у бабушки. Не знаю, чем кормила его потом, может манную кашу на воде сварила – в доме было, действительно, шаром покати… Ничего себе – в гости сходила! Весь день просидела, а меня даже чаем не напоили – ни заварки у них, ни сахара!.. Годы шли, Мишка пил. Ленка стала походить на худущую старуху с железными зубами, куда и красота девалась! Однажды я, помню, набросилась на её мужа:
– Как ты можешь пить? У тебя же высшее образование! Ты всё понимаешь! Посмотри, на жену, на сына, на кого они похожи? В сорок лет живёте в общежитии, строители! Михаил смущённо молчал, слушал, не возражал, страдал, но бросить пить не мог.
Другая сестра Лены, Галя, вышла замуж за художника-еврея, Гену, и сама была художником – закончила тоже Свердловский Художественный институт моды и дизайна. Оба были талантливы, у обоих большие планы на жизнь, претензии на славу, почёт и материальное благополучие. Уехали вслед за родителями мужа в Израиль. А там нашим художникам предложили работу по специальности – красить из пульверизатора какие-то детали в тесном помещении. Дышать было нечем и опасно, и скоро оба начали кашлять и отхаркивать краску из лёгких. Чтобы обезвредить её негативное действие, Гена начал интенсивно выводить из себя ядовитые остатки, вводя ядовитый алкоголь – клин клином…
За полноценных евреев на новой родине их не считали – у Гены мать была русской. А Галя, как ни копала нашу родословную, до еврейских корней не могла докопаться. Мы порадовались, а они запечалились. Родили двух сыновей для израильской армии, и продолжали «мотать сопли на кулак».
И Лена с Мишей родили дочку Ирочку. А между тем в городе пошла слава одной их врачих, что она хорошо кодирует от пьянства, но стоило это очень дорого!
И тогда измученная Ленка пришла к ней, и сказала:
– Мне нечем вам заплатить… Спасите человека! И нас… – заплакала. На ней было старенькое платье, и такие раздолбанные туфли, что было и так понятно – платить нечем…
– Хорошо, – сказала добрая женщина, – приходите оба через три дня, не пить…
Пришли, Мишку закодировали. И чудо произошло! Бывая у матери в Кургане, Михаил заметил большую разницу в цене на чай. Стали возить оттуда чай. Сначала багажом, потом скооперировались с кем-то – машинами. Потом – вагонами! И дело не пошло – полетело! Оказалось, они напали «на жилу»! Вот уже и контейнер на оптовке, вот уже и магазин собственный, и склад. Уже сами машинами отпускают товар в область!..
Купили за свои деньги четырёхкомнатную квартиру, сделали шикарный ремонт, установили джакузи, самые современные бытовые механизмы и приспособления, у всех персональные компьютеры, и прочее, и прочее… А я всё по мелочи торчу на базаре, опалённая солнцем, омоченная дождями, со своей мелкой торговлишкой.
Ленка уже на своей машине ездит не пассажиром – за рулём! Я не завидую – такого натерпелась сестра. Радуюсь за них! Их сын Владик поступил в Университет, на факультет информатики. Надоело ему быть сутулым доходягой! Стал ходить на дорогие спортивные курсы, глотать анаболики, и есть – чудовищно – прямо из кастрюли, поварёшкой! Он ходил по квартире, лежал, сидел, смотрел телевизор – и всё не выпускал кастрюлю из рук! Ел, ел, ел, не переставая! Еду мать и бабушка не успевали готовить. Наняли молодую девушку.
Парень-то он получился высокий, красивый и умный, а тут вес набрал – даже немного лишнего. Но ему нравилось, наконец, ощущать свою массу. Ездил он уже на дорогой машине, и за рулём смотрелся – как золотая молодёжь, мажор. Девушка, готовившая ему еду, тоже была красивая, поженились. Дети долго не рождались, наконец, появился сынок.
На оплаченные Мишей билеты приехали гости из Израиля – Галя и Гена. Генку немедленно закодировали у той же врачихи. Он не согласился кодироваться больше, чем на год. А за одним закодировали и других пьющих родственников Лены. Все они стали работать на фирме у Миши. Это – в самые трудные годы, в девяностые…
Человек он оказался золотой души – многое делал бескорыстно, помогал, чем мог. Оплачивал не только зарплату, и не только родственникам – лечение, свадьбы, похороны. Один не пожелал работать сторожем, захотел в деревню, захотел лошадь. Исконно городской житель вообразил, что для счастья ему надо жить в деревне.
