лечение.
Через час я покинул палату и сел на скамейку рядом с реанимацией. Уходить отсюда было дико страшно. Вдруг что-то случится, а меня не будет рядом? Голова раскалывалась, хотелось кофе, но пить его пока не рекомендовано. Пью воду из кулера.
— Лео, иди домой, отдохни, потом вернёшься сюда, — погладила по плечу Мария Александровна.
— Нет, я останусь. Хочу быть здесь, когда она очнётся, — упрямо выдохнул я.
— И ты хочешь показаться перед ней в таком виде? Думаешь, она будет рада, что ты сидел здесь и мучился из-за неё?
— Я не уйду, пока она не придёт в себя.
Мама Аиды обречённо вздохнула. Да, со мной временами сложно, но на это есть причины. И сейчас я точно не намерен покидать больницу.
— Хорошо. Тогда я съезжу домой, приготовлю поесть и привезу тебе. Нельзя же голодать после переливания крови.
— Спасибо, — улыбнулся я, — Вы самая лучшая мама на свете, жаль, что мне с такой не повезло.
Она скромно улыбнулась, сжала мою ладонь и пошла на выход. Почему в этом мире не всем даётся хорошая мама? Окей, я понимаю, что могут быть проблемы на учебе, на работе, со здоровьем, ещё с чем, но мама…
Как женщина, которая носила тебя все девять месяцев, а потом с жуткой болью рожала свою плоть, может не любить тебя? Мама — это же… Всё. Опора на всю жизнь. Пока ещё маленький, она тебе помогает справляться с трудностями, а когда уже становишься самостоятельным, то уже стараешься для нее, чтобы не разочаровать, чтобы гордилась. Получается так, что некоторые дети обделенные материнской любовью, лишены самого важного в жизни. И почему потом взрослые удивляются, что дети вырастают жестокими, с ненавистью в сердцах? Я очень рад, что у моей девочки есть такая поддержка, как Мария Александровна. Не знаю, что будет с нами дальше, но уверен, ее мама поможет ей в любой ситуации.
Открывать глаза мне не хотелось. Всё тело болело так, словно меня пинали, хотя так и есть можно сказать. Состояние было таким, что хотелось умереть, чтобы ничего не чувствовать. Но больше всего жаждала сделать хоть один глоток воды.
Я не сразу поняла, где нахожусь, потому что последнее событие, которое я помню, происходило в раздевалке спортзала. Но слепящие глаза белые стены, отвратительный запах хлорки и лекарств навели на мысль, что меня всё-таки нашли и теперь я в больнице. Но самое ужасное чувство, когда ты не понимаешь, сколько времени прошло от того происшествия, какое сегодня число.
За окном начало смеркаться. Вечер. В палату, где я лежала одна (папочка, что ль постарался?), вошёл врач. Мужчина лет 50, с лёгкой щетиной и усталостью на лице.
— Здравствуйте, как Вы себя чувствуете?
— Здравствуйте, всё болит. Воды, — прохрипела я.
Врач налил стакан воды и осторожно помог сесть, подавая жидкость. Стало так хорошо, прям легко. Он попросил откинуть одеяло, а затем осмотрел мое тело, проверил не двоится ли в глазах. Что-то записывал в своих бумажках.
— Вы помните своё имя?
— Да, конечно, меня зовут Аида.
— Очень приятно, я Пал Палыч.
Я улыбнулась. Добрый дядька. Скривилась от резкой боли в голове.
— А ты помнишь, что с тобой произошло? И кто это с тобой сделал?
Перед глазами пронеслись последние воспоминания перед отключкой. Как меня била эта истеричка, как пыталась сломить мою волю и самоуважение, как она хотела услышать мои крики, слезы, мольбу. Фантомные боли вернулись с новой силой.
— Помню.
— Хорошо. Тогда отдыхайте, чуть позже придет медсестра и сделает обезболивающий укол на ночь.
Он стал собираться уходить, но меня беспокоил один вопрос.
— Простите, а ко мне кто-то приходил?
Надеюсь, что мама знает, где я нахожусь и что со мной произошло. Не хотелось бы, чтобы она волновалась и искала по всему городу.
— О, сегодня кто только к Вам не приходил. А кого именно ждёте? Если маму, то она пока отъехала домой, чтобы привезти Вашему ухажеру и спасителю готовой еды. А если Вам интересен Ваш Хатико, то тут сидит, возле двери. Ни на шаг не отходит, сначала реанимацию охранял, теперь вот палату, хотя ему после переливания отдых нужен, а он упёрся как… Эх.
— Переливания? А можно с ним увидеться?
Что это значит? Это из-за меня? Я начала переживать. Никогда в жизни не хотела даже неосознанно причинять кому-то боль и вред.
— Вам двоим отдых нужен, хватит испытывать мое терпение и нервы медсестер, мы от вас уже устали.
— Ну, пожалуйста.
Врач сделал глубокий вдох и обречённо сказал:
— Хорошо, только не долго. И никаких воспоминаний!
Спустя пару минут в палату буквально ввалился Лео. Осунулся, всё в той же одежде, что был в тот день, когда эта сумасшедшая напала на меня. Волосы взъерошены, уставший, встревоженный с нотками облегчения. Меня это тронуло. Очень. Даже захотелось плакать от того, что небезразлична по сути чужому человеку. Особенно ему.
— Как ты, вредина моя?
Он сел на стул и обхватил мою руку. Мурашки пробежались по спине. На душе как-то теплее. Я вообще не думала, что он может быть таким заботливым и открытым. А ведь при знакомстве он казался заносчивым эгоистом, которому на всех плевать.
— Нормально. Ты как сам? И про какое переливание говорил врач? — спросила я, поглаживая его пальцы.
— Всё хорошо, не переживай. Врач сказал, что тебе нельзя волноваться.
По итогу мы болтали обо всём и ни о чём. Впервые за всё время я осознала то, как мне с ним легко. Не боюсь показаться где-то глупой или сказать что-то не то, почему-то уверена, что он меня поймет.
Сегодня, когда он выглядел растрепано, в мятой одежде, с тревогой в глазах, показался мне самым красивым парнем на свете, самым родным и близким. От этих мыслей, от осознания чего-то важного в жизни, у меня так сдавило в груди, что не могла вдохнуть, так всё ныло, хотелось вцепиться в него и не отпускать.
— Что с тобой? Тебе плохо? — испуганно спросил Лео, заглядывая мне в глаза.
— Да, мне очень плохо без твоего поцелуя, — усмехнулась я.
— Вот же дурочка, — улыбнулся он и осторожно коснулся своими губами моих.
Вот оно самое лучшее лекарство. Я забыла, что у меня что-то болит. Мне было так хорошо и сладко рядом с ним. В груди расцветал нежный бутон любви, который кружил голову от трепетных чувств. Я желала насладиться в полной мощи его поцелуем, как это делал раньше, жадно, жёстко, но сейчас он сильно осторожничал.
