Мистер Джанини все время посматривал, радуюсь ли и я елке. Он сказал, что поехал за ней, зная, какой неудачный у меня сегодня выдался день. Хотел немного меня порадовать, чтобы я не чувствовала себя отверженной.
Мистер Дж., значит, до сих пор не имеет понятия, о чем я пишу в своем полугодовом сочинении по английскому.
Ну, что мне следовало сказать? Он ведь уже купил ее, и елка таких размеров стоит кучу денег. Он же хотел как лучше. Очень хотел.
Кто бы мне посоветовал, как вести себя в подобных ситуациях? Если бы мистер Джанини заранее поинтересовался, чего я хочу, я бы посоветовала ему пойти в «Биг Кмарт» на Астор-Плейс и купить отличную искусственную елку. В этом случае мы бы не внесли вклад в разрушение естественной среды обитания полярных медведей. Вот как все было бы хорошо, спроси он меня заранее.
Но он же не спросил.
По правде говоря, даже если бы и спросил, мама отвергла бы все мои разумные советы. Ее самое любимое занятие на Рождество – лежать на полу головой под ветками, смотреть наверх сквозь иголки и вдыхать аромат хвои. Она говорит, что это единственное хорошее воспоминание из всего ее детства в Индиане.
Когда твоя мама говорит такое, на полярных медведей хочется махнуть рукой. Пусть справляются сами как хотят.
13 декабря, суббота, 14.00, квартира Лилли
Ну что ж, первый митинг учеников против приватизации средней школы имени Альберта Эйнштейна с позором провалился.
А все потому, что, кроме меня и Бориса Пелковски, ни одна душа не явилась. Странно, что не было даже Кенни. Теоретически я представляю себе это так: если человек так сильно меня любит, то должен использовать любую возможность побыть рядом со мной, пусть даже это какой-то дурацкий митинг студентов.
Следовательно, его любовь не столь сильна, как он утверждает. Во-первых, сужу по его поведению, а во-вторых, до Зимних Танцев остается ровно шесть дней, а Кенни ДО СИХ ПОР МЕНЯ НЕ ПРИГЛАСИЛ!!!
Конечно, я не то чтобы очень беспокоюсь и места себе не нахожу, вот еще! Я включила пожарную тревогу и грохнула мобильник Ланы Уайнбергер, и после этого меня волнует какое-то там приглашение на какие-то танцы? Ну да. Хм. Еще как волнует… Лилли просто трясло оттого, что, кроме нас с Борисом, на митинге больше никого не было. Я объясняла ей, что люди слишком заняты, усиленно готовятся к зачетам и у них просто нет времени, чтобы посещать такого рода мероприятия. Но мои доводы ее не убеждают. Вот и сейчас – сидит себе на диване и страдает, а Борис ее утешает. Он все так же упорно заправляет свитер в брюки, и пластинка на зубах его совсем не украшает, но видно, как он по-настоящему любит Лилли. Смотрит на нее так нежно, пока она нудит о том, что должна за всех отдуваться.
Мое сердце разрывается, когда я вижу, как Борис смотрит на Лилли.
Наверное, я даже немного завидую. Мне ведь тоже хочется, чтобы у меня был парень, который вот так на меня смотрел бы. Я не Кенни имею в виду. Я имею в виду парня, который мне тоже нравился бы, чтобы он был больше, чем друг.
Нет, не могу больше этого выносить. Пойду на кухню, посмотрю, что делает Майя, их домработница. Помогу ей с уборкой, и то, наверное, легче станет.
13 декабря, суббота, 14.30, квартира Лилли
Майи не было на кухне, она возилась в комнате Майкла – вешала в шкаф его школьную форму, которую только что выгладила. Майя ходит по комнате Майкла, убирает его вещи и попутно рассказывает мне о своем сыне Мануэле, который остался в Доминиканской Республике. Доктор Московитц недавно помог вызволить Мануэля из тюрьмы, куда тот попал по ошибочному подозрению в совершении каких-то преступлений против правительства. Мануэль собирается основать собственную политическую партию, чем Майя очень гордится. Ее радость омрачает лишь мысль о том, что ее сына снова могут упечь за решетку, если он не сбавит обороты в нападках на правительство.
У Лилли и Мануэля много общего.
Рассказы Майи о Мануэле всегда интересно слушать. Но гораздо интереснее находиться в комнате Майкла. Я, естественно, и раньше здесь бывала, но в его отсутствие – никогда. Несмотря на субботу, он сейчас в школе. Работает в своем компьютерном клубе над проектом к карнавалу. Думаю потому, что школьный модем быстрее, чем его домашний. А также полагаю, хоть мне и нелегко признаваться себе в этом, что в клубе у Майкла гораздо больше возможностей общаться с Джудит Гершнер. Здесь их в любой момент могут застукать родители.
Я присела на кровать Майкла, пока Майя ходила туда-сюда, складывая футболки, бормоча что-то, напевая под нос, рассказывая о политической платформе Мануэля, о главных статьях экспорта и импорта в ее родной стране… А Павлов сидит рядом со мной и дышит мне в лицо. А в голове стучит: «Вот что значит быть Майклом; вот что он видит, когда открывает утром глаза, смотрит на потолок по ночам (он развесил на потолке фосфоресцирующие звездочки в виде созвездия Андромеды)… Вот как Майкл пахнет (весенней свежестью, спасибо ополаскивателю, который использует при стирке Майя)… Вот как выглядит стол Майкла, если смотреть на него с кровати»…
И тут, задумчиво глядя на его стол, я краем глаза заметила нечто. Моя открытка!!! С клубникой!!!!
Он не приклеил ее на стену, она просто валяется на столе. Но она там все-таки есть! Майкл не сунул ее в ящик, не завалил компьютерными справочниками и литературой про Microsoft. Можно сделать лишь один вывод – она что-то значит для Майкла! Да что я говорю – завалил или запихал! Вообще не выбросил, хотя мог бы. Ой, мое сердце стучит как сумасшедшее!
О! Слышу, открывается входная дверь. Мама и папа Московитцы? Майкл??? Мне лучше исчезнуть. Недаром с той стороны двери у Майкла висят плакаты типа «Не входи – убьет», «Вход строго запрещен». Удаляюсь.
13 декабря, суббота, 15.00, у бабушки
Кому бы рассказать, как я уходила от Московитцев… И как это вообще физически возможно – проделать такой путь за полчаса?
А вот как.
У катастрофы есть лицо, и это лицо – Себастьяно.
Я всегда подозревала, что Себастьяно не такой милый и приятный, каким прикидывается.
Теперь все выяснилось. Негодяй снял маску. И если мой папа доберется до него, то все, считай, на свете будет одним модельером меньше.
Рассматривая ситуацию объективно, могу лишь заметить, что тому, что случилось, я предпочла бы смерть. Иначе говоря, если бы Себастьяно меня убил, это, конечно, было бы очень грустно, тем более я не успела написать инструкции по уходу за Толстым Луи. Но, по крайней мере, не пришлось бы идти в понедельник в школу.
Но теперь мне не просто придется идти в школу. Мне теперь придется идти, зная, что все мои одноклассники видели приложение к «Санди таймс», битком набитое МОИМИ фотографиями, под заголовком «Наряды для принцессы» по всей ширине разворота, где я стою на фоне зеркал в платьях от Себастьяно.
