Корделия изумленно посмотрела на него.
— Думаю, кто-то добавил спиртное в мой сок, — пояснил Гвидо. — Если ты видела меня с Ниной, значит, это было как раз перед тем, как я вырубился.
Она медленно покачала головой.
— Ах, вот как? Знаешь, моя мать, может, и поверила бы в такую байку, но не я!
Он задумчиво сдвинул брови и возмущенно посмотрел на нее.
— Ты хочешь сказать, что я лгу?
— Угадал! Ну как, чувство, что ты никого не можешь убедить в своей правоте, не из самых приятных, а?
Воспользовавшись тем, что он ослабил хватку, Корделия перевернулась на бок и уткнулась лицом в подушку.
Гвидо гортанно выругался.
— О, какие мы чувствительные! — издевательски прокомментировала она, приподняв голову.
— А ты — расчетливая ведьма!
— Ты не забыл, где тут дверь? — холодно спросила она. — Можешь воспользоваться ею.
Но вместо этого Гвидо запустил длинные пальцы в блестящие пряди ее темно-рыжих волос и притянул к себе ее лицо.
— Ч-что ты делаешь? — заикаясь, воскликнула захваченная врасплох Корделия.
— Скажи мне “да”... по-итальянски, — настойчиво потребовал он, гипнотизируя ее своими янтарными глазами, и стал жадно целовать в губы.
Голова у Корделии закружилась, взрыв желания охватил ее. Она готова была не дышать, лишь бы не отрываться от его рта даже на секунду...
— С этой минуты мы больше не будем говорить о прошлом, — предупредил ее Гвидо, раздеваясь.
Корделия ответила горящим страстью взглядом, с трудом преодолевая желание самой сорвать с него одежду.
— О чем задумалась, моя голубка? — спросил он, опускаясь рядом и накручивая на палец прядь ее волос.
— Ни о чем... — поспешно ответила она и потянулась к нему.
Сердце ее забилось как сумасшедшее, словно она готовилась к смертельно опасному прыжку, и, легко проведя пальцами по его черным волосам, она неловко прижалась к горячему мужскому телу.
Гвидо молча притянул ее к себе и кончиком языка скользнул в приоткрытые губы, приглашая к эротическим играм. Потом он отодвинулся, сорвал с нее покрывало и лег сверху.
— Я мог бы спросить, как тебе больше нравится, — охрипшим голосом произнес он, глядя на нее горящими глазами. — Но ты еще многого не знаешь. Нам с тобой предстоит сделать много открытий, голубка моя.
Обезумев от непреодолимого желания, Корделия шевельнулась, открываясь ему, и он, дразня, потерся губами о ее губы. Она страстно поцеловала его и вдруг представила, как он лежит, распластавшись на постели, и делает все, что ей хочется.
— С другой стороны, мы могли бы прямиком отправиться к финишу... на этот раз, — небрежно заметил он.
— Пожалуйста!.. — взмолилась Корделия.
Какие-то звуки пробились к сознанию Корделии сквозь сон, и она заставила себя поднять веки.
Шторы были раздвинуты, и каюту заливал яркий солнечный свет. Девушка повернула голову и увидела Гвидо.
Ее охватило непередаваемое ощущение счастья. Каждый раз, оказываясь в его объятиях в течение этой ночи, она испытывала это чувство, но, хотя уже успела привыкнуть к нему, все равно наслаждалась.
Солнечный лучик вспыхнул в черных волосах Гвидо, словно лаская, коснулся его сильного плеча и прошелся по загорелой спине. Корделия сонно улыбнулась, глядя, как он натягивает джинсы. Она перекатилась к краю кровати, легла на живот и, подперев голову рукой, спросила:
— Который час?
— Два пополудни. Мы уже почти сутки не ели и не выходили из каюты. Думаю, команда считает меня сексуальным гигантом, — суховато усмехнулся он.
— Я-то уж точно! — невольно вырвалось у Корделии.
Повисла долгая пауза, и она покраснела, вдруг с опозданием сообразив, как грубо прозвучало это интимное признание при дневном свете.
— Это действительно было хорошо, — без всякого выражения подтвердил Гвидо. Он говорил словно о вкусной еде или приятной прогулке, и все ее восторженное настроение куда-то бесследно испарилось. — Впрочем, иначе и не должно было быть, — пожал плечами он. — Я всегда знал, что мы будем сексуально совместимы.
Корделия крепко сжала дрожащие губы. Она вдруг почувствовала озноб, и ее обнаженные руки покрылись гусиной кожей. Побледнев, девушка прошептала:
— Я думала, мы стали лучше понимать друг друга.
— Только в постели, — отчеканил Гвидо. Корделии показалось, что он всадил ей нож между ребер и теперь она истекает кровью у него на глазах.
— Ясно, — сдержанно ответила она.
— Я уеду на несколько дней, — холодно сообщил он. — Не спрашивай, когда вернусь. Я не знаю.
— Надеюсь, это случится не очень скоро, — искренне заверила его она. — Я позвоню тебе, если окажется, что я беременна. Так что, возможно, возвращаться не будет необходимости.
Гвидо уже стоял у дверей, но при этих словах мгновенно развернулся, уставившись бешеным взглядом в ее покрасневшее от обиды лицо.
— Дело в том, что твое усердие может оказаться бесплодным, — сказала Корделия и пояснила, с горьким удовлетворением отмечая, что ей удалось разозлить его: — Возможно, сейчас не самое подходящее время для зачатия.
— Господи! Да как ты можешь быть такой грубой?! Ты не смеешь говорить о нашем будущем ребенке в таком оскорбительном тоне.
— Ох, извини. — Она сама себя не узнавала. В нее словно какой-то бес вселился. — Я совсем забыла, какой ты чувствительный и впечатлительный малый.
Гвидо сжал кулаки, и она поняла, что нашла его самое уязвимое место.
— Ты моя жена! — рявкнул он.
— Не-ет, не жена, — нежным голосом возразила Корделия, — а только партнерша.
Ярость душила ее. Она не собиралась прощать ему ничего. Ни сегодня, ни впредь.
Он пристально посмотрел на нее, и в его глазах она прочитала вызов.
— Чего ты добиваешься? — спросил он. — Хочешь, чтобы я потерял над собой контроль и ударил тебя? Тогда ты смогла бы развестись со мной и получить свободу вместе с миллионами Джакомо... Об этом ты мечтаешь?
Корделия на минутку задумалась и вдруг осознала, что перспектива стать свободной и богатой почему-то перестала привлекать ее.
— Так вот, теперь уже поздно, — издевательски заметил Гвидо. — Надо было думать раньше, до того, как ты подписала брачный контракт.
— Извини? — не поняла Корделия.
— Если ты вздумаешь уйти, бросив наших детей, то окажешься такой же нищей, как до замужества, — с мрачным удовлетворением сообщил он. — Мои адвокаты говорили, что ты никогда не подпишешь контракт, содержащий такое условие, что устроишь истерику, как только это прочитаешь... Но я был спокоен — ведь они не знают тебя так, как я.
