– Ну… Все, приходящие со стороны, обязательно должны расписаться у вахтера в специальной книге, но вообще люди постоянно снуют туда-сюда, особенно между спектаклями. – Она пожала плечами, будто заведомо зная, что все бесполезно. – Из постановочной группы посылали за пиццей.
– Неужели в театре никого это всерьез не обеспокоило?
– Так случается. Джим, наш вахтер, всех знает, вы же понимаете, но если он был занят… – Она повернулась и взглянула на него своими огромными лучистыми глазами. – Ну, кто-то, кого здесь знают, человек известный, легко узнаваемый, не может вызвать подозрений, потому что, находясь в театре…
Известный. Узнаваемый. Она знает. Он вдруг понял, что она знает. Человек, который сделал это, должно быть, кто-то, кто свободно ходит по темному тесному мирку закулисья, не вызывая никаких подозрений. Кто-то, кого она знает. Может быть, даже кто-то, кого она называет другом. Неудивительно, что она выглядит как тень. Дело перешло тот рубеж, до которого его можно было назвать идиотской шуткой. Хорошо еще, если кто-то просто хочет ее запугать. Он не желал думать о худшем, но думать об этом было необходимо. И не только ему, но и ей тоже.
– Вы здесь совершенно беззащитны, Клаудия. Тут столько всяких закоулков, где кто-нибудь может затаиться.
Она не отзывалась на его замечание, но он знал, что она и сама это понимает. Поэтому она и позвонила по тому номеру, который он ей дал. Она никому больше не может доверять, в этом состоял ужас ее положения. Ввергнутая в опасность, она не знает, от кого ее ждать – от знакомого человека или от кого-то со стороны. Последний случай говорил за то, что враг из театрального мира, которому хорошо известно, что сильнее всего может подействовать на актрису. Круг подозреваемых сужается, но от этого не становится легче.
– Может, вам взять отпуск и исчезнуть недельки на две-три, пока ваш недоброжелатель не будет выведен на чистую воду?
– Этого я сделать не могу.
Раньше он не замечал, что у нее упрямый подбородок, – его внимание больше всего привлекал ее рот.
– Хотя бы на неделю. И звезды иногда болеют.
– Нет, Мак. Я не могу покинуть театр. К тому же на следующей неделе у меня несколько интервью. После выходных начинается новый телесериал. – Она сухо улыбнулась. – Это о девчушке, которую один сыщик доводит до мыслей о самоубийстве.
– И вы будете играть там одновременно с театральными спектаклями?
– Точно еще не знаю. Так вот, девушка, которую я должна играть, провоцирует мужчину на убийство. Она не видит другого способа свести счеты с жизнью. – Клаудия проговорила все это с полным равнодушием. – Боюсь, вы решите, что это еще одна кандидатка для исполнения рекламных трюков.
– Зря вы так.
Да, подозрительность отравляет как яд.
Он повернулся, чтобы повесить пеньюар в шкаф. Если вызвать полицию, они захотят осмотреть платье и забрать его в качестве вещественного доказательства, хотя кто знает, сколько людей прикасалось к этой одежде с тех пор, как ее искромсали. Он понимал нежелание Клаудии обращаться в полицию, хотя причины этого, не обсуждаемые ими сегодня, вряд ли были обоснованны. Можно предположить, вопреки ее утверждению, что она знает, кто это сделал, или на худой конец кого-то подозревает.
– Я не хотела упрекнуть вас, Мак, – сказала она, грустно вздохнув и непроизвольно сделав жест, который подтверждал ее неуверенность. – Сказать по правде, я бы предпочла иметь дело с кем-нибудь попроще. Мне надо в Брумхилл.
Несмотря на цветастую кофточку, в которую она облачилась, она выглядела хрупкой и изможденной. Он хотел подойти к ней, поддержать ее, убедить, что все будет хорошо. Что никто не сможет причинить ей вреда.
Вместо этого он подхватил ее сумку и открыл дверь.
– Пойдемте. Я думаю, вам надо уйти отсюда. Прямо теперь.
Для нее здание театра было вторым домом, но ему оно казалось зловещим, полным мрачных теней местом, где злодей имеет слишком много углов и щелей, чтобы спрятаться и выждать. Когда Мак подвел ее к дверям служебного подъезда, по коже его пробежали мурашки от одной мысли о некоем безумце с раскрытой бритвой, затаившемся в темной щели и способном на любое злодеяние.
У дверей маячил высокий, тощий человек, и Мак, взяв Клаудию под руку, держался между нею и неизвестным, хотя тот, как оказалось, был знаком Клаудии.
– Филлип? Я думала, ты давно дома.
– Нет, раз ты все еще здесь, я решил дождаться тебя, – сказал он с легкой озабоченностью в голосе. – Подумал, что надо тебя подвезти. Я и мысли не мог допустить, что тебе придется возвращаться домой в одиночестве. Тем более после… – Рэдмонд замолчал, не желая, как видно, в присутствии незнакомого человека упоминать об инициативе с театральным костюмом.
– Ты ведь знаешь, что я буду счастлив отвезти тебя в любое место, куда прикажешь.
Мак, выдержав долгий испытующий взгляд, которым окинул его этот человек, сохранил бесстрастное выражение лица, хотя нервы его были крайне напряжены и ему хотелось лишь одного – как можно скорее увезти ее отсюда.
Клаудия, несмотря на испытанное потрясение, тоже держала себя в руках и постаралась быть вежливой.
– Спасибо, Филлип, но сегодня меня есть кому подвезти. – Она повернулась к Макинтайру. – Мак, это Филлип Рэдмонд. У нас в театре это главный человек, без него все давно бы остановилось. Филлип, это Мак.
– Я узнал мистера Макинтайра, он участвовал в шоу, – сдавленно проговорил тот, с трудом перенося присутствие чужака.
– Вы смотрели программу? – спросил Мак.
А я думал, что телевидение порицается в утонченном мире театра.
– Ну, не совсем. Мисс Бьюмонт не впервой выступать по телевидению, да и на радио у нее есть работа. Вот и теперь каждый, кто находился в Зеленой гостиной – так мы в театре называем артистическое фойе, – видел ее выступление.
Каждый? Но только не тот, кто кромсал ее платье. Мог ли Филлип знать, куда и на что направлено внимание каждого? Мак попридержал язык, оставив эту мысль при себе, он почувствовал, как нервно вздрогнула под его пальцами рука Клаудии.
– Ну ладно, что ж… значит, проблема транспорта у тебя решена? – с сомнением пробормотал Рэдмонд, вновь поворачиваясь к Клаудии.
Если бы этот малый был лет на десять моложе, раздраженно подумал Мак, я бы ему морду набил. Клаудия, однако, была терпимее.
– Да, Филлип, все в порядке. – Она слегка коснулась его руки. – Спасибо за беспокойство.
Не совсем еще темный августовский вечер был весьма прохладен. Мак почувствовал это, когда Клаудия, поеживаясь, задержалась в дверном проеме. Хотя, возможно, она просто вспомнила обо всем, чем он пугал ее прежде. Наверное, он действительно добился своей цели, и она теперь всего опасается. Вот и сейчас, когда он положил руку ей на плечо и легонько подтолкнул в сторону своего злосчастного «лендкрузера», она вздрогнула.
