Но Эдвард Вестфолл, двадцатишестилетний сын графа Пэмбертона, не придавал значения ни хмурому виду водителя, ни безлюдности улиц воскресного Каира. Он приехал в Египет навестить сестру и был настроен весело, как резвый школьник на каникулах.
Они проезжали широкой улицей аристократического округа Эзбекия, а в это самое время молодые египтяне с дубинками и топорами собирались объявить священную войну.
– Я сделаю сюрприз сестре, – оживленно болтал Эдвард. – Она замужем за египетским пашой, он – личный врач короля Фарука. Сегодня я буду обедать в королевском дворце.
Водитель снова бросил мрачный взгляд на пассажира. «Англичанин, да еще друг короля, – подумал он, – вот уж не вовремя тебя принесло. Уезжал бы сразу подобру-поздорову…» Но вслух сказал только:
– Да, саид…
– Воображаю, как она обрадуется! – Восторг Эдварда не унимался.
Он не видел сестру с тех пор, как она в 1945 году, сразу после войны, поехала погостить к друзьям на Французскую Ривьеру и вернулась оттуда с мужем-египтянином. Это было шесть с половиной лет назад.
– Я впервые в Египте, – продолжал болтать Эдвард, прислушиваясь к звукам, напоминающим взрывы. – Я хочу проехать с Элис по Нилу в Нижний Египет, где столько знаменитых памятников. Думаю, она еще не была там.
Водитель не ответил – он прислушивался к отдаленным взрывам. Через минуту они почувствовали запах дыма.
– Что такое? – Эдвард выглянул в окно машины. Появилось множество людей с палками.
– Аллах! – воскликнул водитель, увидев гневные лица и сжатые кулаки, и свернул в боковую улицу так резко, что Эдвард стукнулся головой о стекло. Доехав до конца улицы, он увидели пламя, вырывающееся из окон дома, муравьиную суету людей – и ни одной пожарной машины. Эдвард высунулся из окна и увидел на земле оторванный от стены горящего дома щит с надписью – «Смит и сыновья. Английские галантерейщики. Компания основана в 1917 году».
Водитель завернул машину в аллею, но в конце ее снова вспыхнуло пламя, осветившее мрачные лица юношей в галабеях, бросающих горящие тряпки в окна дома богатого английского меховщика.
– Да, – прошептал Эдвард, – такого я не думал увидеть…
Когда такси, обогнув горящее здание, скрылось за углом, главарь толпы, подняв кулак, прокричал: «Смерть неверующим!», и сотни людей начали скандировать его призыв.
В передних рядах толпы в восторге кричал и сжимал кулак Абду, крестьянский юноша, семь лет назад покинувший свою деревню. Семь лет он готовился к великой битве за возрождение Египта и чистоты ислама, и теперь душа его ликовала. Он хотел бы только, чтобы его триумф увидела Захра. Он не забыл милую круглоликую девочку и до сих пор любил ее, хотя думал, что она стала женой, а теперь уже, может быть, вдовой шейха Хамида, почтенного лавочника. Наверное, у нее много детей. Он взял ее девственность семь лет назад на берегу канала, и если она вышла замуж, кровь не обрызгала брачные простыни. Но вспоминая жадный взгляд, которым Хамид вперялся в молоденькую Захру, и цену, которую он заплатил за невесту, Абду был уверен, что лавочник не огласит своего позора и применит старинный трюк – укол булавкой в большой палец, перед тем как обмотать его носовым платком для «проверки девственности».
За время, которое Абду провел в Каире – «матери городов», – охваченный неистовым религиозным чувством «Мусульманского братства», Захра превратилась в его памяти в смутное видение. В Каир приехал Абду, который в родном селе вместе с другими крестьянами в деревенской мечети послушно внимал усыпительным молитвам старичка имама. В Каире в устах деятелей «Мусульманского братства» те же стихи Корана, Святого Послания к людям, зажигали и вдохновляли сердца. Абду чувствовал, что его душа впитывает, алчет Святое Писание, как голодный алчет хлеба и мяса. Цель теперь была ясна и дорога открыта – мусульманские братья приведут Египет к Богу и Его милосердию.
Главарь, встав на возвышение, начал неистовую речь. Они покажут всему миру, что Египет освободится от ига империалистов. Британцы не хотят уходить добровольно– что ж, их вывезут из Египта в гробах!
Юноши встретили эту речь восторженными кликами: «Ла иллаха илла Алла!»
И Абду кричал, потрясая поднятой палкой: «Нет Бога кроме Бога!» Как могучая волна, толпа хлынула на соседнюю улицу. Абду, с радостно бьющимся сердцем, с сияющими зелеными глазами, был в первом ряду.
Главнокомандующий британской армией в Египте поднял бокал и провозгласил тост:
– Джентльмены, мы пьем за наследника трона!
За банкетными столами во дворце Абдин сидело не менее шестисот человек – офицеры египетской и британской армий, видные иностранцы, крупные чиновники.
Хассан наклонился к Ибрахиму и прошептал:
– Понимаешь, все мы пьем за то, чтобы сохранить при наследнике свое место за королевским карточным столом удачи!
Ибрахим улыбнулся.
В свете ярко горящих канделябров гости накладывали с золотых блюд себе на тарелки спаржу, утку с апельсинами, малиновый щербет, жареное мясо газели, вишни в горящем спирту, запивая все эти деликатесы разнообразными импортными винами и коньяками и чрезмерно сладким и густым кофе по-турецки. Раздавался смех, звучала оживленная беседа, но Ибрахим чувствовал скрытую напряженность шумного собрания – смех иногда звучал фальшиво, голоса – чересчур громко.
Арабы и британцы улыбались друг другу явно натянуто. Всем было известно, что королю Фаруку после Исмаилийской бойни и волнений в городе советовали отложить празднество, но он не пожелал. «Если кто должен тревожиться, так это британцы, – заявил он, – а мне ситуация не внушает никаких опасений».
Король выглядел счастливым, как никогда. Он развелся с королевой Фаридой, которая не могла дать ему наследника, трижды произнеся: «Я даю тебе развод», и тотчас женился на шестнадцатилетней девственнице Нариман. Он осыпал ее экстравагантными подарками – об этом писали в журналах всего света, – на следующий день после свадьбы рубиновое ожерелье, на другой день – швейцарский шоколад и редчайшие орхидеи, на третий – котенок.
Она в благодарность ровнехонько через девять месяцев после свадьбы родила ему сына и наследника. Ни кровавые события, ни слухи о назревающем восстании не помешали отпраздновать его рождение.
Ибрахим сидел за главным столом недалеко от короля, на случай его внезапного недомогания. Король Фарук, лет пятнадцать назад красивый и стройный, сейчас, в январе 1952 года, весил двести пятьдесят фунтов – он съедал тройное количество блюд, запивая десятью стаканами оранжада.
Когда Фарук потребовал еще порцию рыбного блюда, Хассан наклонился к Ибрахиму и с проказливой улыбкой заметил:
