всем.
Или, может быть, я смогу что-нибудь нарисовать.
Позади меня взревел мотор, и я шагнула в сторону, чтобы уступить дорогу машине. Но она проносится передо мной, и я вскрикиваю, когда она внезапно останавливается.
Это ярко-красный Aston Martin, похоже, сделанный на заказ — что-то вроде того, что мой дядя собрал бы в своей коллекции автомобилей.
Водительская дверь распахивается, и из нее, пошатываясь, выходит огромная, как жизнь, тень.
Мое сердце замирает, когда он проводит пальцами по волосам, его челюсть сжимается.
— Насколько я помню, нам нужно было ехать, не так ли?
Глиндон
Красные капли на бетоне.
Темно.
Зловеще.
Капает. Капает. Капает.
Я иду туда, откуда льется кровь, и останавливаюсь.
Киллиан все еще в красных шортах и накинул черную футболку. Его мышцы напряжены, но он не выглядит замерзшим или испытывающим боль из-за синяка на руке или пореза на губе.
Оттуда капает кровь, размазываясь по подбородку и ключице.
— Садись в машину, — приказывает он с полной уверенностью.
Кто-то сигналит, потому что этот сумасшедший ублюдок остановился посреди улицы, но Киллиан не обращает на них внимания.
Я качаю головой и пытаюсь обойти его.
— Я всегда могу вернуться туда и продолжить с того места, где остановился. Единственная разница в том, что ты пожалеешь об этом решении, когда твой драгоценный Крейтон окажется в гипсе.
Мои кулаки сжимаются.
— Не надо.
— Я слышал, он не останавливает бой. Так что, возможно, в следующий раз, когда ты его увидишь, он будет подключен к аппаратам.
— Прекрати!
— Садись в эту чертову машину, Глиндон.
Парень снова сигналит, и хотя Киллиан, похоже, его не слышит, перегрузка едва не выбивает меня из колеи.
— Уйди с дороги, ублюдок! — кричит парень из окна с американским акцентом.
Когда Киллиан смотрит на него, он сглатывает и дает задний ход, а затем врезается в мусорный бак на пути своего бегства.
— У тебя есть время, пока я не дочитаю до трех. Если ты не сядешь в машину, я возвращаюсь к Крейтону.
— Я никуда с тобой не поеду.
— Три.
Этот ублюдок даже не считал.
Он скользит обратно в свою машину, и я не даю своему мозгу думать, когда открываю пассажирскую дверь и сажусь внутрь.
Я тяжело дышу, по коже ползают мурашки, а сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Это ненормально, что я нахожусь на эмоциональном подъеме, когда нахожусь в его присутствии.
Одной рукой он держит руль, а другой непринужденно кладет на бок, повернувшись ко мне лицом.
— Это было не так уж и сложно.
Я смотрю на него и скрещиваю руки на груди.
— К твоему сведению, я все еще не доверяю тебе. На самом деле, я не доверяю тебе еще больше теперь, когда ты доказал, что не только склонен к насилию, но и угрожаешь моей семье.
— Все люди склонны к насилию. Просто я лучше его контролирую.
— Ты звучишь не так убедительно, когда кровь капает с твоего лица.
— Волнуешься за меня, детка?
— Ты бы истекал кровью, а я бы даже не заметила. На самом деле, я бы использовала кровь для смешивания красок на моей палитре.
— Ой. — Его голос падает. — Хотя ты такая ужасная лгунья. Ты выглядела бледной, как призрак, когда меня били.
— Мне не нравится насилие, так что дело не в тебе. Я бы так отреагировала на любого.
— Я предпочитаю верить, что ты чувствовала себя особенно напряженной, потому что это я.
— Бред.
— Семантика. — Он тянется к бардачку, а я сжимаю кожу на сиденьи.
Скрип заполняет салон, и я шепчу:
— Что ты делаешь?
Киллиан берет салфетку и улыбается. Или, скорее, ухмыляется.
— Не волнуйся, я тебя не укушу. — Он вытирает кровь, размазывая ее по всему рту, прежде чем смыть ее. — Пока.
Двигатель взревел, и я вздрогнула, когда меня физически отбросило назад на сиденье, когда он рванул вперед. В моей голове проносятся бесконечные мысли о том, куда, черт возьми, он меня везет, пока я пристегиваю ремень безопасности и держусь за него изо всех сил.
Логично предположить, что северная часть острова не такая уж и большая. Кроме двух кампусов, там есть центр города, магазины, библиотека, несколько ресторанов и заведений, которые часто посещают студенты.
Так что здесь он не сможет похитить и убить меня.
Но это все равно не успокаивает.
— Я подумал, что ты будешь хорошей девочкой.
Мой взгляд фокусируется на нем. Он показывает на ремень безопасности, в который я впиваюсь ногтями.
— Это для безопасности.
— Не волнуйся. Я отличный водитель.
Я сопротивляюсь желанию закатить глаза.
— Я уверена, что да. Держу пари, ты во всем хорош.
— Вполне. Я хорош в том, что мне интересно.
— И что же тебя интересует? — Я говорю достаточно беспечно, чтобы это прошло незамеченным.
Потому что я меняю ход игры.
Я не могу просто продолжать получать от него удары вслепую и метаться, как беспомощная кукла. Мне нужно как-то сделать первый шаг.
Если мое предыдущее общение с Киллианом о чем-то говорит, то я уверена, что он относится к антисоциальному спектру. Как Лэн — может быть, даже хуже.
Потому что, хотя он зверь для всего мира, мой брат решил пощадить нас. Ключевое слово — решил. Потому что Лэн может стать невыносимым, когда ему скучно. Именно поэтому мы держимся от него подальше — просто невозможно понять, что творится в его непредсказуемой голове.
И если Лэн такой, то у Киллиана, как и у него, должна быть навязчивая идея. Стимул. Потребность в чем-то, что регулирует его наклонности.
Для моего брата это скульптура. Он стал более социально приемлемым существом после того, как сосредоточился на своем искусстве. Единственный раз, когда мы добровольно подходим к Лэну, это после того, как он выходит из своей художественной студии.
В это время он наиболее воодушевлен, в какой-то степени нормален и даже шутит с нами.
Я предпочитаю думать, что Лэн никогда не будет таким недочеловеком, как Киллиан. Я предпочитаю думать, что в глубине души мой брат заботится о наших родителях и о нас.
Еще в КЭШ он избил кучку детей с правами, которые назвали Брэна педиком. Он пришел домой весь в крови, но этих детей пришлось госпитализировать в отделение скорой помощи.
Он также порезал шины учительнице,
