сегодня такое плохое настроение, – хрипло произнес Блейк.
– В такой день ты имеешь полное право на плохое настроение.
– Наверное. – Он немного помолчал. Потом кашлянул. – Мне кажется, люди терпеть не могут ворчунов. Я им больше нравлюсь веселым.
– Мне ты всегда нравишься, – выпалила я не задумавшись. Щеки у меня вспыхнули, как только я сообразила, что только что сказала. Я лихорадочно искала слова, чтобы сгладить эффект от предыдущей фразы, как вдруг заметила, что у него слегка изогнулись уголки рта. Хотя это мимолетное проявление эмоций быстро угасло, и он вновь посмотрел на небо.
– Я по нему скучаю.
Было больно видеть, как он скорбит. Я помнила, как Блейк и его мама поселились рядом с нами. Это случилось вскоре после смерти его отца, и они оба еще переживали глубокое горе. Ни Эзра, ни я не представляли, как подступиться к печальному мальчику по соседству, который со злости постоянно что-нибудь ломал. И невзирая на то, что пролетело уже десять лет, каждый год в этот день Блейк грустил так, словно это произошло лишь вчера. Теперь я знала, что в этот момент ему просто нужен был кто-то, кто бы его поддержал.
– Конечно, ты по нему скучаешь, – мягко произнесла я.
– Но ведь столько времени прошло.
– У горя нет срока годности. – Я почувствовала, что он повернулся ко мне. По шее сзади побежали мурашки, и я ответила на его взгляд.
– Ты такая мудрая, Блинчик.
От блеска в его глазах у меня упал громадный камень с души. Блейк прав – людям он больше нравился веселым. Но мне нравилось в нем все. Я была счастлива проводить с ним время, в каком бы настроении он ни находился. Блейк для меня на первом месте.
– Разве мы это уже не проходили? Я уже целую вечность жду новое прозвище, – откликнулась я.
Еще недавно у меня не получалось рассмотреть выражение его глаз, однако теперь зеленый цвет в них буквально пронизывал меня насквозь.
– Я уже придумал парочку, – ответил он, и его взгляд спустился по мне вниз. Затем остановился на кофточке. Губы Блейка медленно изогнулись в улыбке. Он поднял руку и подергал меня за рукав. – Милая пижамка.
У меня в животе словно что-то затанцевало. Благодаря мне он улыбнулся – и это в такой день.
– Ты так считаешь?
Он кивнул:
– Люблю авокадо.
Мне показалось, что время потекло медленнее. Большим пальцем Блейк провел по моей руке. Даже через ткань я чувствовала его прикосновение, и дыхание перехватывало.
Он обхватил мое запястье. Затем мягко за него потянул – всего один краткий миг.
Я не раздумывала – ни секунды, – а просто исполнила его молчаливую просьбу без колебаний и легла рядом с ним.
Блейк просунул руку мне под шею, чтобы я положила голову ему на грудь. А потом сильно прижал меня к себе и тихо вздохнул, словно именно в этом нуждался после такого дня, и, по-моему, у меня вырвался похожий звук.
Впервые он был так близко, и мое сердце взволнованно колотилось в груди, но в то же время происходящее казалось таким правильным, как будто мы обнимались так уже сотню раз. Лежать в объятиях Блейка было все равно что вернуться домой. Словно сейчас я находилась в нужное время в нужном месте.
– Ты мне тоже всегда нравишься, Джуд, – сказал он чуть погодя.
У меня снова ускорился пульс, и я запрокинула голову, чтобы видеть его. Он был так близко ко мне, что я могла бы пересчитать его ресницы. И больше не могла ясно мыслить.
– Да? – прошептала я.
Он наклонил голову, чтобы взглянуть на меня.
Мы смотрели друг другу в глаза, кажется, целую вечность.
– Даже больше, – выдохнул он, поднял свободную руку и положил мне на щеку. Ласково погладил ее, и меня охватила приятная теплая дрожь.
Я не могла поверить, что это происходило в действительности. Я не представляла, что делать, и в то же время это казалось мне самым правильным на свете. Я знала Блейка от и до. Он самый близкий для меня человек. Это… это, безусловно, самое прекрасное, что когда-либо со мной случалось. Просто потрясающе. Сердце грозило вот-вот вырваться у меня из груди.
Не знаю, что произошло дальше. Мы как-то оба одновременно подались вперед. Блейк потянул меня на себя, а я его к себе, а потом наши губы встретились. Это был самый нежный поцелуй в мире, и мне казалось, что я стала единым целым с травой, просто растаяла. Растаяла в его руках, когда его язык приоткрыл мои губы и осторожно поиграл с моим.
Наверное, это сон. Самый чудесный сон, какой я когда-либо видела.
Блейк прислонился лбом к моему лбу. Его грудь коснулась моей, когда он выдохнул.
Я держала глаза закрытыми и привлекла его к себе еще ближе, так близко, как только можно. Если бы он позволил, я бы не отпускала его всю ночь.
– Хорошо, что мы наконец это прояснили, – прошептал он.
Я еще сильнее прижалась к нему. Больше всего мне хотелось забраться в него и больше никогда не вылезать.
– Мне тоже так кажется.
Это была первая из многих ночей, когда мы засыпали, крепко обнявшись.
Раздались три длинных гудка, прежде чем папа снял трубку.
– Привет, дорогая! Как здорово, что ты наконец позвонила.
– Привет, пап, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал как можно радостней.
– Что случилось? – насторожился он.
Отец слишком хорошо меня знал. Даже не видя меня, он моментально определил, что что-то не так, и именно поэтому я до сих пор ему не звонила. Однако если бы я протянула еще хотя бы один день, то Эзра, вероятно, свернул бы мне шею.
Я накручивала на палец провод от наушников и медленно разворачивала его обратно. Обычно от папиного голоса у меня внутри все закипало – как и сейчас. Нужно сосредоточиться и представить ему все в лучшем свете. Просто чтобы он не волновался.
– Ай, выдалось несколько тяжелых недель. Но в остальном все хорошо. А у вас?
– Вот почему мы никак не могли тебя поймать. Уже начали беспокоиться. У нас все супер. У твоей мамы сегодня утренняя смена, а мне попозже выходить на работу.
Мои родители работали в больнице. Мама – медсестрой, папа – охранником. На работе же они когда-то и познакомились и сразу влюбились друг в друга, что я всегда считала очень романтичным. Даже сейчас, по прошествии двадцати пяти лет, они жили душа в душу, чего я не наблюдала у родителей большинства друзей и подруг.
У нас тоже
