- Да, да, надо замуж выйти! Да и вообще для себя пожить! – улыбнулся мужчина, сделал пометку в моей истории болезни и вышел из палаты.
- Ясенька, я тебя очень люблю, милая. Прости, что все это приходится проходить. Знал бы я, может, что другое придумали! – запричитал мужчина.
- Что? – взревела я, - Что тут придумаешь? Не говори ерунду. Просто гладь! – рыкнула на мужчину, и он покладисто продолжил гладить.
У меня больше не появлялось мыслей в тот день прогнать Ярослава. Мне было так жалко себя, так больно, что безумно хотелось. Чтобы кто-то разделил со мной эту боль. А Яр и не был против. Терпел мои рыки, старался сделать все то, о чем прошу.
Уснули в тот день в обнимку на одной кровати просто от изнеможения. Я сама измаялась от боли и извела любимого. Никогда не думала, что такая эгоистка. Но было очень хорошо проснуться в теплых объятьях.
День тянулся за днем. За окном было лето. Сидеть мне было нельзя. Поэтому когда Ярослав приходил, мы шли гулять в парк при больнице.
В этот день он не пришел в палату, чтобы забрать меня, а прислал смс, что ждет на нашем любимом месте. Мне уже тогда показалось это странным. А уж когда я стала подходить. Так совсем дар речи потеряла. Внутри было такое негодование, такая обида, непонимание. Почему Ярослав так поступал, я не понимала.
Ярослав
Пережив с Ярославой последствия того дня, пройдя путь боли, которой ей пришлось испытать, мне захотелось поставить на той истории точку. И я решил избавиться от последнего последствия – отказ от рисования. Я много говорил с лечащим врачом, мы мониторили состояние Яси, говорили с психотерапевтами, психоаналитиками. Я разговаривал с арттерапевтами. И наконец, было получено разрешение от ее хирурга, я списался с ведущим арт-психологом, это оказалась чудесная женщина, которая согласилась выехать в больницу. Оставалось только удачно подать это все Ясе. И это было самое страшное во всем этом плане. Потому что как она отреагирует на это, было непредсказуемо.
- Яр, что это? – показывала она пальцем на девушку за мальбертом, при этом тон был совсем не миролюбивый.
- Ясь, мы прощаемся с последствиями комплексно! – твердо сказал ей, - нельзя рубить хвост кусками. Давай окунемся в боль до конца и проживем ее окончательно. Давай простимся с ней.
- Ярослав Иннокентьевич, это слишком, - злобно зашипела моя ненаглядная.
Я понимал, что ей тяжело, мне было безумно жалко ее. Но мне казалось, что эта точка даст начало новой жизни, которая будет более радостной. И старался не струсить, и дойти до этой точки с Ярославой вместе.
- Яся, давай освободимся от всего плохого, оставим это в стенах этой больницы, и выйдем отсюда в новую жизнь, - взял за руку любимую и повел к женщине за мольбертом.
Девушка сопротивлялась, упиралась, поэтому шли медленно, хотя расстояние было не большое. Когда Яся увидела в руках врача акварель, она разрыдалась. Потребовалось много времени, чтобы рыдания стихли. Врач терпеливо молчала, ждала, когда Яся будет готова. Потом попросила оставить их вдвоем. Девушка цеплялась за мои руки, не позволяла уйти. Но я заверил ее в том, что так надо.
Дальше вместе с физической терапией Ярослава получала и психологическую. Девушка много рисовала. И глядя на ее работы я все больше и больше утверждался в том, что не ошибся, и правильно выбрал врача и момент.
- Ярослав, можно тебя попросить? – позвонила робко Яся, когда я был на работе.
- Все что хочешь, дорогая! – ответил ей с готовностью сделать все, лишь бы она была счастлива.
- Привези мне мольберт и все для рисования. Я бы хотела иметь свои инструменты и приспособления. Не хочу зависеть от врача, - попросила робко девушка.
- Конечно, милая, - моей радости не было предела.
Я не мог усидеть на месте, быстрее закончив дела, помчался в художественный магазин, чтобы приобрести все, что она просила. Набрал даже больше. Скупил все, что советовали в магазине. И был вознагражден счастливым взглядом Ярославы. Когда она распаковывала все это у себя в палате.
- Спасибо тебе, любимый! – прижалась ко мне девушка, как ласковая кошечка.
Я потерял дар речи. Ладони вспотели. И время остановилось.
- Что ты сказала? – решил уточнить я.
- Что благодарна тебе, и что люблю! – прижимаясь теснее, говоря куда-то в грудь, и видимо, смущаясь, произнесла Ярослава, - Я даже представить себе не могла, что смогу кого-то пустить в свою жизнь, а про любовь и не думала. Мне казалось, что я на это не способна. Но теперь не могу в себе удержать. Это больше чем моя душа, больше чем я сама, это чувство распирает меня изнутри. И о нем невозможно молчать.
Зацеловал плачущую и смеющуюся девушку. Я сам ликовал. Мне хотелось бросить весь мир к ее ногам, и сам упасть, обнимая их.
- И я люблю тебя, ты моя душа, - прошептал в макушку хрупкой девушки.
А дальше была финальная часть терапии. Как физиологической, так и психологической. И если первая от меня никак не зависела, и я был совершенно уверен, что она пройдет прекрасно. То психологическая терапия зависела и от меня тоже. И я безумно боялась, что налажаю.
- Вы не должны переживать и сомневаться, - строго проговорила врач, - Это позволительно только Ясе.
- Вы не понимаете, - шипел я в трубку с утра пораньше, так как всю ночь не спал и тренировался, - я не художник. Да и вообще, мне это сложно. А для нее это важно, понимаете?
- Вот поэтому это сделаете вы, и не ошибетесь, и не струсите. А если что-то не получится, то даже лучше, - вместе исправите. И все будет ХОРОШО. – уже огрызалась, после тридцати минут разговора психолог.
- Да что хорошо? Вы видели, что у меня получается? – завизжал я.
Но вместо очередной успокаивающей речи, женщина сбросила звонок.
Шел к Ярославе я сегодня очень нехотя. Мне было страшно. Но я не должен был это показать. Завершающее занятие с психологом и такая важная роль в нем возлагалась на меня. Когда я уже подходил к месту, где женщины рисовали, мои руки тряслись уже капитально.
- Ох, Ярослава! Это почти гениально! Вы такая способная, но вот чего-то здесь не хватает. Не находите? – женщина говорила с пациенткой, а мне рукой показывала, что надо срочно подойти, - Это последнее наше занятие. И я хочу чтобы ваша картина была полной, живой, интересной, причем не только нарисованная, но и картина мира.
В этот момент меня за руку притянули к Ярославе и толкнули в плечо. Я достал из пакета бутылочку, на которой было написано «Тушь», перо, и открутил крышку.
- Не-ет! – вскрикнула Ярослава, на глазах тут же показались слезу, она стала мотать головой из стороны в сторону, губы стали дрожать, - Я умоляю вас, не надо! – шептала она испуганно.
А мне ничего не оставалось, как взять себя в руки и довести дело до конца, иначе это так и останется триггером на всю жизнь. Я мокнул перо в тушь и стал водить им по рисунку Ярославы. На нем были изображены мы, на бумаге я обнимал ее, крепко, а она доверчиво льнула ко мне. Было так страшно испортить этот рисунок, до дрожи в коленях. Но я старательно наносил штрихи.
- А теперь не дай ему заговнять до конца твою работу. Возьми перо и заверши сама, - услышал я голос психолога.
Из-за спины ко мне подошла хлюпающая носом Ярослава. Трясшейся рукой взяла ручку пера у меня и макнула в тушь.
-Смелее, - подбодрил ее, уже успокоившийся я, - это только первый штрих страшно! Я подержу бутылочку с тушью.
И Ярослава взялась наносить штрихи. Работа становилась все ярче, живее, и интереснее.
- Вот, видишь! Это уже совсем другое. Смотри, вы стали более четкими, красивыми, живыми, - подошла врач, - я поздравляю вам, вы справились.
Ярослава положила перо на подставку, я закрыл тушь и поставил бутылочку рядом. Потом девушка бросилась в мои объятья. И мы стояли так же, как на ее рисунке не в силах отлипнуть друг от друга.
- Я верила в вас. Теперь приглашайте на выставку! – рассмеялась психолог, и ушла, оставляя нас одних.
