Здесь неподалеку главный офис дяди. Ты ведь в курсе, что он передал мне его по наследству?
— Прямо-таки неподалеку? — понимаю, что мои подозрения не обоснованы. Иду на попятный.
— А что касается следственной практики, здесь ты не ошиблась. Был такой эпизодический момент в моей биографии. Я быстро понял, что это не мое, и окунулся в бизнес.
Мы с Элиной многозначительно переглядываемся. Вот человек, у которого хотя бы справиться стоит, что можно предпринять. Пока я раздумываю, с чего начать, Элина опережает меня:
— Скажите, Тарас, можно ли узнать, не случилось ли чего с человеком, выехавшим вчера утром в Воронежскую область и не отвечающим на звонки? Мыслимо ли это вообще?
— Вопрос не конкретный. Для этого необходимо знать, на чем выехал, в каком направлении, куда именно. Воронежская область достаточно большая. Но в принципе, попробовать можно. У меня остались там некоторые связи.
У меня загораются глаза, и я уже смотрю на Мамаева чуть ли не с мольбой.
— О ком собственно идет речь?
Вполне закономерный вопрос. Но я вздрагиваю. Придется опять рассказывать о Соболеве. На этот раз подробно и без утайки. Главное, опять не заплакать, как в прошлый раз. К счастью, с нами Элина. При ней мне будет легче признаваться в своем безрассудстве.
Перебивая друг друга, мы с Элиной поведали Мамаеву, почему Темушка оказался в моем доме и зачем Соболев помчался в Воронежскую область.
Мамаев, конечно же, удивился моей беспечности, с которой я даже не уточнила, что это за дачный поселок и в какую историю вляпалась жена Стаса. Правда, о последнем сам Соболев тоже понятия не имел. Возмутился, что не додумалась хотя бы номер автомобиля записать.
Тарас задумался. Мы же смотрели на него с нетерпением и надеждой.
— Значит так, — начал он уверенно, — остался у меня в Воронеже один хороший человек. Данила Шувалов. Для него не составит труда пробить информацию о ДТП на дорогах области. А дальше будем действовать по ситуации. Это пока все, что можно сделать.
— И еще, — продолжил Тарас, — не стоит сразу поддаваться панике. Элементарно: мог разрядиться телефон. Может, он зарядное устройство не захватил в спешке. Может быть, связь плохая. И вообще, давайте все-таки кофе выпьем. Или закажем чай с ромашкой? Это, наверное, в данный момент более подходящий напиток. Для вас. А я — кофе.
Я смотрела на Мамаева и удивлялась, почему все-таки он изначально вызвал у меня негативные эмоции. Внимательный, адекватный и отзывчивый. Вызвался помочь. При этом, без особых нравоучений в мой адрес. И, кажется, даже не ревнуя меня к бывшему.
Последний факт болезненно отозвался в душе: раз не ревнует, значит равнодушен?
Тут же отругала себя. Все-то не так. Лишь бы было к чему придраться.
Элина молча переводила взгляд с меня на Мамаева и обратно. В нем читалось только одобрение. По всей видимости, ее виды на Тараса растворились, и она просто радовалась за нас.
А я все больше доверяла этому большому и грозному, на первый взгляд, мужчине.
Обязательно уговорю, чтоб сбрил эту ужасную бороду. Или хотя бы сделал ее покороче.
Элина, сославшись на то, что ей пора возвращаться в клинику, оставила нас вдвоем. В отличие от меня Мамаев обрадовался ее уходу. О себе я такого сказать не могла, так как ощущала неловкость в его присутствии.
— Милана, расскажи мне о своих чувствах к Соболеву. То, что произошло два года назад, мне понятно. Но что происходит с тобой сейчас — большой вопрос. Признайся, это ведь не простая забота о бывшем?
Ну вот зачем он все испортил? Я только начинаю воспринимать его в качестве человека, которому могу доверять и с которым мне как-то спокойнее. А он опять бередит мою душу. Я ведь и себе не могу объяснить, что творится в моей душе.
Благодаря Элине признаю, что у меня конкретный психотерапевтический диагноз — незакрытый гештальт. Теоретически, да. А если по-простому?
— Милана, ты меня слышишь? — вздрагиваю от вопроса Мамаева. Он накрывает своей большой ладонью мою руку. Ощущаю тепло. Приятно. Виновато смотрю в его глаза.
— Прости. Я задумалась.
— Ты все еще любишь его? — голос глухой. Но в нем не слышно обвинения. Скорее — досада. На меня или на Соболева с его семейными проблемами? Стараюсь ответить уверенно:
— Нет. Это все в прошлом, — звучит не очень убедительно.
Тарас молчит и с грустью смотрит на меня. Потом вдруг меняет тему разговора.
— А как там малыш? Ты ничего о нем не рассказываешь. Скучает, небось, по маме, папе.
— Может, и скучает. Но ведет себя хорошо, не капризничает. Софья — очень хорошая няня. Они как-то сразу поладили. Темушка вообще удивительный ребенок. Когда он впервые оказался у меня, я сначала растерялась, а потом… Потом даже жалко было отдавать его Стасу.
— Мила… давай поженимся.
Смотрю на Тараса квадратными глазами. Что это с ним?
— Ты о чем, Тарас?
— Я не шучу. Со мной ты забудешь о Соболеве. Обещаю. И ребенок у нас будет свой. Понимаешь?
— Ты бредишь. Мы знакомы несколько дней. Мы совсем не знаем друг друга.
— Вот и будет повод узнать.
— Ну, нет. Однажды я уже поспешила. Не хочется повторять свои ошибки. Давай не будем об этом.
— Прости. Я действительно поторопился. Но я не беру свои слова обратно. Просто отложим этот вопрос до лучших времен.
Мамаев уже улыбается, стараясь сгладить острую тему. А я думаю о том, что Соболев за пять лет совместной жизни так и не предложил мне выйти за него замуж. То ли не любил, то ли ему было и без того удобно, то ли не боялся потерять меня. И ведь не потерял, а просто бросил.
Чувствую, что меня опять затягивают грустные воспоминания. Поэтому киваю в ответ на улыбку Мамаева и говорю, что мне пора возвращаться в офис. Мы прощаемся. Тарас взял с меня обещание, что увидимся вечером.
— Я позвоню, если будут новости, — говорит он.
Эти слова впитываю с надеждой на хорошие вести.
День тянется ужасно медленно. Рутинные офисные дела немного отвлекают. Но острый шип в мозгу не дает возможности с головой окунуться в производственные вопросы.
Изнываю от желания позвонить Софье уже в третий раз. Она тоже взволнована отсутствием вестей от Соболева. Повезло Стасу с няней. Редкая женщина согласилась бы остаться с ребенком в подобной ситуации. Я прониклась к ней уважением и благодарностью. Даже представить страшно, что бы я делала без нее.
Нетерпение зашкаливает. Поэтому, не дождавшись конца
