– А куда Миша делся? – туплю я.
– Ты не знаешь?! – округляет Таша глаза. – Так он ведь тоже с ветрянкой слег. Только ему, кажется, еще сильнее досталось.
– Твою мать!
– Ага, ты его заразила, выходит.
«Миш, прости», – строчу ему в мессенджере. – «Если бы только я знала, чем все обернется, ни за что бы с собой не позвала».
Интересно, обошлось бы, если бы я не полезла к нему целоваться? Ветрянка передается воздушно-капельным путем, да…
«Не парься! Сама как?» – приходит в ответ.
«Легче. Ужинаем с Ташей. Хочешь – приходи».
«Боюсь, я не так бодр», – и смеющийся смайлик. Это, наверное, добрый знак, да? Он на меня не обиделся? Я бы не хотела потерять Мишку. Если не как мужчину, то как друга – точно.
Отвечаю ему стикером жалостливо глядящей кошечки. Тупо, да. Но что тут добавить?
– А за Михой кто ухаживал, ты?
– Ревнуешь?
– Нет, – отмахиваюсь со смешком.
– Ну, и правильно. Было бы к кому, да?
– Таш, ты чего? Я же не в обиду. Прости, если что не так ляпнула.
– Ты прости. Настроение хреновое. Устала.
– Еще бы. Больной мужик – то еще счастье. Небось, все кишки тебе вымотал?!
– Да-а-а.
– Ты, кажется, даже похудела.
Это не точно, но такой комплимент всегда работает, а мне Ташу очень хочется поддержать.
– Правда?
– Кстати… Давно хотела спросить, ты случайно в здешний спортзал не ходишь?
– А что, похоже? – фыркает Таша. Ч-черт. Наверное, не надо было так в лоб. Но заходить издалека я не умею. Это слишком энергозатратно. Я не понимаю, почему люди все усложняют глупыми церемониями, когда можно сохранить друг другу кучу нервов и времени, обсудив все, как есть.
– Да просто мне, наверное, придется пойти…
– Тебе?! – хмыкает Таша.
– Ага. Из-за спины. В моем случае укрепление мышц – единственный способ справиться с болью.
– Ну, про спортзал я тебе ничего не скажу. Кроме того, что он оборудован всем необходимым. Есть бассейн, хамам и даже небольшое спа. Сама я там не была, но Ленка – жена нашего Толика, как-то рассказывала, что ей очень понравилось.
– Ясно.
– Ты у мальчиков наших спроси. Они тебя лучше сориентируют. Таир так вообще в свободное время, кажется, оттуда не вылезает. Ну, по нему видно, да? – Таша делает руками круг в районе груди, намекая на отличную форму нашего шефа.
– Ага. И на спортпите он, небось, сидит мощно. Ты, кстати, со мной походить не хочешь? Одной скучно, вдвоем будет веселей.
– Ну не знаю, – Таша отводит глаза.
– Есть время подумать. Я не завтра туда пойду.
Поболтав еще немного, Таша сама вызывается убрать со стола и уходит, сославшись на то, что ей еще нужно проведать Стрельникова. Как всегда, оставшись одна, тут же погружаюсь в апатию. Долго вслушиваюсь в тишину за стенкой. Хочется понять – вернулся ли Валеев с работы, а если так, то почему до сих пор ко мне не зашел. В конце концов, мало ли что со мной могло случиться за время его отсутствия! Ловлю себя на этой мысли и головой качаю. Когда же я успела впасть от него в такую зависимость, а?! Надо с этой нездоровой херней заканчивать. Сама же себя ставлю в идиотское положение! И, что хуже, Таира ставлю…
Телефон тенькает. Сердце подскакивает к горлу, норовя выпрыгнуть из груди. Да что за черт?! Телефон. Подумаешь…
Сашка записала мне голосяшку!
«Мама, привет! Папа сказал, что ты заразилась от меня ветрянкой. Я не хотела ничем тебя заражать. Прости меня и выздоравливай»…
Сердце в горле разбухает. Колючие шипы прорастают изнутри в плоть.
Девочка моя маленькая. Мой Вороненок... Пусть ею движет банальная жалость, как же хорошо, что она сама вышла на контакт. Я этого совершенно не ожидала! Высохшие в камень озера слез стремительно наполняются и проливаются на щеки, как вода из не выдержавшей напора стихии дамбы. Реву, как безумная. Некрасиво завывая и размазывая кулаками сопли по лицу. Я еще ни разу не плакала так с тех пор, как Реутов меня бросил. Я вообще, кажется, никогда так не плакала.
Сашенька, доченька, это ты меня прости. Ты! Я так перед тобой виновата…
Глава 17
Таир
Плач за стенкой рвет душу. Несколько раз порываюсь пойти к Кате и положить конец этому дерьму. И останавливаю себя, потому что наш штатный психолог уже все уши мне прожужжал насчет того, как ненормально то, что Кэт запретила себе горевать, поставив на чувства блок. Так что если она, наконец, себя отпустила, мешать ей не стоит. Но как же бьет по нервам ее тоненький скулеж! Не могу, сука…
Выхожу на балкон. Подкуриваю. Не иначе как на контрасте вспоминаю Ляськины истерики. Как они отличаются от того, что я слышу сейчас. Проблемы у нее, да? Жизнь херовая? Ну-ну. Посмотрел бы я на жену на месте этой девочки.
Набираю полные легкие дыма. Зажав фильтр между зубов, выдыхаю носом. Нет, в Ляське я не сомневаюсь. Мы с ней столько всего прошли! Она ни за что не предаст, всегда на моей стороне будет, что бы ни случилось. И этой уверенности в своей женщине более чем достаточно для того, чтобы за нее зубами держаться. Но я за каким-то чертом примеряю на нас с женой ситуацию Реутовых и задаюсь вопросом – а как бы поступила Ляська на месте Кэт? Смогла бы вот так собой ради меня пожертвовать? Нет, понятно, что я бы никогда об этом не попросил, просто интересно. И противоестественно тоскливо. Потому что я знаю ответ – нет. Как бы там ни было, для нее своя рубашка ближе к телу. В этом нет ничего плохого. Люди по большей части своей эгоисты. По той же причине, кстати, нам так хочется, чтобы ради нас совершали подвиги. Вот как Катя ради этого своего.
Всхлипы, всхлипы, всхлипы…
Ну что там еще этот мудак сделал?! Чего она душу рвет?
Тушу сигарету, перепрыгиваю бетонное ограждение, отделяющее ее балкон от моего. Как я и думал – дверь не заперта. Захожу в комнату. Катя вскидывается в темноте, опираясь на локоть.
– Это я.
Кивает и снова откидывается на подушку, сжав в зубах угол толстого одеяла, чтобы заглушить плач. Но выходит хреново. Ее тело сотрясают рыдания, и даже толстый синтепон не в силах поглотить эти звуки. Тянусь к выключателю.
– Нет. Не надо! – надсадно всхлипывает. – Не надо света.
Кровать у Кати большая. Она откатывается на противоположный край. Я, послушно отдернув руку, сажусь на ту сторону, что ближе к окну. Щелкаю зажигалкой, приспосабливая под пепельницу удачно опустевшую пачку.
– На… – протягиваю сигарету ей и подкуриваю последнюю для себя. Катя с силой затягивается. Наверное, со стороны это все выглядит довольно странно. Забота, которую бы я проявил к любому члену своей команды, трансформировалась во что-то другое. То, чему я пока не придумал названия, потому как ничего подобного в моей жизни еще не случалось.
– Спасибо.
Постепенно глаза привыкают к сумеркам. Теперь я могу рассмотреть даже тонкие черты ее заплаканного лица. Молча друг на друга глядя, курим. Я отчего-то все сильнее нервничаю. Все-таки дурацкая ситуация, как ни крути.
– Можно я спрошу?
– Попробуй, – тушу сигарету.
– Ты счастлив?
Она впервые обращается ко мне на ты. Наверное, после всего, что произошло между нами, выкать действительно глупо.
– А что такое счастье, Кать? – усмехаюсь. – Ну, по-твоему…
– То, что я боюсь никогда уж не испытать, – шепчет она, не задумавшись ни на секунду.
– Не хочу обесценивать твои страхи, но это такая глупость, Кать. Счастье повсюду. Люди просто разучились его замечать. Можно прожить прекрасный день, а запомнить лишь очередь у кассы в супермаркете. Это нормально. И даже оправдано с точки зрения эволюции.
– Хреновые какие-то у эволюции оправдания, – шмыгает носом.
– Ну почему же? Ее механизмы закономерно заточены на выживание вида. Мы изначально созданы не для счастья. Поэтому нам так легко испытывать негативные эмоции. Бей, беги, замри… Сплошной кортизол.
– Как-то грустно это все.
– Да нормально. Дерьмо случается, но и счастья в жизни немало. Нужно просто открыть пошире глаза и быть более чутким в моменте.
