езды на такси от аэропорта до городка, где живут дедушка с бабушкой, я, наконец, почувствовала себя свободней. Будто щупальца, что стискивали меня все это время, пропали и теперь можно вздохнуть полной грудью, расслабится и насладиться морем, солнцем и песком, в котором утопают мои ступки.
Мама тоже стоит рядом и задрав голову вверх, раскидывает руки в разные стороны, шумно вдыхая морской, насыщенный йодом воздух.
— У нас все будет хорошо, — выдыхаю я словно мантру, подставляя лицо яркому летнему солнышку.
— Иначе и быть не может, — отвечает и первый раз за долгое время улыбается.
Мамина улыбка, как аксиома всего самого светлого и доброго, обволакивает сердечную мышцу вкупе с солнечным лучом на голубом небосводе, и внутри зреет понимание, что я только в самом начале пути, и мне надо научиться проживать эту жизнь наполненной самыми яркими эмоциями.
Макс
— Черт, черт, черт! — бил ни в, чем ни повинную стену своей комнаты, вымещая на ней свой гнев.
Пребывая в нереальном ахере от новости, что свалилась на меня несколько часов назад, после того как я радостный пытался дозвониться в дверной замок семьи Гончаровых, но мне никто не открыл и телефон у моей Маруси был выключен.
Что за херня? — подумал я и пошел к матери, которая была дома, чтобы узнать у неё, может, она разговаривала с тетей Катей и знает, почему их нет дома, вдруг их семья уехала в Москву?
— Мам, Горских нет дома, ты не знаешь, где они?
Мама сначала удивилась моему вопросу, но потом, будто что-то вспомнив, попросила меня подождать пару минут и убежала наверх.
В тот момент в груди заныло. Чувствуя какую-то подставу, нервно опустился в кресло и стал барабанить пальцами по подлокотнику.
Спускаясь, мама в руке держала конверт, который мне и протянула.
Меня пронзил холодок, а по загривку побежали мурашки.
На конверте было написано, почерком Маруси мое имя и поставлена на стыке печать. Ну такая, знаете, с алиэкспресса, которая продается разноцветными гранулами, а потом растапливается в небольшой таре и ставится штамп с рисунком. Маша таким увлекалась, у нее был целый набор с разными штампами и цветными восковыми гранулами. В этот раз она сделала мне белую, с легкими голубыми разводами, а на рисунке штампа был изображен схематический город.
Проведя пальцами по мелким изгибам рисунка, я безжалостно сломал эту девчачью печать и достал лист бумаги а4, где было письмо от моей Маруси.
По мере того как я читал, медленно зверел. То, что она писала, казалось мне фантастической иронией, но сжав челюсти, я дочитал до конца, а потом вернулся к первой строчке и прочитал ровные строчки, написанные красивым почерком вновь.
Бред, полный бред. Ну кто же так делает, Машка?! Ты просто приставила пистолет к моему виску и не нажала на курок! А страх и ощущение раздавленности так и остался.
Меня трясёт, я весь вибрирую, меня просто распирает от эмоций! Попытался ей позвонить еще раз, но мне снова механический голос ответил, что абонемент недоступен. Сука!
И вот, чтобы не пугать мать, я вымещаю злость на ни в чем ни повинной стене, и не знаю, как дальше жить и к чему стремиться. Я ведь все спланировал, казалось бы, идеально. Подкинул идею о тотализаторе среди девок на Тихомирова, потом подослал эту прошмандовку, которая не пропускает ни один симпатичный член мимо себя, а на этого темноглазого дрища, я видел, она облизывалась. Все остались в выигрыше — Тихомиров вкусил первый раз женщину и распробовал как подобает секс.
Да он мне спасибо должен за это еще сказать, что все ему организовал по высшему разряду! А то, так бы и продолжал мять свои булки, пора ему уже было становиться мужиком. Ну а если такой правильный и по-настоящему любил Марусю, удержался бы, оттолкнул и не позволил Фадеевой себя соблазнить. Хотя…он на том видео такое вытворял, что взглянув, я сразу понял, что все его чувства к подруге детства полная хня, а глубиной переживаний там и не пахнет.
Для себя я решил, что начну действовать в сторону Маруськи после окончания учебного года. В голове настроил таких грандиозных планов на июнь, планировал больше времени проводить с ней. Снова сблизиться, наконец рассказать о своих чувствах и даже думал провести тест-драйв и пожить с ней в одной квартире. Отец специально покупал мне такую, двухкомнатную, чтобы я мог привезти Гончарову, и у нее там была бы своя комната.
Отец Маши знал и даже одобрил, так мне сказал мой папа. А тут все, чего я желал, осыпается как стеклянный домик, осколки которого уносит порывистый тайфун. А я остаюсь на выжженной земле, которая медленно умирает вокруг меня, а я бьюсь в агонии и пока ничего не могу сделать, не хватает информации.
Как же так, Машка, как ты могла? Значит, столько я значу для тебя, что ты даже не удосужилась мне сообщить о вашем переезде? Интересно, а знают ли об этой новости другие, особенно отец семейства Гончаровых?
Больше книг на сайте — Knigoed.net
