— Двое.
— И сколько день?
— Точно не знаю, пять ночей, может, больше.
— Красивый комната, я думать.
Декстер сел на двуспальную кровать, задумчиво попрыгал на матрасе.
— Но мы с подругой просто… ну, просто хорошие друзья. Нам нужны две комнаты.
— О!.. О'кей. Есть два комната.
Как это он раньше не замечал эти веснушки на груди у Эммы, чуть ниже выреза на платье?
— Так есть у вас вторая комната?
— Да, конечно. Два комната.
* * *
— Есть хорошая новость и плохая.
— Валяй. — Эмма захлопнула блокнот.
— Я нашел потрясное место — с видом на море, с балконом, чуть повыше на холме. Там тихо, если тебе захочется посочинять, есть даже маленький стол, и на следующие пять дней комната свободна, даже дольше, если захотим.
— А плохая новость?
— Там только одна кровать.
— А…
— А?..
— Ясно.
— Извини.
— Правда одна? — недоверчиво спросила она. — Одна кровать на всем острове?
— Разгар сезона, Эм! Я всё обошел! — Успокойся, не визжи, сказал он себе. Может, попробовать надавить на жалость? — Но если ты так хочешь, я пойду еще поищу… — С усталым видом он поднялся со стула.
Она взяла его за руку:
— Кровать большая или маленькая?
Кажется, она поверила. Он снова сел:
— Двуспальная. Большая.
— Что ж, надеюсь, она действительно огромна. Чтобы все было в соответствии с нашими правилами.
— Ну, — Декстер пожал плечами, — мне больше нравится воспринимать их как рекомендации.
Эмма нахмурилась.
— Я хотел сказать, Эм, что если ты не против, то и я тоже.
— Нет, то, что ты не против, это понятно…
— Но ты уверена, что сможешь удержаться и не приставать ко мне…
— О, я-то смогу, вот насчет тебя не знаю…
— Потому что клянусь, если ты меня хоть пальцем тронешь…
Эмма сразу влюбилась в комнату. Стоя на балконе, слушала цикад, стрекот которых был знаком ей только по фильмам; если честно, она даже думала, что цикады — не более чем экзотическая выдумка. А какой восторг у нее вызвали лимоны в саду — настоящие лимоны, на деревьях! Их как будто приклеили к веткам. Не желая показаться деревенской дурочкой, она ничего из этого вслух не произнесла и лишь сказала: «Отлично. Берем». И пока Декстер договаривался с хозяйкой, проскользнула в ванную, где продолжила свою битву с контактными линзами.
В университете у Эммы было твердое собственное убеждение по поводу нарциссизма носящих контактные линзы людей: линзы, по ее мнению, способствовали укреплению идеализированных представлений о женской красоте. Массивные, недорогие и практичные очки, полученные бесплатно по медицинскому полису, свидетельствовали о том, что ее не интересуют всякие глупости вроде внешней привлекательности, так как ее голова занята более возвышенными материями. Но спустя годы после окончания колледжа эта цепь рассуждений стала казаться ей столь оторванной от реальности и лицемерной, что она в конце концов поддалась на уговоры Декстера и купила себе линзы, наконец осознав, что все эти годы избегала лишь одного — того момента из кино, когда библиотекарша снимает очки и встряхивает волосами: «Мисс Морли, да вы красавица!»
Теперь лицо в зеркале казалось ей чужим, голым, открытым, точно она только что сняла очки, которые носила непрерывно в течение девяти месяцев. Ее беспокоило, что от линз у нее начался тик, нервное моргание, которое возникало непроизвольно. Кроме того, они липли к пальцам и лицу, как рыбья чешуя, или, как сейчас, заползали за глазное яблоко, исчезая где-то в глубине глазных впадин. После долгого кривляния и манипуляций, по ощущениям похожих на хирургические, она наконец извлекла линзы и вышла из ванной с красными слезящимися глазами и часто моргая.
Декстер сидел на кровати; рубашка его была расстегнута.
— Эм? Ты что, плачешь?
— Нет. Но погоди, еще буду.
Они вышли в душный полуденный зной, отыскивая путь к длинному полумесяцу белого песка, протянувшемуся в миле от поселка. Настала пора продемонстрировать, в чем они будут купаться. Эмма долго (пожалуй, даже слишком долго) раздумывала над тем, какой купальник выбрать, и в итоге купила простой цельный черный купальник, которому вполне бы подошло определение «викторианский». Снимая платье через голову, она подумала: а не покажется ли Декстеру, что она струсила, не надев бикини, ведь цельный купальник — вещь из той же категории, что очки, удобная обувь и велосипедные шлемы — что-то практичное, невызывающее и совсем не женственное. Не то чтобы его мнение ее сильно беспокоило, хотя ей и стало любопытно, когда она стягивала платье, не смотрит ли он в ее сторону. Как бы то ни было, Эмма не без удовольствия заметила, что сам он надел длинные плавки-шорты. А то ей точно было бы не вынести целую неделю в компании Декстера и его обтягивающих плавок из лайкры.
— Извините, вы случаем не девушка с Ипанемы?[18]
— Нет, я ее тетушка. — Она села и стала намазывать ноги солнцезащитным кремом, стараясь, чтобы жирок на бедрах при этом не трясся.
— Это еще что? — спросил он.
— Крем с фактором тридцать.
— Могла бы просто накрыться одеялом.
— Не хочу сгореть во второй день.
— Похоже на краску для забора.
— Я к солнцу не привыкла. Не то что ты, путешественничек. Поделиться?
— У меня аллергия на солнцезащитный крем.
— Какой же ты противный, Декстер.
Он улыбнулся и продолжил наблюдать за ней через темные очки. Когда она поднимала руку, ее грудь под черной тканью купальника тоже приподнималась, и над эластичной полоской выреза появлялся валик бледной мягкой плоти. Было в ее жесте, в том, как она наклоняла голову и убирала волосы, намазывала шею кремом, что-то, из-за чего он почувствовал приятное головокружение — верный спутник сексуального влечения. Боже, подумал он, еще восемь дней рядом с ней. Купальник был с открытой до поясницы спиной.
— Давай помажу спинку, — предложил он. — Ты же не хочешь обгореть.
Такой старый и банальный заход, как «давай помажу спинку», был ниже его достоинства, поэтому он решил преподнести это как заботу об ее здоровье.
— Давай. — Эмма подвинулась и села между его ног, поджав свои ноги и склонив голову на колени. Декстер начал наносить крем; лицо его было так близко, что она чувствовала его дыхание на шее, а он ощущал исходившее от Эммы тепло. При этом оба очень старались делать вид, что ничего сверхъестественного не происходит и всё это никак не является вопиющим нарушением правил номер два и номер четыре, предписывающих не флиртовать и не оголяться.
