Ознакомительная версия.
В июле он вместе со своими моделями раскланивался уже с Миланского подиума. Хотя уже и не совсем со своими – почти все они подписали выгодные контракты с французскими и итальянскими домами мод. Герц тоже мог быть доволен собой – такой уймы заказов и хвалебных отзывов у него еще не бывало. О нем появился целый ряд статей в иностранных журналах высокой моды, и его коллекция «Потерянный рай» была названа в числе интереснейших коллекций года, а он одним из самых многообещающих модельеров.
Настроение должно было быть прекрасным, но было отвратительным. Антону хотелось бросить к ногам любимой женщины покоренный им мир, но она упорно не хотела его видеть. Он дошел до того, что начал писать ей письма, каждый день по письму. Описывал свои чувства, события, новые знакомства. Просто потому, что нужно было с кем-то поделиться, а делиться сокровенным ни с кем другим не хотелось.
По возвращении в родной город пошел в кафе, где они как-то сидели с Татьяной, и случайно встретил там Юрия Георгиевича, небрежно одетого в застиранную футболочку и потертые джинсы.
Художник с сочувствием посмотрел на изнуренное лицо Антона и деликатно спросил:
– Что с тобой, голубчик? Перетрудился? Ты, как я знаю, мир ездил покорять?
Антон признался:
– Да мир тут не причем. Просто Татьяна ушла.
Немолодой мужчина удивился.
– Да? А мне казалось, вы очень хорошая пара. И смотрела она на тебя таким любящим взглядом.
Антону будто нож всадили в сердце. Так вот почему она так быстро согласилась на его дурацкие условия: не из-за легкомыслия, как он невольно подумал, а просто полюбила.
Хрипловато признался:
– В ее уходе виноват я. Но она мне ничего поправить не дает. Как сквозь землю провалилась. Если бы я мог с ней поговорить!
Юрий Георгиевич по-мальчишески посмотрел по сторонам, будто чего-то опасаясь, потом придвинулся поближе к собеседнику и конфиденциально сказал:
– Зато я знаю, где она.
Антон от возбуждения аж привстал на кресле и нетерпеливо выпалил:
– И где?
– Мне наша областная администрация заказала портрет Латировской для городской галереи. Я его и пишу. Завтра, между прочим, последний сеанс. Так что нас сегодня свело само Провидение. Так бы ты еще долго неприкаянный бродил.
Договорились, что Антон подъедет к мастерской художника в четыре часа, когда работа будет закончена, и войдет после сигнала – вывешенного на окне большого белого полотна.
Четырех часов он не дождался, и уже в два торчал у большого старого здания с квадратными окнами наверху – там были мастерские многих известных художников.
Пристроился напротив на скамейке под раскидистой липой в небольшом скверике. Невдалеке дородная продавщица торговала мороженым, и он взял себе эскимо, чтобы скоротать время. Мороженое он съел, даже не ощутив его вкуса. Если бы оно было из горчицы, всё равно ничего бы не заметил.
Мимо пробегали шумливые дети, проходили любопытные, с интересом оглядывающие импозантного мужчину в хорошем летнем костюме, гуляли молодые мамочки с детьми, но он ничего не замечал.
Внутри что-то мелко дрожало, и он никак не мог унять этой панической дрожи.
А вдруг Татьяна не захочет иметь с ним ничего общего? Что тогда? Как он будет жить дальше? Он старался не думать о плохом, чтобы не напророчить, но страшные мысли упорно возвращались, отравляя солнечный августовский денек.
Но вот на крайнем правом окне взметнулась какая-то белая штуковина, и он резво вскочил. С трудом перебирая онемевшими вдруг ногами, поднялся на самый верх и застыл перед запертой дверью.
Она тотчас отворилась, и на площадку крадучись вышел Юрий Георгиевич. Пожал ему руку, шепнул:
– После ухода просто захлопни дверь. – И, с напором пожелав: – Ну, удачи! – быстро спустился вниз.
Антон несмело вошел в пахнущее краской помещение. Из небольшой прихожей, где стояла деревянная ободранная вешалка и какие-то коробки, прошел в мастерскую. Там на антикварном венском стуле прилежно сидела Татьяна и нерадостно смотрела в широкое окно. У него сбилось сердце от этой ощутимой, стоявшей в воздухе печали.
Заслышав шорох, она рассеянно перевела взгляд на него и, не сразу поняв, кто перед ней, немного прищурилась. Разглядев, сердито вскочила.
– Как ты здесь очутился?
Он подошел поближе и честно признал:
– Просто мужская солидарность. Юрию Георгиевичу стало меня жаль.
Гордо выпрямившись, Татьяна попыталась пройти мимо него к выходу, но он ухватил ее за руку и увлек на стоявший около стены удобный кожаный диван.
Поняв, что без борьбы ей не вырваться, она решила перетерпеть его притязания и села, строго сдвинув колени и надменно подняв голову.
Антон залюбовался ее нежным подвижным лицом, и с досадой спросил у себя самого, почему он не замечал этой изысканной красоты раньше? Почему ему нужно было непременно потерять самое дорогое, чтобы его оценить?
Долго смотрел в любимые глаза, потемневшие от неприязни. Ему хотелось не разговоров, а нечто более осязаемого и приятного, но ничего подобного он позволить себе не мог. Ледяная стена, возведенная ею, со временем стала выше и прочней, он ощущал это всеми своими вибрирующими нервами.
Лихорадочным движением взлохматил волосы. Татьяна упорно смотрела в сторону, не желая давать ему ни малейшего шанса. С трепетом взяв ее тонкую руку, Антон принялся целовать безжизненные пальчики, даже не пытаясь скрыть охватившей его крупной дрожи.
– Ну прости, прости меня, милая! Не губи жизнь ни мне, ни себе! Ведь ты же тоже любишь меня, я это чувствую! – в его голосе было столько отчаянной мольбы, что она невольно дрогнула.
Почувствовав это, он обхватил двумя ладонями ее лицо и заставил посмотреть на себя. Переведя на него глаза, она увидела его напряженное лицо и мелко бившуюся на виске синюю жилку. На мгновенье ей стало его жаль, но тут же проснулась гордость. Больше она никогда не будет постельной игрушкой, какие бы обещания он ей не давал. Хватит, наслушалась!
– Ты про меня ничего не знаешь и не приписывай мне свои мысли! – она попыталась встать, но он обхватил ее за локти и не позволил подняться.
– Пусти меня!
Когда он не отреагировал на ее требование, память Татьяны выхватила из прошлого его похотливое лицо, с которым он позволил той девице залезть себе под рубашку, и она изо всей силы толкнула его.
Он даже не отклонился, чтобы смягчить удар. Замахнулась снова, на сей раз желая ударить Антона по лицу, но наткнулась на покорный взгляд его глаз, и поняла, что он и пальцем не пошевельнет, чтобы защититься. Стало стыдно, будто она вздумала побить безответного ребенка. Попыталась встать снова, и снова он ее не пустил, пытаясь прижать к своей груди.
Ознакомительная версия.
