Ознакомительная версия.
– А в чем намек? – не уловила Маша.
– Манюня, ну думай головой! Сначала просто кукла в платке, потом уже романтика, а потом – райское наслаждение. Не в этом дело! Он еще смотрел так… Ну, так, что аж мурашки бегали. Хотя, ты знаешь, я мужиков не люблю, и ничего у меня от них не бегает.
Насколько Маша помнила, особенно Гусева не любила мужчин, не обращавших на нее внимания.
– В общем, у него какая-то то ли консервная фабрика, то ли овощебаза. Не суть. Настоящего мужчину ничто не испортит. Он нам заказал рекламный проект маринованных огурцов. А наш Вадик, ну, ты помнишь, я про него рассказывала, он еще гением себя считает, придурок лысый. Кстати, я всегда говорила, что лысый мужчина ущербен и закомплексован, потому что человек с коленом вместо головы и мениском вместо мозга по определению не может быть полноценным. Так вот Вадик наваял целую концепцию, суть которой в том, что огурцы повышают потенцию. А мне велено было воплотить идею на этикетке. Самое дикое, что этот овощной король согласился на такую пошлятину. Измельчали мужики, отупели. Весь мозг утек ниже пояса, как неправильно закачанный гель. В общем, представляешь себе ассоциации огурца с потенцией?
– Кхм, – ассоциации в Машином мозгу всплыли незамедлительно, и она покраснела.
– Ну, я заменила потенцию на романтику и наваяла более-менее приличных вариантов: огурцы со свечами, типа – романтический ужин, огурцы с мускулами, как бы мультяшки, мачо с банкой огурцов, на которой этикетка с ним же и этой же банкой и так далее. А этот Вадик, дебил со спермотоксикозом, нарисовал огурец в виде… ну, сама поняла, в виде чего, здоровый, зеленый, пупырчатый и подписал: «Йа агурчег!» Ты упала или еще сидишь?
– Я вообще не поняла, – призналась Маша. – Это что означает?
– Как ты думаешь, Князева, где больше всего неудовлетворенных мужиков?
– Там, где нас нет, – предположила Маша. На самом деле ей было глубоко наплевать, где кучкуется сильный пол, дошедший до нужной Гусевой кондиции.
– В Интернете. Во всяких там «удавах» и в чатах. В общем, не буду тебя грузить трагическими подробностями. Мой мачо выбрал эскиз, который сделал Вадик. Они на этой почве, прям, подружились. Дурак дурака видит издалека. В моей жизни очередной облом. Аж тошно теперь. Я ж его шоколадки ела.
– А ты верни.
– Зря шутишь. Мне сейчас так отвратно, что они того гляди сами вернутся. Ладно, чего ты там плакалась про няньку-то? Хочешь, я приду ее попугать?
– Нет, Рит, спасибо, не надо, – с жаром начала убеждать ее Маша. Уж что-что, а попугать у Гусевой могло получиться в лучших традициях. – Я просто боюсь ее оставлять в квартире. Придется же ключи отдать. И Никитку. А вдруг она чего удумает? Сейчас по телевизору всякую жуть показывают.
– Ну, давай я все же приду попугаю, – оживилась Рита. – У меня все равно теперь личной жизни нет, так я хоть пользу принесу какую-нибудь. Тем более, что она тебе не нравится.
– Рита, не надо. Она мне нравится. Просто непривычно и боязно.
– Ага. Как к гинекологу в первый раз, – понимающе хмыкнула Гусева. – Поставь на шкаф камеру и диктофонов включенных везде напихай. Хотя бы будешь знать, что она примерно делает и сколько плачет ребенок. Если все нормально, то он плакать не должен. Кстати, старайся ее выпирать до прихода мужа. На всякий случай.
– Да ты что, – улыбнулась Маша. – Ты ее не видела. Она в реале еще смешнее, чем на фото. Каланча такая в очках и хламиде какой-то. Я потом, может, займусь ею. Жалко же, она наша ровесница, а выглядит, как синий чулок.
– Князева, ты дура. Я тебе это уже говорила, но могу повторить. Мне не лень. По квартире должен полоскаться синий чулок, а не фря расфуфыренная. Меньше напряга в семейной жизни. Если села на диету, не держи в холодильнике пирожных.
– Спасибо, добрая душа, – в сердцах парировала Маша. – То есть я – диета, а она – пирожное?
– Пока нет. Но что-то мне подсказывает, что ты только что собиралась украсить ее взбитыми сливками и воткнуть в композицию вишенку.
– В любом случае мой муж не такой!
– Не такой, это когда он щиплет за задницу сантехника или заглядывается на соседа дядю Васю. Все остальные – такие.
– Ты мне настроение испортила, – сообщила Маша.
– Хоть что-то хорошее в этот трагический день, – резюмировала Гусева. – Если передумаешь и решишь попугать свою очкастую – звони.
Кондиционер весело гонял по кабинету холодный воздух, освежая и бодря. Максим Михайлович потянулся, хрустнув суставами, и вызвал секретаря:
– Ирмочка, чайку мне сделай, пожалуйста.
Ирма материализовалась в кабинете через несколько минут, аккуратно водрузив на стол перед шефом серебряный поднос со всеми необходимыми для чайной церемонии атрибутами. При этом она не забывала подрагивать бюстом и попкой, почти не прикрытой мини-юбочкой. Кузнецова ее наивные ухищрения забавляли. Как она сверкала глазками на собеседовании, как строго уточняла, не предполагается ли интим, как старательно натягивала на оголявшиеся колени юбку… А теперь уже пошел пятый месяц, как эта цыпочка испытывает босса на моральную устойчивость.
Он одобрительно окинул взглядом тонкие стройные ноги, размышляя, сколько еще времени и терпения понадобится юной соблазнительнице, чтобы сделать первый шаг. Пока она еще не шагала, а только семенила в направлении светлой цели. Максим Михайлович не любил напрягаться и тратить время на пустое. Женщина должна сама созреть и упасть в руки.
– Как тут у вас тихо! – Двери распахнулись, и в проеме раскорячился папа собственной персоной. – Спите, что ли, ась?
Он расставил руки и пошел на пугливо жавшуюся к шефу Ирму.
– Здравствуйте, Михаил Яковлевич, – проблеяла она, плотно впечатав бедро в плечо босса. Больше всего девушка боялась, что в результате ее титанических усилий в качестве приза будет завоеван не непосредственный начальник, а этот старый мухомор, вечно донимавший молодую секретаршу скабрезными шуточками и распускавший руки.
– Здравствуй, деточка, – прошамкал дед, глумливо ухмыльнувшись. – Этот пояс тебе очень идет.
Он одним глотком опустошил чашку с зеленым чаем и крякнул:
– Макс, что ты сено-то завариваешь? Нет бы что путное в чайник бросил. Травку какую-нибудь бодрящую. Или тебя и без травки есть кому бодрить?
Тут он, как старый краб, развернувшись боком, попытался дотянуться клешней до секретарской юбочки, действительно состоявшей из одного пояса. Маневр не прошел: Ирма, тихо взвизгнув, отпрянула в сторону.
– Эх, ядреная девка! – выдохнул дед. – От такой в хозяйстве одна польза. Слышь, чадо, чего глаголю?
«Чадо» в лице Максима Михайловича скучно разглядывало край стола. Выражение его физиономии было чрезвычайно кислым и обреченным. «Интересно, – думал он. – Если бы Ирма знала, кто на самом деле тут хозяин, к кому бы она сейчас прижималась?»
Ознакомительная версия.
