— Черт возьми, ты сама не знаешь, что я прочел в твоих глазах, — глухо произнес он, и его большие руки с силой схватили ее за талию и притянули еще ближе.
Было упоительно ощущать его огромное мускулистое тело во весь рост своего. Она подняла лицо и посмотрела ему прямо в глаза. Ее сердце колотилось. Его голова начала наклоняться, и она задрожала.
Его алчущий рот сделал ей больно. Она вытянулась, обвилась вокруг него, а его губы раздвинули ее губы и жадно впились в них страстным поцелуем.
— Блейк, — изнемогая, прошептала она. Его рука двинулась вверх от талии и закрыла ей грудь, вобрав в себя едва ощутимый вес, а его язык вторгся в тепло ее рта.
— Ты у меня в крови, Кэт, как медленно действующий яд, — хрипло шептал он. Его пальцы начали осторожно сжиматься на ее груди, а он наблюдал за беспомощным выражением ее вспыхнувшего румянцем лица. — Я смотрю на тебя и думаю только о том, что ты чувствуешь в моих руках. Помнишь, как это было вчера? Твои груди прижимались ко мне, и ни единая нитка не мешала нам чувствовать друг друга кожей.
— Не надо, — теряя силы, лепетала она. — Это нечестно…
— Почему же? — спросил он, приподнимая ее от пола на уровень своих глаз. — Скажи, разве тебе не хотелось того, что я делал с тобой в беседке? Скажи, что не хотелось, что ты не горела с головы до ног, когда я выпустил тебя!
Она не могла этого сказать, потому что она желала его, и это читалось на ее пылающем лице, в расширенных зеленых глазах, умоляющих его о пощаде в тишине офиса.
— Я хотел бы уехать на Мартинику только с тобой, знаешь это? — резко выдохнул он. — Только мы вдвоем, Кэт, и я бы положил тебя в темноте на песок и попробовал бы на вкус каждый нежный сладкий дюйм твоего тела.
У нее перехватило дыхание от страстной требовательности этих слов.
— Я… я бы не позволила…
— Черта с два ты не позволила бы, — шепнул он. Его губы снова прильнули к ее рту, его руки скользнули ниже, обхватили ее бедра и бережно и властно стали прижимать к его бедрам, пока она не вскрикнула от остроты вызванных этим ощущений. — Хочешь меня, Кэт? — Его шепот был вкрадчивым и дразнящим. — Одному Богу известно, как я хочу тебя, это почти невыносимо. Не надо было так тебя ласкать. Теперь я ни о чем больше не могу думать, теперь я хочу тебя всю, еще сильней, чем раньше. Поцелуй меня, милая. Поцелуй же…
Она подчинилась, потому что в этот момент она ничего другого не желала от жизни. Чувствовать его, прикасаться к нему, ощущать его на вкус, вдыхать его запах… Большие руки Блейка словно тисками прижимали ее всю, до последнего дюйма, к властному телу, а губы впитывали в себя все ее существо. Казалось, прошло бесконечно много времени, пока он не поднял голову, чтобы позволить ее глазам погрузиться в свои.
Дверь распахнулась так неожиданно, что это причинило почти физическую боль, и пронзительный голос Вивиен грубо разорвал связывавшую их хрустальную нить чувства.
— Привет, — произнесла Вивиен с отчетливым британским акцентом. — Надеюсь, я не помешала?
— Конечно, нет, — сказал Блейк, с великолепными самообладанием и улыбкой оборачиваясь к ней. — Я обещал показать комбинат, верно? Идем. Кэт, — бросил он через плечо, — ты с нами.
Все еще дрожа от возбуждения, она было хотела отказаться. Но Вивиен уже смотрела на нее так подозрительно, что она не осмелилась.
Блейк провел их по огромному текстильному комбинату, показывая самые интересные участки и помещения: учебную мастерскую, где швеи учились работать на новейшем оборудовании; брючный конвейер, где каждый оператор швейной машины выполнял свою, отличную от других, операцию, чтобы в конце получилась готовая пара слаксов; отдел раскроя, где мужчины расстилали на длинных столах в несколько слоев огромные тюки тканей, а потом разрезали их ножницами. Кэтрин припомнила, как назывались профессии работников ткацкой фабрики в ее школьном учебнике: «тючники» разносили швеям свернутые тюки тканей; «надзирательницы» следили за работой швей, «расстилальщики» разворачивали ткани; «резальщики» резали материал; «инспектора» отвечали за сортировку материй на третьи, вторые и первые сорта. А еще были «гладильщики» и «упаковщики» и «леди-прачка», которая стирала образцы изделий. Сотни швейных машин одновременно работали в цеху, где шили рубашки, а еще была секция, где нашивались пуговицы, крючки и кнопки, и секция брючной фурнитуры. Зрелище ярких тканей заворожило Кэтрин.
— Какой дивный оттенок голубого! — воскликнула она.
Блейк усмехнулся.
— Когда-нибудь я возьму тебя на ткацкую фабрику и покажу, как это делается. Тюки с хлопком проходят длительную обработку, прежде чем сырье попадет на веретена и из него получится готовая ткань. Сейчас мы используем хлопок и вискозу. В доброе старое время фабрика работала исключительно на хлопке.
— Как интересно, — без особого энтузиазма протянула Вивиен. — Я никогда прежде не бывала на текстильной фабрике.
Кэтрин смерила ее презрительным взглядом. Она бывала здесь не однажды. В детстве она всегда увязывалась за Блейком и Филлипом, потому что ее интересовал весь процесс изготовления одежды. Но с тех пор ей не приходилось приезжать сюда, а тогда она была еще слишком мала, чтобы понимать многое из того, что видела.
— Сколько блузок изготавливается здесь в неделю? — спросила Кэтрин, наблюдая за движением по конвейеру блузок разной степени готовности. Ей пришлось прямо-таки прокричать свой вопрос в ухо Блейку, чтобы он расслышал его сквозь шум машин.
— Примерно десять тысяч дюжин, — ответил он, улыбнувшись ее изумлению. — Мы приобрели много новых станков. У нас больше шестисот операторов швейных машин, а это означает, что нам нужно примерно сто пятьдесят тысяч ярдов полотна в неделю, чтобы занять работой всех этих женщин.
Кэтрин оглянулась на пройденный по цеху путь:
— А где слаксы?
— Это отдельное производство, Кэт, — напомнил он ей, взглянув на дверь, разделявшую два цеха. — У нас только сотни три станков на брючном конвейере. Здесь самый большой бизнес — блузки.
— Потрясающе! — воскликнула она.
Блейк кивнул:
— У нас большое дело. Мы подписали контракт с двумя самыми крупными почтовыми фирмами, рассылающими заказы по каталогу, да еще сеть складов по всей стране. Чертовски много работы.
— Наверно, это дает огромные прибыли, — заметила Вивиен, и Кэтрин уловила в ее глазах отблески доллара.
Блейк вскинул брови, но не проронил ни слова.
Когда они закончили экскурсию, Вивиен упросила Блейка пригласить ее в соседний ресторан на чашку кофе, и он оставил Кэт наедине с диктофоном, так что ей пришлось печатать множество наговоренных им на пленку писем. Ей показалось это оскорбительным: Вивиен и так успела позавтракать дома, а он приглашает ее на кофе с пончиками, а Кэтрин он уволок из дома натощак, а теперь еще и оставил умирать с голоду в одиночестве. Она немного утешилась только через полчаса, когда вернувшийся в офис Блейк поставил на стол перед ней термос с горячим кофе и корзинку с печеньем.
