Впервые за последнее время ее глаза просияли. Казалось, она обрела что-то утраченное.
— Не знаю, можешь ли ты это понять, Хавьер… — тихо проговорила она.
— Ты сомневаешься? Почему ты думаешь, что я не способен понять? — оскорбился герцог.
— А ты способен? — с сомнением спросила Грейс.
— Боже! Я совершил множество глупостей, наговорил столько непростительных дерзостей, вел себя как подонок, но понимаю, что двигало твоим отцом. Потому что… — Хавьер запнулся. — Я вижу фотографию твоей матери, еще недавно видел твоего отца, который живет неумирающей памятью о своей любимой. Я вижу тебя, выплакавшую глаза. И мне невыносима мысль, что я ничем не могу помочь тебе.
— Мы совершили ошибку, за которую дорого заплатили, — скупо отозвалась женщина.
— Только не говори, что ты смирилась, Грейс.
— А что ты предлагаешь?! — со стоном воскликнула она.
— Мое предложение ты приняла из любви к своему отцу, да и я делал тебе его, исходя из своекорыстных соображений. Ты видела настоящую супружескую любовь своих родителей. И наш брак представляется тебе постыдной сделкой. Мне не забыть твое безрадостное лицо перед алтарем. Я относился к твоим идеалам с иронией. И напрасно.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросила, заглянув супругу в лицо, Грейс.
— Я бы хотел тебе помочь, утешить, но не знаю, как сделать это. Думаю, тебе следует поехать в Англию, к родным. Если ты не сменишь обстановку, это плохо кончится, — предложил муж.
— Понятно… — еле слышно произнесла женщина и, уже громче, поинтересовалась: — Значит, герцог хочет, чтобы я уехала? Когда?
— Грейс, это не изгнание, — поспешил возразить он. — Это необходимо для твоей же пользы. Тебе помогут собраться. Я распоряжусь, чтобы ты вылетела уже завтра.
— Ты можешь открыть мне настоящую причину, по которой я должна уехать? — недоверчиво осведомилась она. — Насколько мне известно, по условию завещания твоего деда мы не имеем права расставаться надолго.
— Да, — согласился Хавьер. — Но я не могу держать тебя при себе, видя, сколь негативно это отражается на твоем состоянии. Ты переживаешь трагедию, а я не в состоянии помочь. Надеюсь, с отцом и тетей тебе будет лучше, чем со мной.
— И ты готов рисковать местом главы банка? — отказывалась верить Грейс.
— Сейчас это не имеет значения, — сдержанно возразил герцог.
— Или же ты ненавидишь меня настолько, что не желаешь сносить мое присутствие? — Она заподозрила мужа в неискренности. — Не можешь простить мне потерю ребенка? — задыхаясь, со слезами на глазах проговорила женщина.
— Как ты могла подумать такое, Грейс?! В том, что мы потеряли ребенка, моей вины не меньше, чем твоей! — воскликнул он. — Умоляю, не плачь. Выслушай… Просто настало время разрубить этот гордиев узел. Ты можешь смело возвращаться домой. Твоему отцу ничего не грозит. Я отпускаю вас обоих. Больше между нашими семьями не существует никаких счетов, никаких взаимных обязательств. Я лишь надеюсь, что однажды, восстановившись, окрепнув, ты сможешь простить мне все то зло, те обиды, которые я тебе причинил.
— О чем ты говоришь, Хавьер? Ты не виноват в том, что не любишь меня. Не таков был наш уговор. Мне очень жаль, но я не смогла стать тебе хорошей женой. И вдвойне жаль оттого, что я тебя любила, — призналась Грейс.
— Любила? — переспросил герцог. — Это правда? Все в прошлом? Ты больше не любишь меня?
— Какое это имеет значение, если ты хочешь, чтобы я уехала?
— Нет, Грейс. Это все меняет… Я не предполагал, что ты любишь меня.
— И что же это может изменить? — Женщина пожала плечами.
— То, что наше чувство взаимно, Грейс, — шепнул герцог де Эррера, поцеловав лепестки ее губ. — Я внушал себе, что это не более чем контракт и хороший секс. Но разлука на все заставляет взглянуть по-другому.
— Я принадлежала тебе, Хавьер, а ты мной играл. Ты играл моими чувствами. Я не могла быть ни в чем уверена, только поэтому поверила Люсите, только поэтому собрала вещи и села в эту проклятую машину! — прокричала Грейс, ударив мужа кулаком в грудь.
Хавьер нежно обнял ее за плечи и прошептал, утешая:
— Знаю, любимая, прости. Но я клянусь, что это никогда не повторится. Я защищу свою семью от вторжения завистников и клеветников. Но ты действительно принадлежишь мне. Это лестно слышать именно из твоих уст, любимая.
— Ты больше не гонишь меня? — с надеждой спросила мужа Грейс. — Я не хочу уезжать от тебя. Эль Кастильо де Леон стал моим домом.
— Теперь я точно никуда тебя не отпущу, родная. Теперь наши клятвы обретут силу. Я обещаю, что заглажу свою вину перед тобой. У нас обязательно будут дети. Много детей. И все они будут любимы и счастливы. Они сделают счастливыми и нас.
— Не только они… — покачала головой Грейс. — У нас есть наша любовь.
— Люблю тебя, — нежно произнес герцог.
Он поднял супругу на руки и положил на постель.
— Никогда не отпущу, — сказал Хавьер, целуя жену.
Грейс приняла его в свои объятия. Они вновь были вместе.
— Ты моя судьба, Грейс. Я не сразу это понял. Но теперь, осознав, не дам тебе уйти. Обещай, что никогда не оставишь меня, любимая, — потребовал герцог де Эррера.
— Не могу поверить, что ты хотел отправить меня к отцу, — прошептала Грейс, нежась в его объятьях.
— Даже собирался начать процедуру развода, чтобы избавить тебя от этого дьявольского соглашения. Я знаю, насколько тебе невыносимо притворство, — кротко признался Хавьер.
— Мне оно действительно было невыносимо. Но ради тебя я готова была терпеть. Я вижу, как тебе необходимо стать главой семейного банка. И это твое право, которое никто не должен у тебя отобрать, — сказала понимающая супруга.
— Но поскольку мы все так счастливо выяснили, вступает в действие новый план, — загляну в любимые глаза, проговорил герцог.
— План? Какой план? — оживилась Грейс.
— Ужин, свечи, вино. Новые клятвы. Никакого притворства, только любовь и верность. Что скажешь?
— Безусловно, этот план мне нравится гораздо больше, чем развод, — с радостью призналась герцогиня де Эррера.
— Значит, решено?
— Решено, — кивнула Грейс.
Во время празднования первой годовщины брака герцога и герцогини де Эррера Эль Кастильо де Леон утопал в розах. Никогда еще сады древнего замка не видели такого изобилия ароматных бутонов. Все комнаты были заставлены старинными вазами с восхитительными букетами. Цветы любви были повсюду. Их одуряющие ароматы разливались в воздухе — сладостные, нежные, головокружительные, как сама любовь.
