— Я нашел в этом нечто положительное, точнее — даже два момента. — Джейми возвращается из кухни, потрясая кофеваркой.
— Если ты в состоянии увидеть в этом хоть что-то положительное, — говорю я, — тогда тебе пора заседать с Тони Блэром на Даунинг-стрит. Из этой ситуации бесполезно искать счастливый выход. Дом, в который они переезжают, виден из окна моей спальни. Я ночью проверяла. Раз пятьдесят.
— Просто выслушай меня. Может быть, он продешевил.
— Что?
— Ну, возьмем тебя: замечательная работа, замечательные друзья, полно денег, великолепная квартира, идеальная фигура и потрясающая внешность без единой инъекции ботокса. Разве Поппи может с тобой соперничать?
— Ей не нужно соперничать, Джейми. Ей двадцать три года. Она проведет свою жизнь замужем за человеком, который, как мне казалось, предназначен мне судьбой, будет встречаться со своими двадцатитрехлетними подружками и болтать обо всяких двадцатитрехлетних пустяках — ну, например, о молодежных певцах, о Джессике Симпсон и обо всех голливудских сплетнях из журнала «Хит»… Единственное, в чем я выигрываю, — моя работа.
— Да, но кто же женится на двадцатитрехлетках? — парирует Джейми. — Просватанные невесты и двоюродные родственники, вот кто.
— Возможно, она для него всего лишь племенная кобылка, вот и все, — говорит Рэйчел.
— Нет уж, ребята, хоть я, возможно, и приостановила свои биологические часы, но я все еще могу иметь детей, правда?
— Конечно, можешь, милая, — соглашается Джейми. — Ты еще неоперившийся птенец по части деторождения. Я недавно читал статью про одну китаянку, которая родила двойню в шестьдесят лет. К тому же ты всегда можешь отдать свою яйцеклетку на заморозку. Кстати, так делает сейчас большинство знаменитостей. Деловые женщины вроде тебя, которые хотят отложить эти дела на потом. Их называют детородными уклонистками.
— Спасибо, Джейми. Как будто мне больше не о чем беспокоиться.
Рэйчел, спасибо ей, возвращается к более насущной теме.
— Могу я также указать, что тот, чье имя навсегда останется неизреченным, переезжает в дом, который куплен ее отцом? — замечает она, вынимая бублик из пакета и выкладывая его на столик прямо перед моим носом. Я понимаю, что она проявляет заботу, но сейчас даже от запаха еды меня начинает мутить. — Значит, таким образом он собирается вести свою супружескую жизнь? — продолжает она. — Под крылышком у ее папаши?
— Многие мужчины об этом мечтают, — говорю я, — встретить партнера, который обеспечит им безбедную жизнь.
— Ну хоть я, например, — согласно кивает Джейми.
— Тебе нужно продать квартиру и переехать, — продолжает Рэйчел. — Ты на этом районе можешь состояние сделать. К тому же ты всегда говорила, что хотела бы когда-нибудь жить в собственном доме без соседей. Давай, ведь в этих местах на автостоянках не встретишь симпатичных холостяков, правда? А кроме того, разве запахи обеда из микроволновки в соседней квартире тебя не раздражают?
— Нет, — твердо заявляю я. — Я не перееду. Знаете почему? Потому что тогда он победит. Я не собираюсь сбегать из дому, чтобы с ним не встречаться. Не хочу показаться упрямой и… ох, не знаю… вредной, что ли, но я здесь первая поселилась.
— Может быть, это не так уж плохо, — подает голос Джейми, вечный оптимист.
— Объясни почему.
— Ну, если задуматься, все это означает, что теперь ты больше не сможешь выскочить за дверь воскресным утром за газетами в полинялых джинсах. Тебе придется каждый раз делать макияж. И что в этом ужасного?
— Ох, Джейми, — вздыхаю я, чувствуя, что надвигается новый приступ рыданий. — Ужасно то, что он женится на ней. Не живет с ней и даже не покупает ей трижды проклятый дом, а именно женится. Передо мной он не выполнял никаких обязательств! Даже подаренную золотую рыбку забывал кормить, когда я уехала, и она сдохла от голода. Я требую, чтобы вы сказали мне откровенно, как лучшие друзья: есть во мне что-то принципиально незамужественное?
Они успокаивают мое раненое самоуважение разными «не будь такой идиоткой», «это его потеря, а не твоя», «да что у него с ней может быть общего?» и — призом моих симпатий — «только подумай, Эмилия, когда ей будет тридцать, ему вот-вот стукнет пятьдесят. Он для нее будет не просто стариком, а почти призраком».
Но мое горе от этого не проходит.
— У меня есть еще кое-какие новости, — говорит Джейми, и по хмурому взгляду, который бросает на него Рэйчел, я догадываюсь, что они препирались об этом еще в машине на пути сюда.
— Мне лишь бы отвлечься от мысли, что я, похоже, так и скончаюсь старой девой. И что соседями у меня будут мой бывший любовник и его молодая жена.
— Вспомни о своих курсах «найди мужа».
— Ну и что?
— Можешь приклеить мне фальшивые усики и называть Эркюлем Пуаро. Угадай, кого я встретил вчера вечером в кафе.
— Сдаюсь.
— Мэтта Ковени.
— Кого?
— Ну, Мэтта. Ой, да ты его знаешь по университету. Большой и волосатый. Смахивает на Саймона Коуэлла, вспомнила?
— Как у него с ориентацией?
— Никак. — Рэйчел посылает Джейми убийственный взгляд. — У него вообще нет ориентации. Говорят, что в этом часть его очарования.
— Я рассказываю ей из самых лучших побуждений, — огрызается Джейми.
— Оппенгеймер, изобретая ядерную бомбу, тоже действовал из лучших побуждений. И Пол Пот тоже.
— Ребята, я слишком устала, чтобы вас разнимать. Рассказывайте, в чем дело, а то я заставлю вас просмотреть серию «Кельтских тигров» с начала до конца.
— Итак, — говорит Джейми, игнорируя испепеляющие взоры Рэйчел, — ты помнишь, что мы вместе с Мэттом поставили кучу пьес в студенческом драмкружке, пока еще учились в ДУК?
— Ах да, поняла; я знаю, о ком ты говоришь.
— Так вот, он тогда дружил со стариной Питом Муни, твоим бывшим ухажером. И я спросил его, что он о нем знает, и, представь, они все еще поддерживают знакомство. Итак, сейчас Пит в Белфасте и работает — боже ты мой, какая прелесть — бухгалтером!
— Чего уж такого смешного в том, что он работает бухгалтером?
— Ничего. Просто когда он разогнал «Запасной выход», то сказал мне, что у меня нет таланта, а он станет суперзвездой. А теперь я в шоу-бизнесе, а он считает чужие деньги. Не так уж часто мне в жизни удается высказать громкое ха-ха!!!
— Так он сейчас в Белфасте?
— Да, но у меня есть сюрприз, деточка. Смотри, что папа тебе принес… — драматически объявляет он, жестом фокусника доставая из кармана мятый листок бумаги.
— Что это такое? — Я машинально беру бумажку.
— Всего лишь номер домашнего телефона Пита. Так что ты сможешь выполнить домашнее задание на эту неделю, и это, надеюсь, отвлечет тебя от мыслей о том, чье имя навсегда останется неизреченным. Разве я не гордость нации?
